Цивилизация
— Читатели «Газеты.Ru» знают вас по статье в Science, посвященной открытию компактных эллиптических галактик с помощью Виртуальной обсерватории, и по открытому письму Владимиру Путину, которое вы инициировали в прошлом году, когда были жуткие задержки с выплатами по грантам президента. В этом году когда пришли деньги по этому гранту?
— В этом году ситуация была гораздо более адекватная, деньги в наше подразделение (ГАИШ МГУ) пришли в начале апреля.
— Эффективная ли это поддержка — гранты президента?
— Да, гранты президента, на мой взгляд, довольно эффективная программа. Мы уже перевыполнили все показатели (статьи, конференции), за исключением одного: пока у нас не подготовлена кандидатская диссертация под моим руководством. Однако материалы для одной диссертации все собраны и опубликованы либо сданы в печать, так что я надеюсь, что в течение октября-ноября эта диссертация будет представлена одной из участниц, а защита пройдет в начале следующего года. На самом деле мне кажется, что этот индикатор (количество диссертаций) не имеет особого смысла, ведь наша задача — двигать науку, а не плодить диссертации, которые являются, по сути, формальностью и которые при наличии достаточного количества публикаций превращаются в довольно занудную бюрократическую процедуру.
Я текст своей докторской диссертации, а это около 300 страниц, написал за 17 дней, которые ушли на перевод англоязычных статей (в том числе статьи в Science) на русский язык и на формальности типа оформления автореферата по форме, рекомендованной ВАК (актуальность, новизна и т. п.).
Ну и опять же стоит принять во внимание тот факт, что стандартная продолжительность аспирантуры в России — три года, а президентский грант дается на два года — получается нестыковка.
— Вы только что вернулись из Франции. Что это было за мероприятие, конференция?
— В этом году мы решили помимо обычных поездок на конференции просто выбраться поработать всем вместе в хорошее место в спокойной обстановке. После небольшого обсуждения было решено провести это совещание (воркшоп) в долине Шамони во Французских Альпах у подножия Монблана. Формально организатором совещания выступила Парижская обсерватория: они прислали приглашения, и наши участники легко и без проблем получили визы. А все остальное мы организовывали сами, в основном я и Иван Золотухин. Я очень хорошо знаю эту местность в связи со своим увлечением альпинизмом и отлично разбираюсь в инфраструктуре региона, что позволило нам весьма значительно оптимизировать расходы на проживание и дорогу. Мы сняли комфортабельное и просторное шале и плотно поработали в течение недели по нескольким проектам, в том числе развили тему по определению начальной функции масс звезд, о чем «Газета.Ru» писала несколько месяцев назад, а также отправили в печать одну интересную работу, о которой, я надеюсь, ваше издание также напишет очень скоро, когда она будет принята к печати.
Съездить во Францию оказалось дешевле, чем в Московскую область.
Самое же главное заключается в том, что выбор места позволил нам пригласить французских и швейцарских коллабораторов из Парижской обсерватории и Федеральной политехнической школы Лозанны, что оказалось очень продуктивным как для научной программы, так и в плане налаживания международных связей для молодых научных сотрудников.
Конечно, найдутся те, кто скажет, что подобное мероприятие можно было бы провести, скажем, в Подмосковье. Но, например, есть такой факт, что российским ученым получить французские визы гораздо проще, чем иностранцам — российские визы. И, например, это создает много проблем организаторам конференций в России.
Ну и разумеется, по горам погуляли в свободное время.
— Вы работаете и в Гарварде, и в МГУ. Можете сравнить условия для работы в этих двух организациях? Уровень оплаты, количество бюрократии, гранты? Например, как происходит оформление командировок в США: в электронном виде и с помощью секретарши или же нужно, как практически во всех научных учреждениях России, самому собрать все подписи?
— Что касается оплаты — всю информацию о зарплатах в США можно найти в открытых источниках. Разумеется, уровень зарплат не идет ни в какое сравнение с Россией. Там научный сотрудник, а уж профессор университета и подавно может позволить себе купить большую квартиру или дом. Полный профессор Гарварда (это ставка самого высокого уровня, эквивалент профессора в МГУ) при старте контракта получает около $200 тыс. в год до налогов (зарплата растет по мере увеличения стажа). В МГУ молодой профессор получает порядка 30 тысяч в месяц (пусть даже 35 до налогов). То есть в месяц гарвардский профессор получает больше, чем профессор МГУ получает в год.
