Цивилизация
— Врачу, специализирующемуся в терапии новообразований, постоянно приходится сталкиваться с новыми, уникальными случаями проявления болезни и быстро принимать решения. Много новаторских методик лечения разрабатывается в онкоцентре?
— Здесь вся повседневная работа новаторская. Мы публикуем свои наблюдения во всех научных журналах, наших и зарубежных. Все наши разработки уникальны. Есть операции, которые не делаются нигде в мире, только здесь.
У нас впервые в мире выполнены четыре трансплантации трахеи, впервые в мире выполнены сочетанные операции с заменой позвоночного столба и одновременной резекцией органов грудной и брюшной полостей — пациент был девять месяцев парализован, после операции встал на ноги и пошел.
Уникальные вещи, которые не делаются массово в практическом здравоохранении, — это и есть наша основная задача. Мы должны разрабатывать технологии и обучать им регионы, делать эти технологии доступными для каждого человека, живущего в нашей стране.
— Сейчас много говорят о персонифицированном подходе в лечении онкозаболеваний, создаются новые эффективные, но недешевые противораковые препараты. Доступны ли эти препараты российским гражданам?
— Появляются новые препараты (есть среди них не просто дорогие, а очень дорогие), в основном импортного производства. Мы, конечно, отстаем, и не по нашей вине. Такова судьба нашей фармацевтической промышленности. Даже те препараты, которые производятся сегодня в России, тоже недешевы.
— Страховка не покрывает расходов. Что должен делать больной — идти к экстрасенсам и народным целителям, лечиться «подручными средствами» вроде керосина, чеснока, мухоморов?
— Вот многие и идут к бабушкам заговариваться. Ни страховка, ни квота на высокотехнологичную медицинскую помощь (ВМП) не покрывают стоимости лечения больного. Квота составляет 109 тыс. рублей, мы расходуем ее на лечение в течение пяти-шести дней, и деньги заканчиваются. Затем мы собираем все возможные источники вместе — и страховку, и квоту, и бюджет — для того, чтобы не выписать больного «на одной ноге», чтобы он жил. И в среднем на одного больного тратим 1–1,5 млн рублей. Вот стоимость всей этой суеты.
— По сути, это расходы, которые государство должно взять полностью на себя?
— Конечно, государство декларирует свою позицию в этом вопросе в 41-й статье Конституции. (В ней сказано, что граждане РФ имеют право на бесплатную медицинскую помощь и что программой государственных гарантий предусмотрено бесплатное предоставление специализированной, в том числе высокотехнологичной, медицинской помощи. — «Газета.Ru».) Конституция гарантирует, бюджет формируется, выделяются большие деньги. И все равно эти деньги распределяются таким образом, что лекарственное обеспечение онкобольных пока хромает на обе ноги. Но справедливости ради следует сказать, что
ни одна страна в мире не может обеспечить своих граждан в полном объеме лекарственными препаратами.
Даже те страны, которые имеют собственную фармацевтическую промышленность, а у нас-то ее совсем нет.
— Сложно ли попасть на лечение в онкоцентр?
— Поток очень большой, но все, кто хочет, попадают. Очередь минимальная, два-три дня, ну четыре дня — максимум.
— А диагностика?
— В онкоцентре самый мощный диагностический парк в Европе. Конечно, потребности всей страны мы не обеспечиваем. Но в этом центре есть все. Здесь и позитронно-эмиссионная томография, и мощнейший блок лучевой диагностики всех видов, и мощнейшая база лучевой терапии, одна из крупнейших в Европе. С точки зрения материально-технической базы, лабораторного обеспечения есть все. Не хватает иногда расходных материалов, не хватает просто финансирования (мы получаем примерно одну треть необходимого финансирования на все). Спланировать ничего не можем, поскольку заранее не знаем объемов. Деньги доходят до нас не в начале года, а в середине, иногда и в конце года. Мы не успеваем ими распорядиться грамотно.
— На специализированных форумах в интернете периодически попадаются сообщения больных или их родственников о поборах, о том, что за все надо платить, что лечение рака — дорогое удовольствие.
— Много разговоров сегодня идет о необходимости расширения платных услуг, в том числе в онкологии. Хотя в свое время был издан указ, в котором онкология отнесена к бесплатным видам медицинской помощи. Это с одной стороны. С другой стороны, мы, как государственное учреждение, не имеем права брать с больного деньги, потому что за него платит государство: либо в виде квоты, которой не хватает, либо в виде ОМС, которого тоже не хватает. И возникает ситуация, когда больному нужны препараты, которых у нас нет, — они не предусмотрены ни квотой, ни ОМС, а препараты нужны. Тогда мы говорим пациенту, что необходимо их приобрести самостоятельно. Это одна причина таких разговоров.
