100 лет назад вышел декрет Совнаркома «О введении новой орфографии». Документ был подписан заместителем наркома просвещения Михаилом Покровским и управляющим делами правительства Владимиром Бонч-Бруевичем. «В целях облегчения широким массам усвоения русской грамоты и освобождения школы от непроизводительного труда при изучении правописания», постановлялось печатать «все правительственные издания, периодические (газеты и журналы) и непериодические (научные труды, сборники и т. п.), все документы и бумаги», согласно новому правописанию. В школах реформа вводилась постепенно, начиная с младшей группы 1-й ступени. Не допускалось принудительное переучивание тех, кто уже усвоил правила прежнего правописания.
Государственная власть достаточно скоро установила монополию на печатную продукцию и весьма строго следила за исполнением декрета.
По новым правилам правописания, прилагаемым к документу, из алфавита исключались буквы Ѣ (ять), Ѳ (фита), І («и десятеричное») — их заменяли, соответственно, Е, Ф, И. Твердый знак (Ъ) исключался в конце слов, но сохранялся в середине слов в значении отделительного знака. Изменялось правило написания приставок на з/с: теперь все они (кроме собственно с-) кончались на с перед любой глухой согласной и на з перед звонкими согласными и перед гласными. В родительном падеже прилагательных, причастий и местоимений требовалось писать теперь –ого и -его вместо –аго, -яго. В женском роде — одни, одних, одними вместо одне, однех, однеми; в родительном падеже единственного числа местоимения личного женского рода ее — вместо ея.
Заключительный, 11-й пункт предписывал руководствоваться следующими правилами при переносе слов. Согласная (одна или последняя в группе согласных) непосредственно перед гласной не должна быть отделена от этой гласной, равным образом группа согласных в начале слов не отделяется от гласной. Буква и перед согласной не должна быть отделяема от предшествующей гласной. Также конечная согласная, конечная й и группа согласных в конце слов не могут быть отделены от предшествующей гласной.
При переносе слов, имеющих приставки, запрещалось переносить в следующую строку согласную в конце приставки, если эта согласная перед согласной.
Реформа орфографии, сильно отдалившая русский язык от других славянских языков, разрабатывалась задолго до прихода к власти партии большевиков. Еще в самом начале XX века необходимость нововведений признавал крупнейший филолог страны, академик Алексей Шахматов. В 1911 году особое совещание при Петербургской академии наук вынесло резолюцию о детальной разработке основных частей реформы. Официально реформа была объявлена 24 мая 1917 года в виде «Постановлений совещания по вопросу об упрощении русского правописания».
После Октябрьской революции Владимир Ленин и его соратники категорически поддержали инициативу времен царского и Временного правительств. Куратором реформы стал нарком просвещения Анатолий Луначарский. Уже 23 декабря 1917 года (5 января по новому стилю) за его подписью был издан декрет «О введении нового правописания», который требовал от периодики печататься в реформированной версии уже с 1 января 1918-го. Как и многие другие, эта реформа приживалась нелегко. Изначально приказа властей послушался только официальный орган печати СНК «Газета временного рабочего и крестьянского правительства». Остальная пресса продолжила выходить в старом исполнении, частично — с незначительными изменениями.
Переходный период в итоге занял чуть больше девяти месяцев. После обнародования декрета «О введении новой орфографии» закону полностью подчинились «Известия», «Правда» и другие ключевые СМИ.
«После выхода в свет номера «Правды», напечатанной по новой орфографии, один доктор прибежал ко мне и заявил: «Рабочие не хотят читать газету в этом виде, все смеются и возмущаются». Революция, однако, шутить не любит и обладает всегда необходимой железной рукой, которая способна заставить колеблющихся подчиниться решениям, принятым центром», — писал Луначарский.
По его формулировке, «у всех мало-мальски культурных людей возникла потребность или сознание необходимости облегчить нелепый,отягченный всякими историческими пережитками дореволюционный алфавит».
Вместе с тем он не скрывал небольшевистское происхождение реформы.
«Кадетский министр Мануйлов, опираясь на работу комиссии академика Шахматова, уже подготовил введение нового алфавита, именно того типа, который был на самом деле введен советским правительством. Советское правительство прекрасно отдавало себе отчет в том, что при всей продуманности этой реформы, в ней было по самой половинчатости своей что-то, так сказать, «февральское», а не октябрьское», — рассказывал глава Наркомпроса.
