Цивилизация
Будущий гетман появился на свет в немецком Висбадене, где находилась на отдыхе его мать. Данное обстоятельство впоследствии иронично обыгрывалось недругами политика: дескать, после неудачливого руководства Украиной Павел Скоропадский убыл на свою истинную родину. Его семья была богатой даже по меркам империи, а происходила из Полтавы. В этом же городе, кстати, родился и жил враг и низвергатель гетмана в 1918 году «головной атаман» Симон Петлюра, чьи стартовые данные, впрочем, были не в пример скромнее.
Скоропадскому была уготована карьера военного, тем более что его предком являлся брат гетмана Ивана Скоропадского – того самого, кто возглавил сохранившие верность Петру I отряды запорожских казаков в Полтавской битве после измены Ивана Мазепы. Сам «любимец первого императора» наследников не оставил.
Скоропадский-потомок окончил престижный Пажеский корпус, и затем служил в Кавалергардском полку, шефом которого являлась императрица Мария Федоровна. В 1897 году женился на дочери крупного чиновника, в дальнейшем московского генерал-губернатора Петра Дурново.
В Первую мировую войну Скоропадский вступил командующим аристократическим Конным полком в чине генерал-майора.
Эскадроном в этом же формировании командовал представитель другого старинного знатного рода ротмистр Петр Врангель, будущий белый генерал и главнокомандующий Русской армии в Крыму. Любопытно, что оба кавалериста одевались во время Гражданской войны в черные черкески, благодаря чему имели сильное внешнее сходство.
За годы Первой мировой Скоропадский успел познакомиться и с другими главными действующими лицами будущей Гражданской: Петром Красновым, Лавром Корниловым и Антоном Деникиным, который, кстати, уже на посту главкома Добровольческой армии категорически не признавал власть гетмана на Украине, считая ее сферой интересов Белого движения. Знал он лично и императора Николая II, в свите которого состоял с 1912-го.
Будучи одним из самых высокопоставленных военных украинского происхождения, при Временном правительстве Скоропадский получил задание преобразовать вверенный ему в 1917 году 34-й армейский корпус в составе Юго-Западного фронта в национально-украинское общевойсковое соединение. После Октябрьской революции генералу пришлось выбирать между большевиками и провозглашенной Украинской народной республикой, руководители которой взяли курс на независимость. Альянс Скоропадского с националистами не сложился. Идеологические различия с новой властью оказались слишком значительными. Для Петлюры и других лидеров УНР генерал представлялся олицетворением старого, неугодного им режима.
Сам Скоропадский всю свою недолгую политическую карьеру лавировал между ностальгией по былой России и умеренно самостийными настроениями, так и не определившись с окончательной позицией.
В одной из бесед с атаманом Красновым, где обсуждалось сотрудничество против красных в период Гражданской войны, Скоропадский так объяснял свои политические взгляды:
«Вы, конечно, понимаете, что я, флигель-адъютант и генерал свиты Его Величества, не могу быть щирым украинцем и говорить о свободной Украине,
но в то же время именно я, благодаря своей близости к государю, должен сказать, что он сам погубил дело империи и сам виноват в своем падении».
Исторический шанс выпал Скоропадскому после ввода на Украину оккупационных немецких войск. В результате переворота в конце апреля 1918 года вместо УНР в Киеве была провозглашена Украинская держава. Бывшего царского адъютанта избрали ее гетманом. Выходец из семьи крупных помещиков, в своем «полумонархическом и авторитарном» правлении Скоропадский опирался на крупных землевладельцев, потомков казацкой старшины, для которых после непродолжительного периода власти левых националистов, которые пользовались поддержкой крестьян, вновь наступали относительно светлые времена.
На несколько месяцев Киев стал тихой гаванью для русского офицерства, которому было смертельно опасно оставаться в занятых большевиками Петрограде и Москве.
По формулировке некоторых историков, сторонники гетмана гармонично совмещали в себе «патриотизм украинский с патриотизмом общероссийским». В качестве опоры своего режима Скоропадский поспешил возглавить Вольное казачество. Однако опасавшиеся появления нежелательной силы немцы потребовали его срочного разоружения. Тогда с разрешения германского командования гетман сформировал Отдельную Сердюкскую дивизию, ориентированную на хлеборобов-землевладельцев. В эту армию был мобилизован и потомок «антироссийского» гетмана Петра Сагайдачного, знаменитый в будущем советский писатель Константин Паустовский. Этот период он вспоминал в автобиографический повести «Начало неведомого века» в главе «Гетман наш босяцкий»: так призванные на службу бойцы, недовольные отправкой на фронт, иронично называли своего правителя.
