В четверг Российский научный фонд объявил результаты своего пятого конкурса на получение грантов по приоритетному направлению деятельности РНФ «Реализация комплексных научных программ организаций».
В список победителей вошли 16 заявок. В частности, эксперты отметили заявку Специальной астрофизической обсерватории РАН, расположенной в горах Карачаево-Черкесии, одним из руководителей которой является Геннадий Валявин – о его работе, опубликованной в журнале Nature, «Газета.Ru» рассказывала в октябре. Из других ученых, ставшими победителями конкурса, о которых рассказывала «Газета.Ru», можно выделить члена-корреспондента РАН Сергея Гулева – одного из руководителей заявки Института океанологии имени Ширшова РАН (название заявки – «Мировой океан в ХХI веке: климат, экосистемы, ресурсы, катастрофы»), Сергея Недоспасова – одного из руководителей заявки Института молекулярной биологии им. В.А. Энгельгардта (название заявки – «Молекулярная биология для медицины будущего»). Еще можно выделить заявку расположенного в Крыму Никитского ботанического сада. Даже людям, не бывавшим в Крыму, этот сад может быть знаком по кадрам из известного отечественного фильма «Асса». По ходу действия кинокартины герои прогуливаются по засыпанному снегом ботаническому саду (на фото - этот сад летом - прим. «Газеты.Ru»).
Подробности конкурса «Газете.Ru» рассказал академик РАН, проректор МГУ член экспертного совета РНФ Алексей Хохлов.
— Интересуют статистические данные: сколько было заявок, сколько из них поддержано, о каких суммах идет речь, по каким направлениям. Какой средний конкурс получился?
— Всего на конкурс было представлено около 155 заявок, из которых было поддержано 16, так что средний конкурс примерно десять к одному. Финансирование каждой заявки – до 150 млн руб. ежегодно на пять лет.
Направления самые различные – от математики до археологии.
— Александр Хлунов говорил в онлайн-интервью «Газете.Ru» о том, что пятый конкурс РНФ «будет предусматривать финансирование научных проектов задельного характера». Согласны ли вы с этим утверждением? Как вы видите результаты этих проектов спустя три года?
— Да, в целом согласен. Многие институты именно так и поняли условия конкурса – речь должна идти о новых направлениях, привносящих качественно новые аспекты в развитие института. Наиболее частая причина отклонения поданных заявок – их построение по принципу: смотрите, какие мы проводим замечательные исследования, их надо поддержать и на будущее. Все это хорошо, но для этого есть и другие конкурсы РНФ. Относительно прогнозов на будущее – посмотрим. Эти проекты будут на виду, так что на руководство победивших организаций ложится большая ответственность. Во всяком случае, 16 победителей конкурса представили экспертному совету убедительные аргументы.
— Какие проекты из поддержанных, на ваш взгляд, наиболее интересны?
— Из тех проектов, которые я представлял на заключительном заседании, мне больше всего понравилась заявка Института ядерной физики им.Г.И. Будкера Сибирского отделения РАН.
Это один из мировых флагманов по разработке новой техники для различных ускорителей.
Причем эта техника, как и словосочетание Budker Institute, известны во всем мире: в ходе обсуждения один из моих коллег привел интересные данные, что этот академический институт является крупнейшим экспортером Новосибирской области. Они представили прекрасную программу по разработке новых ускорителей, оборудования для лазеров на свободных электронах, ловушек для термоядерной плазмы и детекторов заряженных частиц.
Причем все четко, по-деловому, с подробным обоснованием, описанием международных коллабораций. Уже после прочтения первой части этого проекта я понимал, что его нельзя не поддержать.
— Имел ли место в процессе экспертного обсуждения конфликт интересов и как он решался?
— Да, конечно, проблемам конфликта интересов уделялось значительное внимание. Если в проекте были задействованы в каком-либо качестве члены экспертного совета, то он должен был набрать при тайном голосовании две трети голосов от присутствующих членов совета, а не половину, как для обычного проекта.
Причем сам «фигурант» возможного конфликта интересов голосовать не мог.
Если какие-либо члены совета связаны трудовыми отношениями с учреждением, представившим заявку, то они также не могли голосовать. И при этом они считались в числе принявших участие в голосовании, т.е. их голоса автоматически шли «в минус» этой заявке.
— Одним из требований участия в конкурсе было 25% софинансирования. Как научные организации решали эту проблему, кого привлекают для софинансирования?
— По-разному. Некоторые представляли предложения об использовании для этих целей прибыли от внебюджетной деятельности, другие надеются на софинансирование (matching funds) со стороны учредителей.
— Как были подведены итоги конкурса? Схема обычная: собирались мнения экспертов, а затем экспертный совет их изучил, свел воедино и получил список победителей?
— Было проведено два тура. В первом туре основное внимание уделялось оценкам экспертов, были отобраны 60 проектов с максимальными оценками. Во втором туре экспертный совет детально обсуждал все 60 проектов.
Обсуждение шло весь день, с утра до вечера.
— Насколько жаркими были споры относительно победителей конкурса? Или члены экспертного совета были довольно единодушны во мнении?
— Споры были иногда довольно жаркие и эмоциональные, но итоговое тайное голосование показало, что после этих споров наступила определенная консолидация мнений.
— Остались ли сильные проекты, которые не получили поддержку? Будут ли обиженные?
— Да, конечно, остались. И обиженные будут. Но при таком конкурсе иного ожидать было бы невозможно.
— Справедливо ли, что основными грантополучателями Фонда являются академические институты, а вузовская наука выступает хуже? Как вы к этому относитесь?
— Мы отобрали те проекты, которые, по нашему мнению, лучшие.
Уверяю вас, что вопросы ведомственной принадлежности нас волновали в последнюю очередь.
Вообще говоря, я надеюсь дожить до того времени, когда наиболее важным параметром научного учреждения будет число работающих в нем ведущих ученых международного класса, а не то, какому ведомству это учреждение подчиняется.
— Не было бы результативнее направить эти средства на поддержку инициативных проектов научных коллективов?
— Думаю, что нет. Инициативные проекты в рамках РНФ получили значительную поддержку, но и программы развития играют важную роль для развития учреждений, в том числе с точки зрения инфраструктуры. Приведу аналогичный пример из практики Немецкого научного фонда, которая мне хорошо известна. Там есть и инициативные проекты, и так называемые проекты SFB, поддерживающие исследовательские коллаборации внутри данного учреждения. По сути это близко к обсуждаемым здесь проектам РНФ.