Рецепт
Полгода Хлопонин знакомился с ситуацией, пока в июне не представил свою стратегию развития Северного Кавказа. Российские власти излучают оптимизм: экономика СКФО в ближайшие годы будет расти опережающими темпами, ВРП (валовый республиканский продукт) на душу населения увеличится с 79 000 до 219 000 рублей, номинальная заработная плата возрастет в 2,5 раза, в округе появятся 400 000 новых рабочих мест, а Кавказ «активно интегрируется в российский и мировой рынок».
Добиться процветания погрязшего в коррупции, клановости и религиозном экстремизме Кавказа Хлопонин хочет за счет развития туризма. К 2020 году государство планирует построить на Северном Кавказе пять новых горнолыжных курортов стоимостью 451,44 млрд руб. (из бюджета будет выделено только 60 млрд).
Инфраструктуру для лыжников построят в Мамисоне (Северная Осетия), Архызе (Карачаево-Черкесия), Лаго-Наки (Адыгея), на Эльбрусе (Кабардино-Балкария) и в дагестанском Матласе. Общая площадь курортов составит 4 тыс. га, протяженность трасс — 803 км, а мест для размещения туристов будет создано 104,5 тыс.
Даже дагестанским пляжам Каспия отведено в стратегии отдельное место: пока заброшенный махачкалинский пляж с ржавыми турникетами и старушками, торгующими семечками, должен превратиться в «зону пляжного туризма».
«Коррупция зашкаливает»
В феврале Медведев после долгих раздумий сменил президент Дагестана. Вместо Муху Алиева главой региона стал Магомедсалам Магомедов. Пока за нового главу больше говорят не дела, а фигура его отца Магомедали Магомедова, который руководил республикой с 1994-го по 2006 год.
«При Магомедали все должности в правительстве продавались. Если человек умирал, должность передавалась родственнику. Уплочено ведь. Доходило до того, что с утра человек заносил миллион долларов и ему говорили: будешь министром, а вечером кто-то приносил полтора и пост отдавали ему», — рассказывает махачкалинский бизнесмен Руслан.
Первый зампред правительства Ризван Курбанов уверяет: сегодня нет людей, которые устроились бы на работу в правительстве за деньги.
Впрочем, в народе говорят, сам Магомедсалам заплатил миллиард рублей, чтобы стать президентом. «Финансы сыграли решающую роль в назначении Магомедова. Мы словно вернулись в 90-е годы», — говорит мэр Хасавюрта Сагидпаша Умаханов. Интересуются дагестанцы и тем, как при скромном доходе (согласно декларации) Магомедов-младший накопил на недвижимость в Подмосковье.
Громких коррупционных дел в Дагестане как не было, так и нет. «Смущает, что коррупция в Дагестане зашкаливает», — признает Курбанов, но предлагает предоставить поиск коррупционеров прокуратуре.
Местная милиция, по признанию постового Вахи, не останавливает многочисленные машины с мигалками и не может заставить горцев отказаться от полной тонировки стекол в машине.
«Как остановишь кого, так он сразу или корочку показывает, или телефон протягивает с кем-то важным на проводе. Приходится отпускать, у нас своих проверять не принято.
Пьяных стараемся быстрее оформлять, чтобы отобрать телефон и он не успел позвонить», — рассказал сотрудник ДПС. Он получает 14 тысяч рублей и, улыбаясь, говорит, что «коррупцию можно только переливанием крови побороть».
Другая проблема республики, подпитывающей терроризм, — безработица. По данным Росстата, не работают в Дагестане около 20% жителей (в Ингушетии — больше 50%, а в Чечне — 44%), однако реально этот показатель значительно выше. Мэр города Дагестанские Огни Магомед Гафаров жалуется: градообразующий стекольный завод работает вполсилы. Вместо 2500—2800 работавших на нем в советское время сейчас трудятся от силы 600 человек. Листовое стекло делать перестали, выпускают только бутылки и банки для консервов. Больше работать в городе негде, а инвестор в Дагестан не идет.
