Цивилизация
Только «старайся» и никогда не «молодец»
В сентябре наш мальчик пошел в первый класс, и пугающие звоночки и неприятные зацепочки начали появляться буквально сразу. Внешне все благополучно: он прекрасно учится, он отлично мотивирован, он в пятерке лучших в классе, его отправляют на олимпиады и всякие конкурсы для умных первоклашек… Но он приходит домой, открывает пропись и рыдает над ней самыми настоящими слезами.
А он, наш мальчик, никогда не плачет, поэтому мы в растерянности. Он считает себя двоечником, никчемным совсем человеком.
Ведь что может быть хуже, чем неидеальные крючки и палочки и десятки учительских «старайся!» в каждой из его тетрадок. Только «старайся!» и никогда не «молодец» или хотя бы «хорошо».
Я говорю с сыном, мы ходим к психологу, мы с его папой ходим к учительнице разговаривать — как на работу, почти каждую неделю. Она считает, что нашему мальчику все слишком легко дается. Что он может больше других и поэтому с него надо много требовать; и мы, в общем, даже не против… Но «много требовать» — это ведь не равно «бесконечно критиковать»?
Дома ситуация становится невыносимой: мальчик, который на самом деле очень любил учиться, внезапно заявляет, что он совсем пропащий и поэтому не видит смысла в том, чтобы делать уроки: все равно у него «ничего не получается». Я мечусь между «еще раз поговорить с учительницей» и тем, чтобы менять класс. Последнее мне кажется высшей точкой родительского экстремизма.
Ситуация взрывается в один момент: когда учительница вырывает страницу из тетради сына перед всем классом. Он приходит домой и говорит, что больше туда не пойдет. И я подтверждаю, что да, не пойдет. И понимаю, что уже не балансирую над пропастью, а со свистом лечу вниз: никакого запасного плана у нас нет.
Для сына я точно решила, что — можно
Примерно над той же пропастью оказались мои родители пятнадцать лет назад, когда у нас начал вести математику безумный директор лицея и когда я точно так же заявила, что больше туда не пойду ни за что и никогда — мои тетрадки по какой-то кармической закольцованности тоже рвали на уроках. Мама тогда плакала, папа бессильно метался по комнате: родителям казалось, что ситуация безвыходная, что посередине года в выпускном классе меня никто не возьмет, даже несмотря на примерную учебу. Что я останусь без аттестата, не поступлю в МГУ, к которому так упорно готовилась, и вообще закончу свою жизнь в несчастьях и под забором.
Я пошла тогда в школу, не пропустила ни одного урока, и доучилась, и поступила туда, куда хотела… Правда, со свежеприобретенными нейродермитом и легким заиканием, но в тот год в том классе у нас все были такие, я не видела в этом ничего особенного.
Ведь это школа — и родители сказали, что ничего нельзя исправить.
И вы не представляете, что я почувствовала, когда пришла на журфак и обнаружила, что у нас полкурса учились экстерном, в вечерних школах или еще каким-нибудь неведомым для меня образом. Я почувствовала себя как та девочка-идиот с огромными ушами и хвостом из анекдота: а что, можно было?!
И вот для сына я точно решила, что — можно.
Мы решили спокойно выбирать школы
Его класс очень удачно в тот день уходил на каникулы, и поэтому следующую неделю мы посвятили марафонскому заезду по всем близлежащим школам — частным, государственным, экспериментальным, самым разным. Чем ближе было окончание каникул, тем нервознее становилась обстановка дома. Я отчетливо понимала, что не отправлю сына к той учительнице, и при этом новая школа все не находилась. Я чувствовала, что готова запихнуть ребенка куда угодно, лишь бы избежать этого чудовищного: все дети утром проснулись и пошли в школу, а наш? И ужаса от того, что они каждый день будут проходить все новое-новое-новое, а наш мальчик бесконечно отстанет?
Перелом случился в одной из частных школ, где обнаружилось, что сын, конечно, умница из умниц, но его класс отстал от того, в который мы поступали, на целых пол-учебника. Учительница начала заламывать руки: «Как? Как же он будет догонять класс, если мы уже прошли меры длины и части речи, а они только заканчивают прописи?!»
Я не поняла смысла проблемы, поэтому сказала: «Саша, десять сантиметров — это дециметр. Сто сантиметров — это метр. Сколько тогда дециметров в метре?» «Десять», — сказал ребенок. «Вы не понимаете, — начала учительница, — они должны уметь пересчитывать. Например, надо тренироваться пересчитывать, сколько сантиметров в двух дециметрах и семи сантиметрах…» «Двадцать семь», — сказал ребенок. И в этот момент я подумала, что какого черта? Тему, которую можно за одну минуту объяснить двумя предложениями, они называют «страшным отставанием» и изучают два месяца?
На следующий день за завтраком мы прошли части речи. Саша (имя собственное), приходи (глагол) скорее (наречие) есть (глагол) вкусную (прилагательное) яичницу (существительное).
Потом выяснилось, что я дала маху и наречия, имена собственные и местоимения они будут проходить только во втором классе. Впрочем, это было уже неважно: дециметры и наречия, которыми легко оперировал сын, придали мне смелости, и мы решили не мельтешить, а спокойно выбирать школы для того, чтобы пойти в новый, уже второй класс с сентября. И так, чтобы это был самый лучший из классов.
А первый решили заканчивать сами, дома.
