Цивилизация
70 лет назад, 12 февраля 1947 года в 10.30 утра в Париже в здании по адресу Авеню Монтень, 30, прошел первый показ 42-летнего Кристиана Диора — малоизвестного модельера, занимавшегося до тех пор созданием шляп (а еще парфюмерии — дом Кристиана Диора вырос из фирмы Christian Dior Perfume). По окончании шоу Кармел Сноу, главный редактор журнала Harper's Bazaar, сказала кутюрье: «Это настоящая революция, дорогой Кристиан! Ваши платья создают совершенно новый образ!» Новый образ — «New look» — такое название получил изобретенный Диором силуэт. Неправдоподобно тонкая талия, широкая юбка, прямые плечи — через два года после окончания Второй мировой войны Кристиан Диор вернул в моду женственность, пренебрежение к удобству, стремление забыть об экономии и прагматизме, настоящий шик.
В такой одежде нельзя было несолидно бегать или стоять у станка — женщина Диора была музой, которой следовало поклоняться.
Ей и поклонялись: уже к 1949 году модный дом Диора, созданный при финансовой поддержке бизнесмена Марселя Буссака, производил три четверти французской экспортной продукции. И хотя у Кристиана Диора были и противники (например, Коко Шанель говорила, что только мужчина, у которого никогда не было интимной связи с женщиной, способен предложить ей настолько неудобную одежду), его новый образ прижился и в США (особенно в Голливуде), и среди европейской аристократии. Диора обвиняли в том, что он использует слишком много ткани, что он создает нереалистичные представления о том, каким должно быть женское тело (его барные пиджаки и платья были слишком тесны в талии), что из-за него у женщин развивается нервная анорексия... И все же появление его нью-лука стало историческим моментом в моде, и отрицать это бесполезно.
В 1957 году Кристиан Диор скоропостижно скончался. Должность креативного директора дома получил Ив Сен-Лоран — через два года после того, как пришел туда в качестве ассистента. Его первая коллекция «Трапеция» принесла бренду настоящий успех. Дизайнер сделал акцент на духе молодости и смелых фасонах, а главным направлением коллекции стали короткие трапециевидные платья. Затем кутюрье представил укороченные куртки из кожи аллигатора и норковые пальто. Модный богемный образ, который создавал Ив Сен-Лоран, вдохновлявшийся американским поп-артом и произведениями писателей-битников, одобряли далеко не все, хотя в более поздние годы, когда кутюрье основал свой собственный модный дом, именно умение играть с молодежной поп-культурой помогло ему стать тем, кто ее создает. Особенно ненавидел Ива Сен-Лорана с его любовью к контркультуре сооснователь Dior Марсель Буссак. Когда в Алжире началась война за независимость, Ива Сен-Лорана призвали в армию: руководство дома в течение двух лет препятствовало этому, однако после провального сезона 1960 года Сен-Лоран отправился в Алжир, а художественное руководство бренда перешло к Марку Боану.
Новый дизайнер определил основное направление бренда на ближайшие 30 лет. Конформист Боан проявил верность традициям.
Главным творческим кредо модельера стало: «Не забывайте о женщине». Поэтому с первого дня он начал разрабатывать свой собственный стиль, создавая как классические наряды, так и кокетливые фасоны. Он выступал против модного эпатажа и говорил, что одежда должна не перетягивать внимание на себя, а лишь подчеркивать очарование женщины. Такой подход позволил кутюрье сделать коллекции бренда популярными среди таких звезд, как Грейс Келли, Миа Фэрроу и Марлен Дитрих.
Смелость Диора Марку Боану присуща явно не была: за 30 лет модный дом превратился в респектабельный — роскошные ткани (использовавшиеся с тем же пренебрежением к экономии, что и при Диоре), классические силуэты, осторожные нововведения. Боан не стремился переворачивать устои. Самыми запоминающимися моментами карьеры Боана в Dior были «slim look» (ответ на «New Look»), жаккардовое платье с капюшоном для Софи Лорен и коллекция à la russe, вдохновленная экранизацией «Доктора Живаго» 1965 года. На показе были представлены пальто с широкими поясами, отороченные мехом, и высокие черные сапоги. Также к фирменным фасонам кутюрье можно отнести вечерние шелковые туники, брюки, повторяющие форму сигарет, и наряды с цветочными принтами.