Курбанов, который последние 8 лет работал в Москве и ни разу в Дагестане не ночевал, верит, что под гарантии нового президента в республику придут дагестанские олигархи. По его словам, один из богатейших людей России сенатор Сулейман Керимов намерен построить в Дагестане «новый город», но пока даже в его родном Дербенте говорят, что за последние 20 лет ни одного нового завода или производства создано не было.
«У них есть идея, поэтому они сильнее»
Странно ожидать энтузиазма от потенциальных инвесторов, если только весной 2010 года в Дагестане произошло три громких теракта. В марте двойной теракт в Кизляре унес жизни 12 человек, в мае двое погибли в результате взрыва на вокзале в Дербенте, а около Сергокалы боевики обстреляли вышку «Билайна» и застрелили 8 приехавших по вызову связистов. Террористки, взорвавшие себя в московском метро 29 марта, родом были также из Дагестана.
Одна из террористок, Марьям Шарипова жила в селе Балахани, что в горах, в Унцукульском районе. Здесь же находится село Гимры, где в конце XVIII века родился имам Шамиль.
Гимры уже две сотни лет известны как главный очаг сопротивления имперской политике России. Местные жители гордятся своим великим земляком.
В доме имама сейчас живет историк Гусейн: после того как плененного имама с почестями приняли в Санкт-Петербурге, дом отдали двоюродному брату Шамиля Джамалуддину, прапрадеду Гусейна.
В начале XXI века село стало оплотом ваххабизма. В декабре 2007 года в село зашел российский спецназ, была объявлена спецоперация, введен комендантский час, начались «зачистки». Заведующая детсадом Фатима говорит, что до сих пор ждет от властей компенсации за убитый солдатами скот, погибшие фруктовые деревья. «Беспредел был, когда моему мужу патроны подбрасывали, мучили его. Но я все равно зимой солдат поила чаем, ведь хоть они и считаются мне врагами, в сапогах и оружием в дом входят, но мальчики не виноваты. Это все политика», — рассказывает Фатима.
Ваххабиты из села никуда не делись. 83-летний Магомед рассказывает, что в Гимрах много ваххабитов, но они сидят тихо: «Они ничего сейчас плохого не делают, спокойно живут. Кашу они тогда заварили, а сейчас не проповедуют, просто молятся и все».
Потомок Шамиля Гусейн нехотя признает, что молодые отклоняются от традиционного ислама в сторону большего радикализма и «прислушиваются к ваххабитам». Историк не исключает, что через 20—30 лет здесь вообще будут только ваххабиты: «У них есть идея, поэтому они сильнее».
Российские спецназовцы из Волгограда на блокпосту перед Гимрами придерживаются другого мнения. «На ваххабитов ездил смотреть? Там их 60%, а в Балахани все 100%. Там отец смертницы ходит и гордится за дочку-убийцу. Они теперь умнее стали, в Махачкале подрываются, а здесь отлеживаются. Они ничего не делают, только проедают деньги, которые им из Москвы дают», — не скрывают своей неприязни спецназовцы, заходившие в Гимры со спецоперацией.
Вице-премьер Курбанов, который отвечает за силовой блок, признает рост экстремизма. Количество нападений на милиционеров за год увеличилось в два раза, а раскрываемость тяжких преступлений упала, говорит он. Что делать — он не знает: «Может, из Москвы стоит спецподразделения отправить, раз местные силовики не справляются с ситуацией».
С популярностью ваххабизма Курбанов увеличение числа терактов не связывает: «Нет цифр, что увеличилось число ваххабитов... Есть проблема с террористами, а кто они — ваххабиты, христиане или иудеи — не важно. Рост терроризма связан с тем, что Дагестан граничит с пятью государствами».
Заместитель имама самой старой в Дагестане дербентской Джума-мечети Фархад уходит от всех вопросов о разнице между ваххабизмом и традиционным исламом. «Мы не различаем ни шиитов, ни суннитов, ни ваххабитов. Не надо совать свой нос, куда не надо, не надо натравливать нас друг на друга», — разозлился под конец беседы заместитель имама.
