— Как вы оцениваете решение ЦБ поднять ставку рефинансирования? Каким будет влияние этого хода на бизнес банка в среднесрочной перспективе?
— В данном случае Центральный банк решает свои локальные задачи. Участникам финансового рынка он таким образом дает ориентиры. Это, безусловно, даст сигнал клиентам о том, что ставки могут идти не только вниз. Но на позицию банка и его стратегию изменение ставки рефинансирования никак не повлияет. Стратегия развития Банка Москвы до 2014 года утверждена, перед нами стоят большие планы по наращиванию кредитного портфеля.
— А по вкладам? ВТБ-24 поднял ставки.
— Мы тоже рассматриваем вопрос повышения ставок по привлечению средств населения. В ближайшее время рассмотрим и будем двигаться в рамках нашей внутригрупповой политики.
— Прекратился ли отток вкладчиков, с которым Банк Москвы столкнулся весной?
— Отток вкладов физлиц был связан с теми негативными последствиями, которые были выявлены после приобретения банка (в феврале 2011 года ВТБ приобрел контрольный пакет Банка Москвы у столичного правительства).
Но он был достаточно быстро устранен. За шесть месяцев 2012 года кредитный портфель физическим лицам вырос на 12,1% по сравнению с портфелем на конец 2011 года.
В структуре кредитов физическим лицам увеличивается доля потребительских кредитов, в целом динамика пассивов от населения позитивная. Сегодня можно со всей уверенностью сказать, что клиенты снова поверили в банк, и не боятся с ним сотрудничать.
Что же касается рынка в целом, то достаточно большое давление на динамику вкладов оказывают банки, которые не всегда обоснованно предлагают своим вкладчикам повышенные проценты по депозитам. И в этом мы видим проблему: не всегда повышенная ставка — это гарантия возврата.
— Какие у вас планы на активы Банка Москвы в Белоруссии, Украине, Сербии?
— В отношении банка на Украине имеем очень хорошие перспективы закрыть сделку до конца года. Мы ее не раскрываем, но в СМИ уже были некоторые имена. Банк в Белоруссии хороший и будет пока что развиваться параллельно с другим банком ВТБ.
— Слияния не будет?
— Пока рассматривается концепция его развития как отдельного банка, они друг друга дополняют. В Сербии рассматриваем продажу, с одним из потенциальных покупателей ведется процедура due diligence. Надеемся, что все закончится продажей до конца года.
— Какая ситуация с эстонским банком, в котором вы недавно приобрели контрольный пакет?
— История началась с того, что у нас в апреле прошлого года внезапно пропал более чем 25-процентный пакет акций ЭКБ. Вообще когда-то Банк Москвы владел более 90%, доля постепенно уменьшалась, весной прошлого года была чуть больше 43%.
— Пропала на момент покупки Банка Москвы?
— Частично она снизилась в период начала переговоров. Потом, как только мы пришли в банк, обнаружили, что есть документы по продаже пакета Банка Москвы в эстонском банке. В апреле курьер привез в банк договор, подписанный бывшим руководителем господином Бородиным, о продаже части акций офшорной компании. Оттиск печати банка на документе не соответствовал действующему, уполномоченные сотрудники банка раньше этого документа в глаза не видели и никаких распоряжений об осуществлении операций с акциями не давали. Сейчас этот вопрос больше к компетентным органам.
— А что сегодня там происходит?
— Мы предприняли ряд мер, чтобы вернуть свой пакет. В прошлом году Банк Москвы восстановил свою долю участия в ЭКБ в прежнем объеме (43,79%), недавно мы увеличили свой пакет и владеем 59 с небольшим процентами акций.
К сожалению, мы столкнулись с достаточно враждебной позицией, которую не можем сейчас детализировать — продиктована ли она другими акционерами либо менеджментом банка.