Одежда для элегантных дам среднего возраста коммерчески успешного и уважаемого дома создавалась аккуратно и осторожно — но ни о какой революции при Боане речи не шло.
Следующим главным дизайнером дома стал Джанфранко Ферре — он создавал одежду для дома с 1989 по 1997-й. Про него не раз говорили, что он единственный, кто «делает Dior чуть ли не лучше самого Диора». Ферре создавал платья классического силуэта с элементами оригами и массивными драпировками. Первый нефранцуз во главе дома, он отказался от флера романтизма, окружавшего коллекции. Его образы были строги, выверены, сухи и коммерчески успешны — в то время дом как раз перешел под крыло LVMH и открывал один бутик за другим.
В 1997 году на смену Джанфранко Ферре пришел Джон Гальяно. Амбициозный испанский модельер англо-итальянского происхождения в корне изменил направление бренда, сделав акцент на эпатаже. Свою работу для Dior сам модельер расценивал как возможность стряхнуть пыль со старого дома, который к этому моменту ассоциировался исключительно с одеждой для дам среднего возраста.
Дизайнер соединял исторические мотивы и гламурный шик, восточные ткани с европейским костюмом, создавал сюрреалистические шляпы и платья с нарисованными драпировками. Он устраивал театрализованные показы, превращая стадион в Булонском лесу в лесные заросли, вокзал Ватерлоо — в пустыню, а оранжерею Версальского дворца — в 150-метровый подиум, залитый водой. Во время показов топ-модели не просто демонстрировали одежду, а играли персонажей историй, придуманных Гальяно. Он привлекал внимание публики, вовсю используя спецэффекты: избыточность, игра на публику — эти традиции, заложенные Кристианом Диором в 1947-м, Гальяно сохранил, развил и довел до абсурда.
Покинул бренд дизайнер с присущими ему эпатажем: Гальяно напился в баре, отпустил фашистское высказывание в адрес еврейской пары (признавшись, в частности, в любви к Гитлеру), после чего был немедленно уволен из дома и лишился собственного бренда. Его ждала череда судов по обвинению в диффамации, попыток извиниться и реабилитаций в клинике.
А восстановить репутацию полностью не удастся никогда, несмотря на то что формально Гальяно вернулся к работе и создает теперь одежду для дома Maison Martin Margiela.
В 2012 году креативным директором Dior стал Раф Симонс. Он был назначен за восемь недель до показа кутюрной коллекции, которую обычно создают за восемь месяцев. С первой же коллекции нового курюрье стало ясно: с эпатажем Гальяно покончено. Новый креативный директор взял курс на женственность, модернизировав идеи Кристиана Диора. Симонс оставил форму, но при этом убрал все лишние детали и добавил больше технологичных материалов. Приталенные жакеты, пышные юбки с подъюбниками и элегантные платья в стиле нью-лук — Раф Симмонс предпочитал не рисковать и сохранять дух дома, несмотря на то что в своих собственных коллекциях пропагандировал лаконизм,чистоту и графичность линий. В 2015 году дизайнер покинул Dior по собственному решению, решив сфокусироваться на других сторонах жизни, в том числе собственном бренде и увлечениями за пределами работы. Позже он перешел в Calvin Klein, философия которых ему, похоже, куда ближе.
Сейчас модным домом руководит Мария Грация Кьюри. После официального назначения она заявила, что хочет создавать одежду для женщин, невзирая на классификации «мужское и женское», «молодая и не очень» и «классика и современность». Удается ли ей это, пока сложно судить. Первая коллекция, созданная Кьюри, повторяла экипировку фехтовальщиц. Стеганые нагрудники стали корсетами, а куртки с асимметричной застежкой — жакетами. Пышные юбки из прозрачного тюля в несколько слоев модельер предложила носить поверх спортивного белья. Изменились и бельевые корсеты — они превратились в полноценные топы.
Разумеется, первая женщина среди креативных директоров ведущего модного дома Франции не стала избегать темы феминизма. В первую коллекцию готового платья, показанную прошлой осенью на Неделе моды в Париже, вошли простые белые футболки с надписью «We Should All Be Feminists». Феминисткам больше не за что критиковать Кристиана Диора: круг замкнулся.