— Сегодня в Лондоне впервые встретятся президент России Дмитрий Медведев и его американский коллега Барак Обама. Все ждут от них ясных предложений по «перезагрузке» двусторонних отношений, о которых много говорят. Каковы будут точки соприкосновения, и в каких вопросах найти согласия не удастся?
— Я думаю, что согласие в первую очередь мы будем наблюдать в области контроля над вооружениями. По истекающему 5 декабря этого года Договору о сокращении наступательных вооружений (СНВ-1) обе стороны считают нужным начинать серьезные переговоры, к которым в администрации Джорджа Буша не было интереса. Это вполне можно будет объявить серьезным успехом встречи - хотя принципиальное согласие, что переговоры надо вести, было достигнуто и до нее. Что касается противоречий, то они есть и в этой области - в частности, среди конкретных предложений России есть те, которые для США, по всей видимости, неприемлемы - но они проявятся тогда, когда начнутся реальные переговоры о сокращении.
Важным результатом может стать приглашение Обамы в Москву. Встреча в Лондоне все-таки не полномасштабные двусторонние переговоры, а встреча «на полях» саммита «большой двадцатки». Объявление о том, что приглашение сделано и принято на официальном уровне, что президенты приняли совместное решение продолжать переговоры - тоже своего рода конкретный результат.
По другим направлениям сотрудничества существует больше проблем, чем готовности их решать. Есть острая заинтересованность со стороны Москвы в том, чтобы подвести черту под предыдущим периодом в двусторонних отношениях - чтобы США не размещали элементы своей системы ПРО в Центральной, или Восточной (кто как называет) Европе, чтобы не принимали в НАТО Украину и Грузию. Это можно прочитать, в частности, в статье Медведева, опубликованной в The Washington Post. Но при этом невозможно представить, чтобы возникли какие-то твердые, писаные обязательства учета сфер влияния – как бы того ни хотелось в Москве – все-таки на дворе XXI век.
Что касается сотрудничества по Афганистану, то тут есть больше оснований верить в то, что интересы Москвы и Вашингтона если и не совпадают, то достаточно близки.
— Выведение под давлением России американской базы из Киргизии не кажется вам идущим вразрез этой общности интересов?
— Несомненно, отказ Киргизии держать у себя американскую базу противоречит заверениям Москвы, что она так же как и Вашингтон озабочена положением дел в Афганистане. Но на сегодняшний день американская сторона, в общем, предпочла не сосредоточиваться на этих усилиях Москвы.
В отличие от практики последних лет администрации Джорджа Буша, когда ни одна сторона не пропускала ни одного удара, в США предпочли не заметить, что Россия выказывала явную заинтересованность в том, чтобы американцы из Киргизии ушли.
Улучшением можно было бы считать переход к серьезной дипломатии в наших отношениях. Дипломатия – это, прежде всего, определение приоритетов двусторонних связей и второстепенных вопросов, где возможны уступки, торговля, компромиссы. Если России удастся сформулировать это «главное», причем позитивное, а не пресловутые «красные линии», то можно будет считать, что сделан огромный шаг вперед.
— Некоторые эксперты говорят о том, что при администрации Обамы Россия перестанет, если уже не перестала, восприниматься как полноценное направление внешней политики, и теперь двусторонние отношения «упакованы внутрь» блоков международных вопросов: иранского, северокорейского, разоруженческого. Личная встреча президентов может вывести вновь отношения между Москвой и Вашингтоном на уровень паритета?
— Это как раз то, чего бы очень хотело российское руководство — об этом говорится и в статье Медведева, — но все-таки, глядя правде в лицо, реальный паритет наблюдался только, когда шла холодная война.
Если не считать ядерные арсеналы, то во всех отношениях Россия и США – страны, не сопоставимые друг с другом. И в военном, и в технологическом, и в экономическом отношении в превосходстве США сомневаться не приходится. Даже наличие у России огромного ядерного арсенала не делает ее источником непосредственной угрозы для Соединенных Штатов, какой, например, является тот же Иран.