Мы продолжаем отстаивать интересы Банка Москвы в органах эстонского правосудия, обратились за помощью в урегулировании ситуации к эстонскому надзорному органу Estonian Financial Supervision Authority. У нас есть иск по признанию неправомочными результатов собрания акционеров в части формирования совета директоров. Мы будем вести переговоры и с регулятором, и с менеджментом с позиции мажоритарного акционера эстонского банка.
— Костин прогнозировал к концу года прибыль Банка Москвы в 20 млрд. Выдерживаете планы?
— Прогноз более чем реалистичный, мы его подтверждаем.
— А его же прогноз о прибыли в 40 млрд рублей к 2014 году реален?
— Данный прогноз реалистичен. Согласно нашей стратегии, основными драйверами банка является работа с малым и средним бизнесом, с предприятиями муниципального хозяйства, а также активное развитие розницы и услуг CIB. Недавно перешедший к нам из ВТБ на позицию начальника департамента корпоративно-инвестиционного бизнеса Андрей Юматов как раз развивает это направление в рамках Банка Москвы.
— Вы недавно продали газету «Вечерняя Москва». Есть ли еще покупатели на непрофильные активы Банка Москвы?
— Давайте по порядку. Банки — это организации, целью которых является получение прибыли, а не политических дивидендов от владения медиахолдингами. Для Банка Москвы самое главное — наращивание кредитного портфеля, получение прибыли, выполнение своих обязательств перед государством, поэтому в данном случае мы расходимся с теми интересами, которым следовало прошлое руководство банка.
В отношении других активов. Сейчас большинство из них взято под оперативное управление, многие юридически возвращены банку. Но этот процесс может занять определенное время: в части ситуации мы владеем акциями этих компаний, а в части это залоги по тем кредитам, по которым не выплачиваются ни проценты, ни основные суммы долга. Поэтому это либо процесс переговоров, либо процесс о банкротстве и несостоятельности.
— А алкогольный холдинг?
— Он консолидирован. К сожалению, в том виде, в котором нам достались эти активы, продать за разумную цену их нельзя. Сейчас мы наводим порядок в рамках оперативного управления холдингом. Работают консультанты и профессионалы данного рынка: мы же банкиры, а не виноделы. Как только мы с этим разберемся, то будем готовы к продаже.
— Насколько трудно будет реализовать земли «Премьер эстейта», находящиеся у Банка Москвы в залоге?
— С моей точки зрения, данный актив не соответствует той стоимости, по которой был оценен. Банк не заинтересован в этой земле и реализации каких-либо проектов на ее территории. Наша цель — вернуть средства.
Вообще стоимость земли — вещь достаточно эфемерная. Участок земли без разрешения строительства на нем, в принципе, не стоит ничего.
— Какую долю сейчас составляют все «токсичные активы»?
— Всего было 366 млрд рублей, из которых более 90 млрд мы погасили. При этом нужно понимать, что в этих 366 есть 150 млрд, которые были выданы офшорам и российским компаниям, не имеющим ни признаков предпринимательской активности, ни какой-либо деятельности вообще: номинальный директор, он же бухгалтер, отсутствие офиса и регистрация по адресу, в котором еще 50 компаний зарегистрировано.
Они практически 100-процентно невозвратные.
— Андрей Бородин отмечал, что, несмотря не претензии к таким заемщикам, те систематически погашают задолженность. Это действительно так?
— Когда мы говорим об этих активах, то наибольшую озабоченность у нас вызывают те самые 150 млрд руб. Резервы под них согласно стандартам международной отчетности сформированы, по РСБУ резервы формируются в соответствии с планом финансового оздоровления.
Но с точки зрения возвратности этих активов мы же не можем просто взять и списать их. Слишком большая сумма и слишком очевидные факты нарушений, которые были обнаружены.
Тот объем возврата, который мы получили сейчас, является результатом активной работы банка и его агента — ВТБ ДЦ. У кого-то из заемщиков были остатки на счетах, у кого-то имущество, которое можно было реализовать. Добровольно эти заемщики ничего не погашают.
