Цивилизация
19 ноября вся Россия празднует трёхсотлетие со дня рождения Михаила Васильевича Ломоносова (1711–1765), первого великого русского ученого. Нам хорошо известно, что Пушкин назвал его »… первым нашим университетом» за широкий охват наук и искусств, в которых Ломоносов или существенно продвинул тогдашнее понимание, или выступал как первопроходец. Не раз выводы его были настолько глубокими, что ставили в тупик и современников, и последующие поколения (до нас включительно). Будучи человеком прямым и резким, Михаил Васильевич снискал славу драчуна и забияки, за анекдотическим флером которой мы подчас не замечаем основательности его мнений и позиций.
Приведу одну малоизвестную историю, связанную с астрономическим открытием Ломоносова — обнаружением атмосферы у Венеры; историю, вышедшую на уровень большой политики и «аукающуюся» нам по сей день.
Ломоносов и атмосфера Венеры
История открытия Ломоносовым атмосферы Венеры довольно широко известна и многократно описана. Это произошло 26 мая 1761 года (по старому стилю). Этот день был просто уникальным для астрономических наблюдений: Венера проходила между Землей и Солнцем — соответственно, многие могли наблюдать за ней. Маленький темный кружок был хорошо виден на фоне Солнца.
Ломоносов наблюдал это событие в телескоп у себя дома и был единственным, кто не только увидел свечение (нимб) вокруг Венеры в моменты входа и выхода планеты на солнечный диск, но и понял, что это свечение вызвано плотной атмосферой Венеры, которая преломляет солнечные лучи и создает ободок вокруг ее темного диска.
28 июня 1761 года Ломоносов делает официальный доклад в Академии о своем открытии, 4 июля сдает в печать и 17 июля публикует в 200 экземплярах подробную научную работу на русском (поучительно вошедшее в этот труд дополнение, в котором Ломоносов рассказывает, почему это открытие важно, о возможности жизни на Венере или других планетах, о том, что это не противоречит Библии, о том, что вопрос, христиане венерианцы или нет, ставить пока что рано... но могут быть и не христиане, а как наши дикари, и пр.). Уже в августе 1761 года две сотни экземпляров пионерского труда, переведенного на немецкий язык, были напечатаны и отправлены за рубеж, по всем стандартным адресам рассылки Академии. Однако в Европе никто не обратил внимания ни на это сообщение, ни на похожие наблюдения других астрономов в 1761-м и в 1769 году, когда Венера опять проходила по диску Солнца.
Ломоносов умер в 1765 году, и более 150 лет всеми считалось, что атмосферу Венеры открыли немец Шретер и англичанин Гершель в 1790 году (через 29 лет после открытия Ломоносова они наблюдали небольшие светлые «рожки» у Венеры, наполовину освещенной Солнцем, из-за того же эффекта преломления в атмосфере).
Международный приоритет Ломоносова был публично восстановлен советскими астрономами только в 50-х годах прошлого века, когда у нас была мощная наука.
Аргументы были убедительные. На этом можно было поставить точку: научный приоритет восстановлен. <2>
Но у этой истории был еще один — совершенно ненаучный — аспект, и Ломоносов играл в нем важную роль.
Атмосфера Венеры и европейская политика
Явление Венеры на диске Солнца происходит парами раз в примерно 120 лет (следующее, кстати, будет прекрасно видно на территории России в будущем году, 6 июня 2012 года). Если наблюдать его из разных точек Земли и сравнить время, проведенное Венерой на диске Солнца, то можно, по методу англичанина Галлея, определить точное расстояние от Земли до Солнца (примерно 150 млн км, во времена Ломоносова еще неизвестное). Это поняли в начале XVIII века, и поэтому к 1761 году готовились серьезно: 176 астрономов из всех европейских стран отправились наблюдать Венеру в 117 разных мест по всему миру, включая 4 пункта наблюдений в России. Готовясь к этому дню, Ломоносов, будучи тогда в России главным «начальником» по науке и образованию, закупал телескопы, готовил экспедиции в Селенгинск и Нерчинск. Он же указал академику Эпинусу (представителю «немецкой партии» в Академии, перманентно конфликтовавшему с Ломоносовым) на ошибку в 40 минут в расчете времени начала прохождения планеты и отстранил его от наблюдений в главной Академической обсерватории (поручив его более квалифицированным астрономам Красильникову и Курганову).