С нескрываемым удовлетворением он отмечал, что реформа письменности «возбуждает зубовный скрежет у эмигрантов». Вынужденно уехавшие за рубеж представители царской администрации, бизнеса и разгромленного Белого движения действительно восприняли новшества крайне негативно. Как указывается в книге «Русская эмиграция в Югославии», люди отвергали новое правописание, объявив его творением Советов, поскольку «в большинстве считали себя обязанными во всем противостоять большевикам».
Очень ранимо отнеслись к послереволюционной реформе орфографии покинувшие страну священнослужители. Так, газета «Американская православная Русь» отреагировала на известие о принятом СНК декрете публикацией «Слава Богу, что мы русские!», которая содержала красноречивые подзаголовки: «Вред реформы правописания», «Две орфографии — с точки зрения науки», «Новое правописание — тупит мысль!», «Язык и нация», «Необходим возврат к старой орфографии».
Печатные органы крупнейшей белоэмигрантской организации Русский обще-воинский союз вплоть до середины XX века выходили в дореволюционном стиле — целиком или с незначительными поправками. Немало противников реформы оказалось и внутри РСФСР— в том числе среди членов интеллигенции, высланных в 1922 году на так называемом «Философском пароходе».
С другой стороны, некоторые деятели науки, разбросанные по всему миру, все же приняли новую традицию.
Примерно в то же время большевики всерьез задумались о переходе на латинский алфавит. Позже Луначарский в одной из своих статей ссылался на положительный, по его мнению, турецкий опыт, а также заявлял о необходимости всем гражданам СССР, «желающим быть по-настоящему образованными», изучить тюркский язык — «так как на нем говорят десятки миллионов наших граждан, десятки миллионов людей, находящихся за границей нашего Союза». На основе арабского алфавита — здесь нарком ссылался на Михаила Лермонтова — сделать это было решительно невозможно.
Луначарский подчеркивал, что при реализации реформы внимательно следовал инструкциям своего шефа Ленина. И тот активно ратовал за латинизацию, но не сразу, а в некоторой перспективе.
«Я, конечно, самым внимательным образом советовался с Владимиром Ильичом перед тем, как ввести этот алфавит и это правописание. Вот что по этому поводу сказал мне Ленин. Я стараюсь передать его слова возможно точнее. «Если мы сейчас не введем необходимой реформы — это будет очень плохо, ибо и в этом, как и в введении, например, метрической системы, грегорианского календаря, мы должны сейчас же признать отмену разных остатков старины. Если мы наспех начнем осуществлять новый алфавит или наспех введем латинский, который, ведь, непременно нужно будет приспособить к нашему, то мы можем наделать ошибок и создать лишнее место, на которое будет устремляться критика, говоря о нашем варварстве и т. д.
Я не сомневаюсь, что придет время для латинизации русского шрифта, но сейчас наспех действовать будет неосмотрительно.
Против академической орфографии, предлагаемой комиссией авторитетных ученых, никто не посмеет сказать ни слова, как никто не посмеет возражать против введения метрической системы грегорианского календаря. Поэтому вводите ее (новую орфографию) поскорее. А в будущем можно заняться, собрав для этого авторитетные силы, и разработкой вопросов латинизации. В более спокойное время, когда мы окрепнем, все это представит собой незначительные трудности».
В 1919 году научный отдел Наркомпроса объяснял желательность перехода на латиницу «завершением азбучной реформы, в свое время выполненной Петром I, что стояло бы в связи с последней орфографической реформой». Резко против этой идеи 23 декабря того же года выступило Общество любителей российской словесности.
«Введя новый, однообразный для всех народностей шрифт, нельзя думать о сближении и объединении всех народностей,
что возможно лишь на почве живого языка, являющегося органическим выражением всего векового культурного пути, пройденного каждым отдельным народом», — увещевали филологи.
Их позицию разделило большинство. Можно сказать, призыв Луначарского был исполнен наполовину. В 1920-1930 годы на латинский алфавит были переведены 69 языков народов СССР, самые крупные из которых – таджикский, туркменский и татарский. Чуть позже стартовала новая кампания — на кириллизацию.