Цивилизация
— Тамара Георгиевна, 40 лет назад была принята так называемая брежневская конституция. Какие, на ваш взгляд, были плюсы и минусы Конституции 1977 года?
— Было бы несерьезно сравнивать ее с Конституциями, дающими образцы развития того, что теоретики называют конституционализмом. Брежневская Конституция продолжала сохранять положение о руководящей роли одной партии и закрепляла это в своей первой главе об основах политического и общественного устройства — в известной статье 6.
В этой конституции не признавалось требование разделения властей.
И то, и другое отрицало принципиальные характеристики конституционализма в современном цивилизованном обществе. Только на основе принципа разделения властей возможно как-то пытаться, правда, с большим или меньшим успехом, исключить произвол из государственно-правовой практики. Не говоря уже о том, что к демократическим процедурам эта Конституция никакого доверия не насаждала, потому что не была обеспечена многопартийность в системе выборов и выбирать приходилось, как тогда призывали, из «единого блока» коммунистов и беспартийных, рабочих и крестьян и «прослойки» интеллигенции.
Фактически, эффективность выборных процедур и сменяемость власти в качестве их цели не могли быть обеспечены в отсутствие разделения властей, идеологического и политического многообразия и многопартийности, а провозглашение демократических выборов, как и в прежние времена, оставалось декорацией.
— Но какие-то положительные моменты у принятия той конституции назвать можно?
— В том, что касалось формирования органов власти, о чем уже шла речь, не было никаких значимых шагов вперед. Остались прежние советские идеологизированные институты — Советы депутатов трудящихся и фактически заменившее все государственные структуры партийное руководство. И такая организация власти исключала демократический процесс.
Но какие-то подвижки были. Профессиональное сообщество конституционалистов-юристов пыталось внедрить их через участие в разработке проекта. Есть один очень красочный пример, который надо рассматривать в качестве положительного —
впервые в России было введено право граждан обжаловать действия власти в суде.
Была такая статья 58 конституции. Чтобы человек не оставался полностью объектом деятельности государства, а приобретал какие-то черты субъекта во взаимоотношениях с ним.
— Как реализовывалось это право?
— Реализация этой нормы даже не могла начаться, поскольку никакие нормы Конституции непосредственно не действовали и требовалось сначала разработать другие законы. В Конституции было написано, что право на обжалование решений и действий государственных органов власти в суд граждане смогут реализовывать только после принятия закона, который будет устанавливать эти процедуры.
Судья Конституционного суда в отставке Тамара Морщакова
Кирилл Лебедев/«Газета.Ru»Более 10 лет с момента принятия Конституции этот закон не разрабатывался, а право граждан на обращение в суд с жалобами на власть не реализовывалось, т.е. официально и не признавалось существующим. Это — свидетельство того, что даже тогда,
когда провозглашалось что-то, соответствующее общечеловеческим демократическим представлениям, Конституция оставалась мертвым текстом.
И судебная власть — в качестве должного механизма реализации конституционно провозглашаемых прав — никогда не могла обрести на основе этой Конституции положение самостоятельной власти. Хотя принципы ее независимости провозглашались, они не могли получить реальное воплощение.
— Но в горбачевские времена она сохранила свое действие, была отменена лишь 6 статья?
— Постепенно, конечно, в перестроечные времена стали вноситься изменения в первоначальный текст. Согласно изменениям 1988 года был учрежден Комитет конституционного надзора СССР, что знаменовало появление механизма реализации Конституции. Комитет мог, например, толковать конституционные нормы, в частности, признал, что нормативные акты о правах и свободах человека не могут применяться, если они не были опубликованы.
Далее уже после 1991 года, исходя из опыта развития СССР и учитывая критику брежневской Конституции, на уровне Конституции РСФСР признали принцип разделения властей. Но на фоне этого признания проявляли себя и в России связанные с наследием, в том числе последней брежневской конституции, негативные черты конституционного регулирования советского образца. Существовало, например, положение о том,
что высший законодательный орган страны, Съезд народных депутатов, может принять к своему рассмотрению любой вопрос.
И он принимал — в том числе и такие, которые относились к судебной компетенции. Например, каким образом делить имущество между журналистскими коллективами, которые претендовали на то, чтобы работать как самостоятельные. Отсутствие реального разделения властей приводило вот к таким парадоксам.
— Тем не менее брежневская Конституция была первой, которая писалась при всенародном обсуждении...
— Такая возможность вынесения на всенародное обсуждение наиболее важных вопросов была закреплена в ней впервые. Но я прекрасно помню атмосферу обсуждения самого проекта конституции. Граждане и профессионалы-юристы, действительно, предлагали что-то, и потом масса этих предложений была обобщена. Но никаких обязательных норм и государственных структур, которые обеспечивали бы хотя бы их официальное рассмотрение, не существовало.
И то, что вы называете всенародным обсуждением, не имело никаких правовых последствий.
Речь по-прежнему шла о декорациях – такую роль играли не только конституционные декларации, но и организация процедур общественного обсуждения при принятии этого Основного закона. Реальные же гарантии для обеспечения провозглашенных прав не были установлены. На конституционном уровне сохранялись многие институты, которые сейчас кажутся настолько устаревшими, что они принципиально не могут даже теоретически рассматриваться как допустимые.
— Например?
— Главным объектом защиты со стороны государства было право социалистической государственной собственности –
только она и рассматривалась как основа экономической системы.
Никакая другая собственность на равную с ней защиту претендовать не могла. В личной собственности могли находиться только предметы личного потребления и домашнего хозяйства,
и это имущество запрещалось использовать для «извлечения нетрудовых доходов».
Ни парламент, ни парламентские механизмы обсуждения законов не были созданы. Идеологического многообразия и многообразия представительства в законодательных органах просто в жизни не было. Как это могло появиться, если не существовало многопартийной системы? Боюсь, современный читатель в ответ на такие упреки скажет — а зачем эти разные партии, которые все равно не имеют никакой силы?
Да, поскольку механизм, существовавший тогда, не был фактически разрушен, мы по-прежнему имеем одну партию, только она одна представлена в государственном аппарате и способна исключить всякое влияние других. Плюрализм, действительно, не укоренился, и он не имеет государственной и общественной поддержки.
Это не просто отголоски 1977 года, это повторение старого опыта.
Ведь даже если теперь какая-то одна партия не провозглашается единственной руководящей силой, разве нет в реальности только у нее рычагов в руководстве? Старые рельсы оказываются опасны. Нет оснований петь «Аллилуйю» брежневской конституции. Страна пришла все-таки к осознанию необходимости обратиться к перестроечным процессам. Хотя их мы не сумели поддержать и сохранить.