Ломоносов сам провел правильные расчеты времени наблюдений для многих городов России.
В процессе подготовки Ломоносов познакомился с молодым членом французской Академии аббатом Шаппом д'Отрошем (1728–1769). Тот приехал из Парижа по приглашению Эпинуса и проследовал для наблюдения Венеры в Тобольск. Путешествие туда и обратно было долгим — Ломоносов встретился с прибывшим в Петербург аббатом лишь спустя полгода после наблюдения, в феврале уже следующего, 1762 года. Предположительно, ученые поделились результатами наблюдений. Шапп сообщил, что тоже видел ободок света вокруг Венеры (не претендуя на приоритет открытия и объяснения явления атмосферы); затем француз уехал на родину. Возможно, что-то в его словах вызвало опасения Ломоносова. В 1764 году Ломоносов делился своими соображениями с Академией наук: «Известно, что и здесь издаваемые о России чрез иностранцев известия не всегда без пороку и без ошибок, служащих России в предосуждение: сверх того, Гмелин и Шапп не доброхотные нам примеры показали». Речь идет об академике Иоганне Гмелине, одном из первых исследователей Сибири. Ему позволили выехать из России под поручительство Ломоносова, однако он не только не вернулся, но и опубликовал свои записи о закрытой Камчатской экспедиции и неодобрительно отзывался о деятельности российских властей в Сибири.
Михаил Васильевич скончался через год, а еще через три года, в 1768 году, Шапп д'Отрош полностью оправдал его подозрения: Парижская академия наук издала его трехтомный труд «Путешествие в Сибирь по приказу короля в 1761 году...», в котором под видом путевых заметок независимого ученого подавалась предвзятая клевета, призванная опорочить русских.
Насыщенная неизвестными европейскому читателю «фактами», книга имела во Франции огромный успех.
Особенно подробно автор, даже не владевший русским языком, описывал пьянство, сексуальную распущенность, трусость, предательское коварство, склонность к тирании и раболепию, отсутствие всяческой морали, неспособность к простым человеческим чувствам, например любви и привязанности к детям.
Вместо фактов, подтверждающих эти голословные утверждения, он приводит две якобы все объясняющие традиции, из которых далее все выводит «логическими» рассуждениями. Первая традиция – «баня, в которую все русские, от последнего крестьянина до императрицы, ходят ровно два раза в неделю, совместно мужчины и женщины» (см. красочное изображение невиданных банных теремов на рисунке — иллюстрация художника Лепренса). <3>
Ссылки на баню имеются на каждой второй странице. Автор лично побывал в бане (в Тобольске) ровно один раз, измерил температуру в парилке, вылетел оттуда, не выдержав жару и полдня мучаясь после этого головой, и сделал вывод, что выдержать такое могут только неполноценные люди — ближе к животным, в общем. Правда, никаких женщин в бане не было, к разочарованию автора «научного» академического труда, проявившего столько озабоченного внимания к женскому полу в описаниях Австрии, Польши и России. Русские женщины вообще-то ему очень понравились внешне, но (дикарки!) никто не захотел с ним общаться. Судя по всему, аббат был отъявленно скабрезным и неучтивым, по российским понятиям, человеком.
Второй фактор — так называемый knout, т. е. битье кнутом. Его автору попробовать лично не удалось, он его не видел, зато много слышал – и, конечно же, заключил из этого, что люди, использующие и переживающие такие наказания, могут быть только отъявленными трусами. Практический вывод — не бойтесь русской армии, солдаты там трусы поголовно. Главное в сражениях с русскими --«дать им возможность отступления: не прижимайте их к реке, тогда они убегут в панике сами».