Вторая — есть масса структур, которые перехватывают пациента в поликлинике: зачем вам такая большая очередь, пойдемте к нам, у нас недорого.
Не будем лукавить, рак — это фатальное заболевание, если его несвоевременно распознать и несвоевременно и неграмотно начать лечить.
Поэтому болезнь вызывает страх и ужас у пациента, каждый, по понятным причинам, хочет избежать этого диагноза и ищет любые пути. И пациент начинает платить деньги за все, потом начинает жаловаться, что результатов нет. Эта говорильня обрастает клубком и достигает ушей тех людей, которые не участвуют в данном процессе вообще.
Во всех тех случаях, где мы зарегистрировали взимание денег за лечение, где факт был достоверно доказан, все эти люди были уволены в тот же день. У нас очень жесткая позиция в этом вопросе. Хотя сейчас в Москве полно клиник, которые занимаются взиманием денег с онкологических больных. Среди них учреждения, которые не являются профильными по онкологии, но берутся оперировать желудок, толстую кишку, зачастую не понимая специфики онкохирургии. И потом недовольный больной начинает говорить: я плачу деньги на всех этапах, а толку нет. Требуется четкое, регламентированное отношение к данной категории пациентов.
Онкология — это отдельный вид медицины, ни с чем не сравнимый. Поскольку рак поражает разные органы и части тела, здесь все специальности собраны: кардиология, педиатрия, неврология — человека нужно знать от головы до пят.
Это гигантская дисциплина, где половина известна, а половина все еще находится на стадии изучения.
— Есть дорогостоящее импортное оборудование для лечения некоторых видов опухолей головного мозга — установка «Гамма-нож». В России лишь одна из таких установок бесплатна для пациентов и закуплена рамках госзаказа онкологическим центром города Ханты-Мансийска. Остальные находятся в собственности фирм, арендующих помещения в НИИ нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко, в МНИОИ им. П.А. Герцена и, кажется, онкоцентре. Насколько это лечение эффективно, профессионально и доступно?
— Это одно из самых эффективных средств лечения ряда опухолей. По сути, установка представляет собой линейный ускоритель с высокой точностью наведения. В РОНЦ такая установка имеется. Отдельная фирма нашла деньги на закупку оборудования, заключила с нами договор, согласно которому она арендует у нас каньон и наши врачи обеспечивают работу этого аппарата. Фирма оказывает платную услугу больным, стоит она примерно 450 тыс. рублей. Мы несем моральную и юридическую ответственность за качество этой работы, поскольку наши врачи проводят лечение и им эта фирма доплачивает деньги.
— Кого из врачей-онкологов в регионах, на местах вы считаете яркими личностями?
— В силу специфики своей работы они все яркие личности. Главные онкологи регионов — это и врачи, и организаторы здравоохранения. Скажем, Рустем Шамильевич Хасанов, директор Приволжского филиала РОНЦ им. Н.Н. Блохина, много делает для развития онкологии не только в Татарстане, но и в ближайших регионах. В Санкт-Петербурге это Георгий Моисеевич Манихас, главный врач городского онкодиспансера; Владимир Михайлович Моисеенко, директор Научно-практического центра онкологии. Это ученые с именами. В каждой области есть личности очень яркие. Другое дело, что условия работы у них сложные по понятным причинам. Наша задача — их поддерживать, помогать, знакомить с новыми разработками.
— И в заключение ваша оценка сегодняшней ситуации в онкологии.
— Когда я говорю, что у нас что-то не так, как должно быть, это не из желания побрюзжать и пожаловаться обществу на трудности. Это из желания изменить ситуацию в лучшую сторону. На самом деле много конструктивного и интересного делается в онкологии, но есть ряд моментов, тормозящих прогресс. Хочется с ними расстаться побыстрее.
В целом я позитивно смотрю на ситуацию, которая складывается сейчас в онкологии. Мы сумели создать такую профессиональную площадку, где мы все говорим на одном языке и понимаем задачи, которые перед нами стоят.
Думаю, что в течение ближайших трех-четырех лет мы радикально изменим ситуацию в этом вопросе.
Если нас поддержит руководство Министерства здравоохранения, то все будет у нас на высоком уровне. А оно, я так понимаю, имеет склонность нас поддержать, есть понимание необходимых шагов навстречу друг другу. Длительное время были «бодания» — непрофессиональное министерство, нет понимания с профессиональным сообществом. Сегодня в работе съезда онкологов участвовал руководитель департамента специализированной медицинской помощи Игорь Геннадьевич Никитин. Это крупный гепатолог, профессионал, он прочитал блестящую лекцию на съезде. С ним профессиональный разговор ведется на одном языке. Это позволяет рассчитывать на решение единой задачи всем профессиональным сообществом, это уже другая тональность отношений. Она полностью позитивна.