Политическая и вольная борьба
Дагестанцы с завистью смотрят на соседнюю Чечню, где политика Рамзана Кадырова и деньги Кремля (на одного жителя Дагестана расходы из бюджета и федеральных целевых программ в 2010 году составили 14 800 рублей, а на каждого проживающего в Чечне и вовсе 48 200 рублей) привели к «снижению количества терактов и более спокойной жизни».
Но многонациональному Дагестану, где только коренных народностей около 30, это не подходит, признавал в интервью президент Магомедов.
Ему, как и предыдущим лидерам республики, приходится считаться как минимум с основными народностями и кланами.
Именно поэтому в Дагестане, например, редкая не только для Кавказа, но и для всей России развитая и свободная пресса.
«Правительство сформировано по принципу профессионализма и национального квотирования», — говорит Курбанов. Он лакец, президент — даргинец, премьер Магомед Абдуллаев — аварец. Третий по численности народ Дагестана — кумыки — оказались обделенными, но пока о крупных конфликтах на национальной почве не слышно. Они приглушены, но в любой момент могут вырваться наружу.
Главным оппозиционером республики считается мэр Хасавюрта Сагидпаша Умаханов, который еще при Магомедове-старшем возглавлял так называемый северный альянс. Хасавюрт граничит с Чечней, здесь в 1996 году генерал Александр Лебедь подписал соглашение с Асланом Масхадовым об окончании первой чеченской. Умаханов правит в городе с 1997 года, а до этого был тренером по вольной борьбе. Визитной карточкой Хасавюрта стали спортсмены: город воспитал 5 олимпийских чемпионов по борьбе, в том числе двух племянников мэра. Именно спортсмены в 1999 году отстояли город от боевиков Хаттаба и не дали им пройти в Дагестан по равнине.
Нового президента мэр пока не ругает, осторожничает. «Он обещал, что начнут давать деньги на капремонт зданий и ЖКХ. Раньше Хасавюрт был единственным городом, куда эти деньги не приходили», — говорит мэр.
Центр Южного Дагестана — Дербент с пятитысячелетней историей. Над городом возвышается крепость Нарын-кала, которую построили персы в VI веке, а в XVIII она сдалась Петру I. В 2010 году о Дербенте заговорила вся Россия. Победу действующего мэра-единоросса Феликса Казиахмедова сенсационно для всей страны отменила избирательная комиссия и верховный суд Дагестана, после чего мэр ушел в отставку, и исполнять его обязанности стал главный соперник Казиахмедова экс-прокурор республики Имам Яралиев. Журналист местной газеты «Черновик» Магомед Ханмагомедов объясняет: выборы в Дербенте сыграли решающую роль в том, что Медведев уволил экс-президента Алиева. В октябре в Дербенте пройдут новые выборы мэра, и простыми они не будут.
«Пока Путин платит»
Ханмагомедов говорит, что финансовая помощь из центра только портит дагестанцев.
«Вот представь, 87 рублей из каждой сотни — это дотации центра. В южном Дагестане ни одного завода не построили за последнее время, а модернизируются только алкогольные силами своих собственников. Зачем заниматься, когда Путин платит вовремя?
Они в третьем поколении отучатся работать, как когда-то князья», — сетует Ханмагомедов. Мусор в Дербенте, как и в Москве, убирают таджики.
Умаханов согласен с журналистом с юга: «Нам не нужны дотации, нужно создавать экономику». По этому пути пошел Хлопонин, который объявил о масштабном и дорогом (не меньше 400 млн рублей) проекте по развитию Северного Кавказа, в том числе туризма. Однако Умаханов скептически относится к полпреду, так как считает, что для Хлопонина Дагестан — как для дагестанца Сибирь.
Пока же древняя крепость в Дербенте ветшает, ее реставрацией или хотя бы рекламой никто не занимается.