Этим определяется многое, в частности и то, что Россия не является на сегодняшний день приоритетным направлением сама по себе.
Тем не менее надо сказать, что самый приход к власти администрации Обамы ознаменовался довольно значительным вниманием к России. В Москву ездили американские «мудрецы» (среди прочих экс-госсекретари Генри Киссинджер, Джордж Шульц и Джеймс Бейкер. — «Газета.Ru»), много публиковалось в США на тему двусторонних отношений официальными и полуофициальными лицами, уже состоялся обмен письмами между президентами. То внимание, которое было уделено России, как будто, не соответствует тому, о чем я говорила: что Россия не является самостоятельным приоритетом для внешней политики США. По существу, после Ирака и Ирана, Ближнего Востока и Северной Кореи, которые никогда не исчезают с переднего края американской внешней политики, Россия появляется не раньше чем на пятом месте.
Не в последнюю очередь продемонстрированное США пристальное внимание к России связано с тем, что во всех остальных перечисленных вопросах, не говоря уже о внутриполитических экономических проблемах, администрация Обамы не может рассчитывать на достижение успеха - во всяком случае, в ближайшее время. Общаясь с Россией, Обаме можно продемонстрировать по крайней мере внешние признаки существенного улучшения внешней политики. Если при Джордже Буше-мл. отношения дошли до уровня чуть что не конфронтации, то сейчас тон безусловно изменился. Атмосфера, скажем, встречи госсекретаря Хиллари Клинтон с Сергеем Лавровым, как небо от земли отличается от того, как происходило при его общении с Кондолизой Райс. Это заметно и по освещению этой встречи российскими центральными телеканалами: в таком благожелательном тоне, с шутками, улыбками.
Станет ли это отливаться в содержательные формы? Вероятность этого не слишком высока, и если этого не случится, то интерес к России, скорее всего, ослабеет. Если взять иранский вопрос, то заинтересованность США в содействии России в большой степени зависит от того, кто останется президентом этой страны, Махмуд Ахмадинеджад, или на его место придет кто-то другой, удастся ли сближение Вашингтона с Тегераном.
— Прослеживается ли искренний российский интерес в налаживании двусторонних отношений в таком случае? Если Обама сможет предъявить улучшение отношений с Москвой у себя дома, то что получает Медведев?
— С инициативой «перезагрузки» выступила первоначально американская сторона, но целый ряд выступлений российских официальных лиц, и Лаврова и Путина с Медведевым, свидетельствовали об удовлетворенности Москвы рациональным и прагматичным тоном, доносящимся из Вашингтона. На сегодняшний день Москва демонстрирует, что готова соответствовать этому тону и этой атмосфере, но действительно ли она заинтересована в улучшении взаимоотношений с США, это большой вопрос. Пока, как я вижу, Россия не сформулировала для себя, зачем же ей это надо - кроме как, опять-таки, для закрепления своих «красных линий».
Это часть более общего размышления: довольна ли Россия своей внешней политикой и тем положением, в котором она оказалась на мировой арене? Без союзников, без определенности в том, применяет она «мягкую силу» или «жесткую». Сегодня совершенно очевидно, что Россия слишком велика, чтобы вступать в какое-то интеграционное объединение, но в то же время недостаточно привлекательна, чтобы стать центром притяжения для других стран. На все эти вопросы ответов, как я понимаю, в России нет.
Администрация США и президент Обама точно знают, что внешнюю политику их страны нужно серьезно менять, но там во главе страны новый человек, а у нас – те же самые.
В отличие от России СССР знал, чего добивается. Он существовал в пространстве, где было «два мира — две системы», Советский Союз в жестком противостянии делил с США «третий мир». А посткоммунистическая Россия не вполне определила, с кем она. У нее все еще большие проблемы с идентичностью.