«Петлюра все туже затягивал петлю вокруг Киева. Тогда гетман Скоропадский выпустил приказ о мобилизации всех без исключения мужчин от 18 до 35 лет. За неявку мобилизованных должны были отвечать своей головой коменданты домов. В приказе просто было сказано, что в случае «сокрытия» мужчин этого возраста коменданты домов будут беспощадно расстреливаться, — писал Паустовский. — Приказ был расклеен по городу. Я равнодушно прочел его. Я считал себя гражданином Российской Федеративной Республики и потому никаким гетманским приказам не должен был, да и не хотел подчиняться.
Но были и отпетые оголтелые парни. Они охотно шли в гетманскую армию. Было ясно, что она дотягивает последние дни, — и «моторные хлопцы» лучше всех знали, что в предстоящей заварухе можно будет не возвращать оружия, свободно пограбить и погреть руки.
Поэтому «моторные хлопцы» старались пока что не вызывать подозрений у начальства и, насколько могли, изображали старательных гетманских солдат. Полк назывался «Сердюцкий его светлости ясновельможного пана гетмана Павло Скоропадского полк».
Командирские должности в армии занимали русские офицеры, совсем не говорившие по-украински. Этот комичный момент атмосферно показан в советском фильме «Дни Турбиных», снятом по мотивам пьесы Михаила Булгакова.
«Я попал в роту, которой командовал бывший русский летчик — «пан сотник», — вспоминал Паустовский. — Он не знал ни слова по-украински, кроме нескольких команд, да и те отдавал неуверенным голосом. Прежде чем скомандовать «праворуч» («направо») или «ливоруч» («налево»), он на несколько мгновений задумывался, припоминая команду, боясь ошибиться и спутать строй. Он с открытой неприязнью относился к гетманской армии. Иногда он, глядя на нас, покачивал головой и говорил: «Ну и армия ланцепупского шаха! Сброд, шпана и хлюпики!»
Скоропадский очень любил рассуждать об исторических судьбах Украины и России, а потому его обеды, куда приглашались самые уважаемые люди, затягивались на несколько часов. Целыми днями гетманский дворец жил приемами, парадами и официальными церемониями. Торжественные ужины и банкеты тоже оканчивались лишь глубокой ночью, а иногда и утром. Желая потрафить определенным слоям населения, Скоропадский взял курс на украинизацию и возвращение национальных традиций.
Например, созданная для охраны правопорядка державна варта (государственная стража) облачалась в традиционную украинскую одежду, чем вызывала усмешку «прогрессивной» части общества.
Баланс сил в регионе резко поменялся после завершившего Первую мировую войну Компьенского перемирия, по которому капитулировавшая Германия обязывалась отвести войска с оккупированных территорий. В условиях скорой потери крепкого союзника и фактического покровителя Скоропадский провозгласил курс на стремительное сближение с Россией: не с контролировавшими центральные регионы большевиками, конечно, а с воцарившимися на Дону и Кубани белыми формированиями, которые ассоциировались с дореволюционной эпохой. Если раньше политика Скоропадского в отношении осколков бывшей империи была скорее двойственной, то теперь, 14 ноября 1918 года, гетман подписал «Грамоту», в которой прямо призывал к созданию федерации с «многострадальной, но великой» Россией. В своем манифесте Скоропадский рассматривал Украину как самую успешную, однако все же лишь часть единого государства.
Как подчеркивал правитель, после революции именно на Украине нашли приют «все униженные и угнетенные большевистским деспотизмом граждане бывшей России».
«Грамота» отвернула от Скоропадского самые разные слои украинцев: как его идейных противников, так и тех, кто поддерживал гетмана, но хотел создания на Украине самостоятельной державы. В тот же день в Белой Церкви была образована Директория УНР во главе с председателем Владимиром Винниченко и Петлюрой, который стал главным атаманом, отвечавшим за военное направление.
Было объявлено антигетманское восстание и начат поход на Киев. Выступление поддержали бывший офицер Русской императорской армии, правый националист на службе гетмана Петр Болбочан, 5 ноября произведенный Скоропадским в полковники, а уже 16-го захвативший Харьков для Директории, а также командиры Подольского корпуса и Черноморского коша. Основное ударное ядро оппозиции, как вспоминал впоследствии Винниченко, составил отряд «национально сознательных» галицийских сечевых стрельцов под руководством Евгения Коновальца – виднейшей в будущем фигуры украинского националистического движения и руководителя ОУН, убитого в 1938 году сотрудником НКВД Павлом Судоплатовым.