Многое оказалось не совсем правдой
Проблема была в том, что Министерство образования недавно провело очередную реформу и даже сами школы не очень понимали, что теперь можно, а что нельзя. Семейное, домашнее, заочное, экстернат, индивидуальное обучение — все перемешалось. Было не очень понятно, нужна ли теперь какая-то справка о проблемах со здоровьем, которые не дают ребенку возможности посещать школу, или можно было, как и раньше, учиться дома просто по желанию? И еще мы слышали, что за домашнее обучение родителям должны платить какие-то деньги. Или это родители должны школе за консультации с учителями?
Выяснилось, что теперь в школах нет экстернатов, зато есть очная (обычная), заочная (как у нас, учимся дома), очно-заочная (часть предметов ребенок проходит в классе, а часть самостоятельно) и семейная формы обучения.
Новый закон об образовании вышел только в этом учебном году, и в нем еще очень много допущений и скользких мест. Например, сыну, как учащемуся заочно, положены консультации с учителем, но когда, сколько и с каким — не прописано. Ему положены учебники и методички, и их мы целый месяц выбивали из школы. Мы должны в конце сдать аттестационные экзамены, но никто не представляет, в какой форме и как их проводить, если в первом классе обучение безотметочное.
Конечно, директору школы идея заочного обучения страшно не понравилась. Сначала нам объясняли, что это возможно только с пятого класса. Что для того, чтобы перейти на семейное обучение (там, где родителям полагается денежная компенсация на обучение ребенка — в размере той суммы, что получала бы на него школа), нам сначала нужно выйти из состава школы, потом встать на учет в органы опеки (видимо, для того, чтобы доказать, что эти шесть, кажется, тысяч государственной компенсации мы потратим на учебу ребенка, а не на алкоголь и наркотики), а потом уже попробовать снова заключить договор со школой. И нам дали понять, что обратно нас никто не примет.
Многое из этого оказалось не совсем правдой. Например, родителям не надо вставать на учет в опеке, а нужно просто сообщить о новой форме обучения ребенка в муниципалитет… Но в общем, если ваша задача, как у нас, состоит в том, чтобы просто получить документы об окончании школьного года, а не взрывать всю систему изнутри и добиваться справедливости, то проще всего перейти на заочное обучение. Вам не имеют права отказать. Ни одна школа: никакой привязки к месту жительства, например, быть не может, что бы вам ни говорили в администрации школы. Даже если это не прописано в уставе школы, то все равно не имеют права: вы можете прямо ссылаться на новый закон об образовании (речь идет о федеральном законе РФ от 29 декабря 2012 года №273-ФЗ. — «Газета.Ru»), перед которым оказалась бессильна даже директор нашей школы, а она депутат и вообще крайне опытна в вопросах хождения насухо между струями дождя.
Наша жизнь стала суматошнее, но свободнее
Вообще, официально сейчас в России заочно обучаются около 100 тыс. детей, однако по внутренним ощущениям их гораздо больше. Даже в нашей школе, которая была совсем не рада первокласснику на домашнем обучении, есть большой опыт работы с заочниками из средней и старшей школы: в нашем районе располагаются базы многих спортивных клубов, олимпийская деревня, и родители многих молодых спортсменов выбирают альтернативные формы обучения.
Тот же выход находят и семьи с частыми командировками и путешественники-дауншифтеры.
В итоге это может коснуться каждого, и это не так страшно, как кажется. Даже если вы, как и мы, никогда в жизни не думали и не гадали становиться родителями-домашниками, то у вас есть выход. Сейчас наша система построена следующим образом: один раз в неделю к сыну приходит учительница, чтобы изучать — даже не программу, а специфические требования к оформлению работ. Три клеточки туда, пять клеточек сюда.
Сын поступил в математический кружок при МГУ и ходит туда три раза в неделю. Там есть шахматы, механика, информатика и все остальное, очень интересное техническим мальчикам. По воскресеньям у него научный кружок при музее: вообще оказалось, что, если поискать, в Москве есть огромные возможности для дополнительного или альтернативного образования. Большая часть из них или бесплатна, или стоит совершенно символических денег.
Да, наша жизнь стала теперь суматошнее, но гораздо свободнее. Это потребовало большей организации от всей семьи, но у ребенка снова появилась мотивация. Первые две недели после ухода из школы он лежал на диване и смотрел мультики, а потом к нам вернулся знакомый нам любопытный и умный мальчик, который ставит опыты, снимает ролики, читает энциклопедии и ведет себя как нормальный, довольный жизнью семилетка.
За полтора месяца дома сын закончил учебники по математике и русскому, прочел две толстые книжки, повысил скорость чтения с семидесяти до ста двадцати слов в минуту, научился прыгать на велосипеде с бордюра и даже немножко загорел на весеннем солнце — он наконец стал много гулять.
Я все еще уверена в том, что образованием детей должны заниматься профессионалы, но теперь я чувствую, что мы от них не зависим. Мы можем менять учителей и школы, можем учиться дома или в спецкружках, можем поступать в школы и уходить, если они чем-то перестали нас устраивать. Как бы я хотела, чтобы мои родители имели возможность прочитать нечто подобное двадцать лет назад.
Завтра у него экзамены в самую лучшую из школ, которую мы выбирали с максимальным пристрастием и тщательностью. Подержите за нас кулаки, пожалуйста.