Дотошный аббат на страницах своего труда подсчитал население России (занизил в полтора раза), ее бюджет (занизил в два раза), определил, что из 300 тысяч войска только 30–50 тысяч боеспособны (хотя сам аббат никого, кроме приставленного к нему для сопровождения унтер-офицера не видел) — в общем, русских можно брать голыми руками.
Воодушевленный Париж подтолкнул Стамбул, и Османская империя начала войну 1768–1774 годов. Закончилось все плохо для турок: турецкий флот был полностью разгромлен в Чесменском сражении, Крым стал независимым от Порты, большие территории отошли России.
Провокатор Шапп, так честно и беспристрастно все описавший «во имя служения науке», не подвергся преследованиям. Во Франции книга аббата была встречена неоднозначно. Философы, прежде всего члены Академии наук, разошлись во мнениях. Кое-кто из коллег Шаппа задался вопросом: достойно ли это сочинение печати Академии, которая гарантирует научную достоверность излагаемых в нем фактов? Антирусская направленность и враждебность вызвали раздражение крупнейшего деятеля французского Просвещения Дени Дидро, который заявил, что его собрат по Академии »...тот еще дурень». В 1769 году неунывающий аббат Шапп д'Отрош уехал в Мексику наблюдать последнее в XVIII веке прохождение Венеры по диску Солнца, заболел и умер там от тифа.
Болезненнее всех отреагировала на публикацию «Путешествия в Сибирь» императрица Екатерина II.
Несмотря на наличие в книге комплиментов ей самой (а также Петру Первому, графу Воронцову и Ломоносову), она не могла смириться с тем, что Россия представлена варварской страной, не заслуживающей права участвовать в жизни Европы. К тому же ей пришлось вести войну с турками. В 1770 году в Амстердаме вышла объемистая, из двух частей, книга под названием «Антидот» с подзаголовком «Разбор дурной, но великолепно напечатанной книги под заглавием «Путешествие в Сибирь по приказу короля в 1761…»» . В ней императрица шаг за шагом опровергает слова Шаппа (книга вышла без имени сочинителя, но ее авторство сразу было приписано Екатерине II). Несмотря на отличный слог и мастерские издевательские аргументы против Шаппа (тогда уже покойного), книга Екатерины впечатления не произвела — всего каких-то 30 лет спустя Наполеон Бонапарт пошел проверять экспериментально теории аббата д'Отроша. В 1812 году «остервенение народа, зима, Барклай иль русский бог» справедливо рассудили, кто же был прав. В одной из последних своих записок (1830-х годов) Пушкин собирался было исправить дело контрпропаганды и заново прокомментировать книгу аббата, но не успел: помешал другой француз.
А еще через два года Россию посетил еще один «объективный исследователь» из Франции — маркиз де Кюстин. И написал книгу «Россия в 1839 году» — за ней последовала осада Севастополя в 1854–55 годах французами и англичанами...
Что хочется сказать в заключение этой юбилейной статьи о Ломоносове? Мы, ученые, отлично знаем, что высшая, или, как сейчас говорят, фундаментальная, наука не знает национальных границ — поиски основных законов Вселенной обогащают и объединяют все человечество. Одновременно исторический опыт показывает, что науки прикладные, например имеющие выход на оборону, а особенно науки гуманитарные крепко завязаны на политическую реальность. Поэтому нечеткие, предвзятые, без должного анализа проведенные исследования, публикации и даже просто высказывания ученых, пользующихся преимуществами и авторитетом, принадлежащим всей «республике наук», могут запросто привести к большим бедам для всего народа. Нам надо быть чуткими к этому и судить себя и других на этот счет здраво и патриотически, в чем нам всем пример — наш великий соотечественник Михаил Васильевич Ломоносов.