— Как вам новые определения вольных и служивых людей?
— Мне они представляется вполне возможными, никакой негативной оценки они не несут. Более того, с точки зрения языковой лексики, это вполне удачная конструкция. Сейчас многие понятия дискредитированы пропагандой из 90-х и нулевых годов, и зачастую приходится находить новые словесные обороты. При этом Нечаев не говорит о каком-то принципиальном антагонизме. Да, он призывает ставить на вольных людей. Но и не отвергает служивых. Его главный тезис заключается в том, что если общество хочет развиваться, то люди должны быть свободными.
— Алексей Нечаев упомянул про вольных и служивых людей в контексте модернизации конца нулевых, начала десятых годов. По его мнению, модернизация провалилась, потому что выполнялась именно силами служивых людей, которых заставили это делать. Как вы можете оценить результаты той модернизации?
— У нас не было никакой реальной модернизации в конце нулевых, когда был президентом Дмитрий Медведев. Эту модернизацию понимали чисто технически. Думали, что модернизация – это замена новых станков на другие, одних гаджетов на другие. На самом деле настоящая модернизация – это процесс общественный, это обновление способов реализации способностей людей, их возможностей создавать новый продукт. Модернизировать нужно институты власти, а не технические средства, которыми они пользуются. Нечаев об этом и говорит, что вольные люди должны сами себя развивать, они могут и хотят это делать. Но государство и люди служивые не должны им мешать.
— Какими, на ваш взгляд, должны стать инструменты реальной модернизации?
— Нужно снять прессинг с бизнеса, нужны другие налоги, контроль за произволом силовиков, нужны прозрачные суды. Люди должны понимать, что продукты их труда, их собственность защищены от произвола, а без этого ничего никогда не будет. Бизнес сейчас в тяжелейшем положении и любая попытка сейчас повышать налоги для людей, которые и без того сейчас находятся в тяжелейших условиях, это просто способ его добить. Какая-то дифференциация может быть, есть некий общественный запрос на прогрессивную шкалу. Но надо понимать, что российский бизнес сегодня не в том положении, чтобы с него драть три шкуры, там драть нечего.
— Как вы считаете, пойдут ли вольные люди на думские выборы?
— С 2013 года выборы в России проходят в сентябре. Это было сделано с единственной целью, сделать максимально неудобным участие в выборах независимым гражданам. Выборы в сентябре, а кампания идет летом. Люди кампанию не видят физически, кто на даче, кто в отпуске, а дальше нужно голосовать и непонятно, как и за кого. Там, где люди голосуют честно, в крупных городах, где есть запрос на перемены, они в последнее время просто голосовали ногами. То есть, не ходили голосовать. Получалась диспропорция – когда в одних регионах явка якобы 80%, а там, где голосуют протестно и честно, 25-30%. Голос тех, кому действительно есть что сказать, не был слышен. Просто потому, что эти люди молчали. Но есть определенные предпосылки, что нынешней осенью ситуация может измениться.
— Люди осознали бесперспективность игнорирования выборов?
— Бойкот выборов приводит к тому, что те, с кем вы боритесь, чувствуют себя более уверенно и крепко. Иногда, будем называть вещи своими именами, эти кампании бойкота сознательно провоцируются и пиарятся извне, по заданию. Цель понятна: пытаться сорвать явку, склонить к неучастию в выборах тех людей, кто мог бы прийти и проголосовать по-другому. Если люди действительно пойдут голосовать, итог будет другим. Потому что, объективно жителей нашей страны, которые хотели бы, чтобы решения принимались по-другому, их больше. Чтобы их голос был услышан, нужно только одно: прийти на выборы. Понятно, что будут фильтрации и многих кандидатов не допустят, но это не повод прятать голову в песок, надо голосовать. Неучастие – готовность подчиниться и принимать происходящее как данность. Единственный способ – это голосовать за какие-то альтернативные варианты. Чем вас больше, тем ваш голос сильнее.
— Нечаев говорит, что готов идти на политические союзы, насколько это вероятно, на ваш взгляд?
— Политики должны быть прагматиками. Если политик не готов вступать в коалиции и союзы, то это не политик, это, возможно, какой-то религиозный вождь или кто-то еще. Политика – это компромисс по определению. Чем сильнее оппозиция в парламентах, тем сильнее оппозиция внутри самих правящих партий, это во всем мире происходит. Я убежден, что голосование за любую альтернативу, за любую, нравится она вам или нет, повышает шансы на то, чтобы власть вела себя по-другому.