Но несправедливым я считаю даже не это, а то, что профессор МГУ со степенью доктора наук зарабатывает в месяц меньше, чем водитель автобуса в «Мосгортрансе».
Есть в работе в США и негативные моменты, например очень короткий отпуск, всего 2,5 недели в год.
Я не полный профессор Гарварда, я научный сотрудник, но уровни зарплат соотносятся с российскими примерно в таких же соотношениях. И я купил себе квартиру в кредит в весьма недешевом пригороде Бостона всего через год после начала контракта. Я работаю не в Гарварде, а в Смитсонианской астрофизической обсерватории, которая является подразделением Смитсонианского института, имеющего статус правительственного агентства США. В связи с этим мы там ужасно страдаем от бюрократии, которой в Гарвардском университете нет из-за другого статуса. Но все это меркнет по сравнению с тем, с чем приходится сталкиваться в Москве. Если в США вся бюрократия имеет под собой законодательную базу и всегда можно найти ссылку на конкретный закон или распоряжение, то в России бюрократия зиждется в значительной мере на каких-то неписаных правилах и чьих-то устных распоряжениях.
К примеру, во время возвращения из совещания во Франции в Женеве была сильная гроза, так что наш рейс отменили, всех поселили в отель и отправили в Москву на следующее утро.
Теперь мы вынуждены писать объяснительную записку на имя директора ГАИШ МГУ, в которой нужно описывать погодные условия в Женеве, чтобы объяснить, почему мы прилетели в Москву не тем рейсом, которым должны были, хотя он прилетел в тот же день. Или еще пример: бухгалтерия отказывается принимать электронные посадочные талоны, распечатанные на принтере, — им подавай корешок картонной карточки, а если нет — то пиши объяснительную. В результате вместо научной работы научные сотрудники сидят и сочиняют служебные записки для отчетов по командировкам. И подобные проблемы — сплошь и рядом. А администрация института бухгалтерию побаивается и старается с ней не связываться.
Я пытался объяснить начальникам отделов в ГАИШ МГУ, что бухгалтерия, отдел кадров и даже дирекция — это сервисные подразделения, которые должны помогать научным сотрудникам делать их работу, а не мешать им, но советская психология боязни администрации до сих пор имеет свои отрицательные эффекты.
В качестве сравнения я могу привести мой опыт с задержкой рейса в США. В июне я летел на наблюдения в Чили и из-за грозы опоздал на стыковочный рейс из Атланты в Сантьяго, так что пришлось сутки провести в Атланте (отель, ресторан и т. п.). Все проблемы были решены одним телефонным звонком администратору нашего подразделения: она сама модифицировала travel authorization (аналог приказа о командировке) — поправила даты, добавила Атланту в план поездки и пересчитала суточные расходы. Я не могу себе представить что-то подобное в МГУ, по крайней мере в ближайшие лет десять.
— Коль вы упомянули про наблюдения в Чили, то не могу не задать следующий вопрос. Сейчас в мире ведется подготовка к строительству трех телескопов диаметром под 30 метров — GMT, E-ELT и TMT. Россия не принимает участия в этих проектах. Как вы думаете, к чему приведет такая политика для российской астрономии?
— Тут стоит указать на различия проектов. GMT и TMT — телескопы частные, которые строятся консорциумами институтов и научных организаций, каждая из которых существует на средства спонсоров (в подавляющей доле — частных доноров). А E-ELT — телескоп публичной международной организации, Южной европейской обсерватории (ESO), на который все страны-участницы скидываются из государственных бюджетов. Я думаю, что отказ России от вступления в ESO (а план вступления был одобрен РАН и правительством) будет иметь очень существенные негативные последствия для российской астрономии.
На текущий момент наблюдательная база тут не в состоянии конкурировать с тем, что доступно исследователям на Западе и Востоке (Япония), и разрыв этот постоянно увеличивается.
Я не знаю, что произойдет с российской астрофизикой на шкале 10–20 лет, но учитывая то, что к тому моменту до сих пор работающие классики советской школы, до сих пор не выработавшие задел с того времени, уйдут на пенсию, а люди, пришедшие им на смену, останутся с оборудованием и методами из прошлого века, перспективы вырисовываются не слишком радужные.