Гетманская армия массово дезертировала и пополняла ряды войск Директории. Категорическое неприятие у этнических украинцев вызвало решение Скоропадского назначить главнокомандующим очень популярного среди русских офицеров генерала, деникинского представителя в Киеве Федора Келлера по прозвищу «Первая шашка России».
На стороне Украинской державы в решающий момент выступили лишь порядка 3 тыс. русских офицеров и юнкеров – менее трети от проживавших тогда в Киеве. Трагедия этих людей описана в булгаковской «Белой гвардии». Превосходившие обороняющихся более чем в десять раз петлюровцы взяли город штурмом, после чего на улицах начались массовые зверские расправы над не успевшими снять погоны и спрятаться офицерами и юнкерами. 14 декабря немцы заключили с УНР договор о нейтралитете, и резня только усилилась. К 20:00 Киев уже полностью контролировали войска Директории.
«Петлюра не обманул ожиданий киевских горничных, торговок, гувернанток и лавочников. Он действительно въехал в завоеванный город на довольно смирном белом коне. Единственное украшение — кривая запорожская сабля, взятая, очевидно, из музея, — била его по ляжкам. Щирые украинцы с благоговением взирали на эту казацкую «шаблюку», на бледного припухлого Петлюру и на гайдамаков, что гарцевали позади Петлюры на косматых конях. Гайдамаки с длинными синевато-черными чубами — оселедцами — на бритых головах (чубы эти свешивались из-под папах) напоминали мне детство и украинский театр. Там такие же гайдамаки с подведенными синькой глазами залихватски откалывали гопак. «Гоп, куме, не журысь, туды-сюды повернысь!» У каждого народа есть свои особенности, свои достойные черты. Но люди, захлебывающиеся слюной от умиления перед своим народом и лишенные чувства меры, всегда доводят эти национальные черты до смехотворных размеров, до патоки, до отвращения. Поэтому нет злейших врагов у своего народа, чем квасные патриоты», — резюмировал Паустовский.
Около 14:00 Скоропадский подписал манифест об отречении и спешно бежал, переодевшись в немецкую форму.
Впрочем, сам он впоследствии утверждал, что покинул свой дом в компании турецкого посланника без помощи офицеров Германии.
«Вечером я лег спать как обыкновенно, — писал гетман. — Ночью я получил часа в три телеграмму, в которой Винниченко тоном Наполеона требовал полной ликвидации гетманства. Прочтя, я снова заснул и в 7 часов встал. Слышался сильный гул орудий, я вызвал дежурного офицера, который мне доложил, что части, защищающие Киев, «отходят на вторые позиции». Я понял, что это за вторая позиция, и подумал себе: «Вот тебе и два дня удержания Киева, и трех часов не удержат!» Мне было ясно, что дело идет к развязке. Отдельный дивизион считался лучшей частью, которую я приберег для последнего удара. Она состояла из великорусских офицеров, ее всегда мне хвалили. Я оставил этот дивизион в своем распоряжении и давал его только для специальных задач на фронте, а тут его обезоружили.
Сопротивление было сломано. Я сознавал, что все пропало. У меня была на душе тяжесть.
Я думал, должен ли я все-таки отказаться от власти, или не следует этого делать. На меня повлияла раздающаяся где-то вдали пулеметная трескотня, и я подумал: вероятно, есть честные люди, которые дерутся до тех пор, пока они не получат сведения, что они освобождены от своих обязанностей и от присяги. И написал тут же на месте свое отречение от власти».
Не сумевший пробиться из Киева на Дон с небольшим отрядом генерал Келлер наотрез отказался сделать то же самое, был брошен петлюровцами в Лукьяновскую тюрьму и через несколько дней убит при этапировании вместе с двумя адъютантами.
Эвакуировавшись в Германию, Скоропадский провозгласил себя гетманом Украины в изгнании.
Ему была назначена ежегодная пенсия в размере 10 тыс. марок и предоставлена вилла в центре Берлина, получившая статус резиденции.
Вокруг сверженного правителя группировались бывшие члены Украинской хлеборобско-демократической партии. Несмотря на зависимость от Германии, во время Второй мировой войны гетман отказался от сотрудничества с нацистами. В конце апреля 1945 года Скоропадский получил тяжелое ранение в результате бомбардировки союзников, и умер через несколько дней в больнице. Его дело по управлению гетманским движением продолжил средний сын Даниил, нареченный гетманичем, то есть, наследником украинского престола. В послевоенные годы Скоропадский-младший конфликтовал с пополнившими Европу эмигрантами из числа членов ОУН и УПА (организация запрещена в России). В 1957 году он умер при загадочных обстоятельствах.