По мере возврата этих кредитов мы возвращаем их по займу АСВ с коэффициентом 1,5. То есть если нам рубль вернули, то полтора рубля мы отдали АСВ. Сейчас мы вернули АСВ около 8 млрд рублей, то есть на руки мы получили миллиардов пять. Если господин Бородин считает, что пять миллиардов возвратов со 150 млрд рублей долга — это хорошо, то мы с вами можем посчитать, что это даже не покрывает проценты.
— В акционерах Банка Москвы все еще значится кипрский офшор. Имеете представление, кто его бенефициар?
— Базируясь на том, что когда-то банк продавал эти акции во время его регулярной эмиссии, по опросам персонала и данным, которые мы нашли в переписке с этим «иностранным инвестором», мы считаем, что эта компания имеет отношение к прошлому менеджменту.
— Сейчас вы судитесь с еще одной кипрской компанией, которая претендует на здание вашего головного офиса. Какая там ситуация?
— Все очень просто. Был кредит, по нему это здание было заложено. Идет обычный процесс: банк что-то выиграл в суде, компания-владелец подает апелляцию. Это никак не говорит о том, что у нас сейчас отберут здание, в котором сидят наши службы и подразделения.
— Но здание по решению суда уже перешло к вам в качестве актива?
— Да, по-моему, оно у нас на балансе. Вообще достаточно странная ситуация, когда банк арендует помещение, арендодатель которого является либо заемщиком банка, либо банк берет на себя все расходы по обслуживанию офисов еще и третьих лиц, офисы которых находятся в его помещениях.
— Сейчас вы выкупили еще шестнадцать таких зданий.
— Да, мы пока что вернули в собственность шестнадцать объектов, три в Москве, остальные в регионах. Компании, которые нам их продали, направили деньги в погашение кредитов Банка Москвы.
— А еще такие здания есть?
— Да, есть, работа еще не закончена. Есть здания в Москве и по России, если они потребуются для основной деятельности банка, то мы будем их приобретать. Если удается договориться с руководством компании, которая является нашим заемщиком и одновременно владельцем здания, которое мы арендуем, то мы его выкупаем, а они нам гасят кредит. Если не удается — судимся до упора, пока не вернем.
— В этом случае вы выходите в ноль или фиксируете убыток?
— Очень часто еще остаемся в убытке, если повезет — выходим в ноль. Мы неоднократно говорили, что активы, которые были «рядом с банком», очень часто были перекредитованы. То есть за здание можно было дать сто рублей кредита, а давали двести. Были случаи, когда акции компаний, владевших зданиями, тоже закладывались и под это выдавались еще кредиты.
— Решение о реструктуризации ипотечных кредитов в швейцарских франках и иенах уже ваше?
— Да, принято нами. Мы сделали три программы реструктуризации ипотечных займов в экзотических валютах — швейцарских франках и японских иенах. До нас ни один банк ничего подобного своим клиентам не предлагал. Мы понимаем, что у людей взять, кроме квартир, нечего. Эти заемщики оказались обыкновенными нормальными клиентами банка, попавшими в трудную ситуацию. Им просто никто не объяснил, какие последствия могут быть при взятии на себя не только кредитного, но и валютного риска. В модели реструктуризации лежала их возможность эти кредиты обслуживать и погасить.
— Но реструктуризация привела к убыткам при конвертации?
— Да, убыток порядка 600 миллионов рублей мы понесли. Если бы мы приняли это решение потом, то понесли бы большие убытки.
— Социальные функции, которые часто берут на себя участники группы ВТБ, влияют на отношение инвесторов?
— Честно говоря, я бы не преувеличивал, что мы берем на себя слишком много социальных задач. В том, что банк внедряет взвешенный подход к клиентам, проявляется то, что основным его акционером является государство. Имея такую природу, банк может рассчитывать на большую поддержку со стороны акционера.
— По вашему мнению, как инвесторы относятся к такому акционеру в составе банка?
— На развивающихся рынках наличие в акционерах государства при условии понятной стратегии развития банка и инструментов ее достижения это плюс.