Цивилизация
Научная сессия общего собрания РАН, которая прошла на этой неделе, была посвящена 50-летию лазера. У истоков этого изобретения стояли отечественные физики Николай Басов и Александр Прохоров, а также американец Чарльз Таунс. Ученые из СССР и США работали параллельно, не зная об успехах друг друга, и этот факт был отмечен в 1964 году, когда всем троим вручили Нобелевскую премию «за фундаментальные работы в области квантовой электроники, которые привели к созданию осцилляторов и усилителей, основанных на принципе лазера — мазера».
Подобные ситуации, когда не одна, а несколько групп ученых из разных стран работают над одной и той же проблемой, в науке встречаются постоянно. Такая конкуренция заставляет ученых работать более эффективно и идет на пользу научно-техническому прогрессу человечества в целом. Но, после того как открытие сделано, часто возникает вопрос, кто первым его сделал и кому достанутся все лавры за это?
В России наравне с мнением, что отечественных спортсменов часто засуживают, популярно мнение, что приоритет отечественных ученых во многих вопросах проигнорирован мировым сообществом.
Самым ярким примером является вопрос о том, кто изобрел радио. В большинстве стран изобретателем радио считается итальянец Гульельмо Маркони, которому за это в 1909 году была присуждена Нобелевская премия. Между тем в России в большинстве книг и энциклопедий написано, что радио изобрел русский физик Александр Попов. В Германии изобретателем радио считают Генриха Герца, который доказал существование электромагнитных волн и еще в 1888 году первым изобрел способ их передачи и приёма. В США и некоторых балканских странах создателем радио считается известный физик Никола Тесла, который в 1893 году запатентовал радиопередатчик, а двумя годами позже радиоприемник. Во Франции изобретателем радио считается Эдуард Бранли, который в 1890 году создал прибор для регистрации электромагнитных волн. У Индии есть своя кандидатура: там радиопередачу в миллиметровом диапазоне продемонстрировал Джагадиш Чандра, и было это в 1894 году. В том же году в Англии Оливер Джозеф Лодж продемонстрировал радиопередачу и радиоприем. И это все притом, что Попов и Маркони продемонстрировали работу своих радиодетекторов, передающих сигналы на сотни метров, в 1895 году.
В своем опыте Попов отправил на расстояние 250 метров радиограмму из двух слов «Генрих Герц». Кроме того, Попов признавал, что его детектор был менее чувствительным, чем детектор Маркони. Эти факты говорят о том, что русский ученый отдавал дань своим коллегам-физикам, и поэтому нельзя считать, что Попов несправедливо обделен в истории изобретения радио в пользу Маркони, который якобы получил чертежи русского ученого и просто усовершенствовал его устройство.
Никакого масштабного заговора, направленного против Попова, в мировом научном сообществе не было.
Хотя без политики не обошлось, но с обеих сторон и несколько позже описанных выше событий. Известно, что в СССР мало что говорилось про работы Маркони, а во многих западных странах, в частности Италии и Великобритании, умалчивалось о Попове и его изобретениях. Что касается Нобелевской премии, то Маркони ее получил в 1909 году, когда Попов, увы, уже умер.
Есть и более свежие примеры, которые также связаны с Нобелевскими премиями: ведь нельзя не признать, что именно они представляют собой критерий развития науки за последние сто с лишним лет. В 1978 году американцы Арно Пензиас и Роберт Вильсон получили Нобелевскую премию за открытие в 1964 году реликтового излучения — излучения, образовавшегося в момент Большого взрыва. Это излучение еще в 50-е годы во время испытаний радиоантенны обнаружил советский инженер Тигран Шмаонов, но тогда он не понял значения своего открытия и опубликовал результаты в журнале «Приборы и техника эксперимента».
Поскольку это не профильный для астрономов журнал, то открытие Шмаонова прошло мимо молодых советских астрофизиков, а ныне известных ученых мирового уровня Андрея Дорошкевича и Игоря Новикова, которые за год до открытия Пензиаса и Вильсона точно предсказали, что реликтовое излучение можно зафиксировать в радиодиапазоне.
В 2006 году за открытие неоднородности реликтового излучения и соответствие его спектра спектру абсолютно черного тела Нобелевскую премию получили американцы Джон Матер и Джордж Смут, руководители американского космического эксперимента COBE.
В российском научном сообществе такое решение Нобелевского комитета вызвало недоумение, так как о результатах COBE было доложено в апреле 1992 года, три месяца спустя после сообщений о результатах работы российского эксперимента «Реликт-1», который проводился на космическом спутнике «Прогноз-9», и в ходе которого были открыты неоднородности реликтового излучения.
С результатами «Реликта-1» была отослана статья в научный журнал на русском языке — «Письма в Астрономический журнал», позже была отправлена публикация в журнал Monthly Notices of Royal Astronomical Society. Кроме того, эксперимент «Реликт-1» начался в 1983 году, а спутник COBE был запущен в 1989.
