Цивилизация
Уроженец Западного Берлина, Клаус Воверайт стал бургомистром уже единого города в июне 2001 года. Тогда не прошло еще двенадцати лет с момента падения Берлинской стены, двух — с тех пор, как немецкое правительство переехало сюда из Бонна и город окончательно вернул себе столичные функции. Немцы с присущей им педантичностью подготовили городскую инфраструктуру к возвращению столичного статуса, восстановили коммуникации между западными и восточными районами. Но одно дело восстановить улицы, тоннели и здание Рейхстага, другое — объединить город по духу, а прагматично говоря, как минимум уравнять средний уровень доходов.
К тому же в остальной Германии отношение к ее новой старой столице было весьма неоднозначным. Объединение Берлина само по себе, конечно, имело громадное символическое и идеологическое значение, но западные немцы десятилетиями воспринимали свою часть Берлина не только как форпост в борьбе за собственную свободу, но, откровенно говоря, одновременно и как провинцию, довольно далекую от повседневных проблем.
Берлину и его новому бургомистру предстояло перестать быть чужим — и для самого себя, и, что, возможно, не менее важно, для всей остальной Германии. И с этой задачей они блестяще справились.
Воверайт приковал к себе всеобщее внимание за неделю до избрания, когда публично заявил: «Я гомосексуал, и это тоже хорошо». Позже он рассказывал, что сделал это признание, упреждая таблоиды, которые, по его словам, «уже копали в эту сторону». Решение было по тем временам довольно смелым: пережив две идеологические диктатуры, немцы, с одной стороны, всячески демонстрировали собственную толерантность, но с другой, остались одной из самых приверженных христианству наций в Европе.
Откровенность Воверайта, однако, не только не помешала ему получить высокий пост, но и стала одной из главных его политических «фишек», более того, положила начало целой серии каминг-аутов высокопоставленных и медийных лиц в самой Германии и в других странах Западной Европы. Сегодня уже никого не удивить тем, что немецкой дипломатией несколько лет руководил открытый гей Гвидо Вестервелле.
Впрочем, бургомистр удержался на своем посту не благодаря этим откровениям. Они лишь стали первым намеком на ту свободу и даже фривольность, которой задышал Берлин всего через несколько лет.
Спустя тринадцать лет правления Воверайта Берлин так и не стал единым городом. Пожалуй, напротив, кажется, что он распался еще на несколько. Каждый район, который проезжаешь, пересекая немецкую столицу с запада на восток, кажется полноценным городским микрокосмом. Но больше это не проблема, а скорее дополнительная опция, более того, возвращающая Берлин к его историческим корням — город расширялся, присоединяя к себе все новые и новые населенные пункты, но не уничтожая их идентичность. Именно поэтому в Берлине встречаются по несколько улиц с одним и тем же названием.
В то же время при Воверайте Берлин не стал возвращать себе столичную, а точнее говоря, имперскую спесь. Пока остальная Германия активно занималась новой индустриализацией, бургомистр добился вывода из города практически всей промышленности, а на большинстве старых заводов устроил лофты и галереи современного искусства.
К тому же Воверайту повезло, как, возможно, ни одному другому мэру крупной европейской столицы: Берлин — не самый богатый город Германии, и сложная, деликатная проблема массовой иммиграции стоит перед ним далеко не так остро, как перед остальными градоначальниками.
Возможно, впервые со времен первого объединения Германии в 1870 году Берлин при Воверайте оказался не столицей казарменно-имперской Пруссии, стремящейся подмять под себя остальную страну, а действительно общенациональной столицей. Как пишет газета Welt, Воверайт заставил немцев полюбить Берлин, для которых он стал местом комфортного семейного отдыха на выходных и возможностей длительного и, как нигде более, свободного проживания.
В чем секрет успеха? Журнал Stern считает, что Воверайт сумел не превратить собственную сексуальную ориентацию в культ, а сохранить имидж респектабельного политика и в то же время умудрялся управлять, не подавляя. Часто — просто не управлять, а давать развиваться тому, что развивается естественным образом.
Эта менеджерская манера имела свои преимущества с точки зрения социально-политической обстановки, но в итоге привела к проблемам в экономике города.
Совокупный долг немецкой столицы за тринадцать лет вырос почти вдвое, с 38 до 62 млрд евро, а одна из самых насущных задач, стоящих перед городом, который в остальном кажется чуть ли не идеальным для жизни, не решена по сей день. Еще в 2003 году Воверайт возглавил комиссию по строительству нового берлинского международного аэропорта, и до сих пор он не открыт. Политические противники неоднократно обвиняли именно его в том, что сроки постоянно затягиваются. Воверайта упрекали в том, что в работе участвуют в первую очередь не профессионалы, а его доверенные лица. Якобы никакой критики он не терпел.
Именно по этой причине 61-летний социал-демократ Воверайт так и не стал и едва ли когда-нибудь станет политиком федерального масштаба. Перед Германией стоит целый ряд задач, которые нельзя решить, просто пуская дело на самотек: от проблем с этническими меньшинствами до определения собственной политики и роли в условиях сохраняющейся международной напряженности. Именно в этом преимущество Ангелы Меркель — не столь яркой, консервативной, но умеющей гнуть свою линию и взаимодействовать с самыми разными партнерами.
Да и самой немецкой столице после тринадцати лет свободы нужен теперь не культурный идол, а прагматичный технократ, которому предстоит решить задачу, противоположную той, что стояла перед Воверайтом.
Не вдохнуть жизнь в прекрасно выстроенную инфраструктуру, а сделать ту же инфраструктуру соответствующей роли столицы Европы, которую Берлин начал играть при Воверайте.
Его преемник Михаэль Мюллер, который несколько лет руководил районом, в котором был расположен берлинский аэропорт Темпельхоф, а впоследствии занимавшийся проблемами развития города и окружающей среды, кажется вполне подходящим кандидатом.