Самый недавний пример — Нобелевская премия по медицине и физиологии 2009 года, которая была присуждена трем американским ученым за открытие генетического механизма старения, предсказанного советским ученым Алексеем Оловниковым. Тот опубликовал ее сначала в «Докладах Академии наук», а затем в престижном Journal of Theoretical Biology, так что биологи не могли не знать об этой работе. Сам Алексей Оловников ни минуты не сомневался в своей правоте и в том, что экспериментаторы сумеют доказать его теорию, но ограничился этими статьями. Любая теория должна быть подтверждена экспериментальными доказательствами, и в данном случае их вместе с Нобелевской премией получили американские ученые, а не отечественные исследователи.
Но, пожалуй, самым классическим случаем является Нобелевская премия по физике 1930 года, которая была присуждена индийскому ученому Раману «за его работы по рассеянию света и за открытие эффекта, названного по его имени». Этот эффект в русскоязычной литературе называется комбинационным рассеянием света, но в иностранной литературе носит название «эффект Рамана». Дело в том, что это явление было обнаружено в 1928 году в России Леонидом Мандельштамом и Григорием Ландсбергом. Чандрасекхара Венката Раман наблюдал сходный эффект в том же году, буквально на неделю позже, поэтому авторство, по идее, должно быть общим.
Однако Нобелевская премия была вручена лишь ученому из Индии (что, кстати, не помешало Советскому Союзу в 1957 году присудить Раману Международную Ленинскую премию «За укрепление мира между народами»).
Подробности присуждения Нобелевской премии 1930 года, которые (согласно регламенту Нобелевского комитета) стали известны 50 лет спустя, говорят о реальном отсутствии «рекламы» работы Мандельштама и Ландсберга. На премию 1930 года Рамана номинировали десять человек, среди которых были такие знаменитые физики, как Нильс Бор, Луи де Бройль и Эрнест Резерфорд. Ландсберга же выдвинули только два человека, и оба из СССР: Орест Хвольсон и Николай Папалекси.
Нобелевский лауреат Виталий Гинзбург и членкор РАН Иммануил Фабелинский в статье в «Вестнике РАН» за 2003 год
четко назвали три причины, в силу которых Мандельштам и Ландсберг не получили премию: невнимание их советских коллег, активная поддержка Рамана иностранцами и ошибка Нобелевского комитета.
«Мы понимаем, что какую-то роль здесь сыграла небрежность самих Мандельштама и Ландсберга, а также деятельность Рамана», — написали ученые.
Гинзбург и Фабелинский отмечают, что, в противопоставление премии Раману за комбинационное рассеяние света, премия за лазеры и мазеры 1964 года «была присуждена Таунсу, Басову и Прохорову за пионерские работы в указанной области, но никто не занимался выяснением вопроса о том, чей мазер заработал раньше».
Если еще раз посмотреть вышеизложенные примеры, то легко можно убедиться, что к ним применимы и выводы Гинзбурга и Фабелинского относительно Мандельштама и Лансберга.
Невнимание российских ученых к результатам их коллег действительно не редкость. И тут речь даже не о том, что результаты Шмаонова в свое время прошли мимо Дорошкевича и Новикова. Автор этих строк знает примеры, когда ведущий автор статьи указывал ссылки на своих международных коллег, но не ссылался на ученого, работающего в соседнем кабинете того же института, будучи по каким-то причинам не знаком с его работой. Эта проблема имеет общие корни со следующей причиной — активной поддержкой иностранных ученых, которые не поддерживают российских исследователей. Опять-таки, нельзя не признать, что порой в международной научной среде встречается негативное отношение к российским ученым. От этого никуда не деться — у каждого личное восприятие мировой истории и современной геополитики.
Гораздо важнее, что «небрежность самих Мандельштама и Ландсберга, а также деятельность Рамана» имеют место и в наши дни.
Небрежность — это как раз и есть отсутствие «рекламы», то есть когда ученый не спешит сообщать о своем открытии коллегам по всему миру. Когда ученый, выполнив хорошую работу, отправляет ее сначала в отечественный журнал с невысоким индексом цитируемости, и только потом отправляет ее (если вообще отправляет) в международное издание, где о ней заведомо узнает больше народу. Если сделано важное открытие, его автор должен заставить научное сообщество узнать и принять результаты его работы. Так делают ученые по всему миру. В частности, так сделал Раман, открыв комбинационное рассеяние света. Так сделал и Григорий Перельман, который принял правила научного сообщества и опубликовал статью на английском языке на сайте препринтов, который регулярно просматривают все математики.
Если эту «небрежность» свести к минимуму, то тогда меньше поводов будет вспоминать и третью причину, о которой говорили Гинзбург и Фабелинский: ошибку Нобелевского комитета. Пока существует эта премия, каждое решение исполнителей последней воли Альфреда Нобеля будет сопровождаться комментариями о предвзятости и дискриминации. О дискриминации российских ученых и прочих поводах для создания новых «теорий заговора» можно будет говорить, только ликвидировав «небрежности», схожие теми, что были у Мандельштама с Ландсбергом, но которых, очевидно, не было у Басова с Прохоровым.