Финансовый кризис, охвативший мир, вызван не экономическими причинами, а особенностями массового сознания профессионалов рынка. Такую идею высказал обозреватель The Financial Times (FT) Джон Кэй.
Причина кризиса относится к области социологии и антропологии, а не экономики,
считает он. Крупные финансовые воротилы и менее заметные рядовые трейдеры представляют собой закрытые профессиональные касты, а поведение группы всегда разительно отличается от поведения её членов как индивидов. Выражаясь словами Михаила Задорнова, «по отдельности – нормальные ребята, а вместе…» «В этом смысле
нет разницы между собирающимися в тёмных переулках подростками, футбольными фанатами, религиозными фанатиками или завсегдатаями клуба, — отмечает Кэй. — О действиях члена группы судят не по рациональным, объективным критериям, а по реакции товарищей. Как на улице, так и в офисных башнях».
Каждый член группы пытается выделиться. Это приводит к неоправданным рискам, которые берёт на себя трейдер, чтобы доказать коллегам своё мастерство, как в нашумевшем случае с Жеромом Кервелем из Societe General. С другой стороны, время от времени группы бывают подвержены моде на тот или иной вид активов, благодаря которому алхимики финансов надеются превратить свинец в золото. Вспомним хотя бы крах пузыря доткомов (интернет-компаний). Здесь опасность заключается в том, что не найдётся трезвого игрока, который заявит, что король-то голый. А если и найдётся такой смельчак, идущий против толпы, то его никто не станет слушать.
Последствия такого поведения с учетом масштабов и влияния современного финансового рынка могут быть катастрофичными. Объём всех обращающихся на нем инструментов давно превысил активы реального сектора, который, по идее, он призван обслуживать. «Счёт уже идёт не на сотни миллионов и миллиарды, а на десятки миллиардов и триллионы», — замечает председатель правления ИК ITinvest, автор книги «Секреты биржевой торговли» Владимир Твардовский. И в силу этого
финансы всё больше приобретают виртуальный характер и оказываются всё меньше связанными с реальной экономикой.
Это даёт возможность для манипуляций и злоупотреблений, для жонглирования цифрами, надувания «пузырей» и внезапных «списаний» многомиллиардных убытков, что мы могли наблюдать в последние месяцы.
Сами участники фондового рынка считают, что Кей несколько преувеличивает роль членов профессионального сообщества в кризисе.
«Во всех кредитных организациях осуществляется серьёзный контроль за деятельностью трейдеров, бэк-офисы следят за тем, чтобы они не превышали лимитов по осуществляемым операциям, – отмечает заместитель начальника Управления торговых операций Департамента инвестиционного бизнеса Русского банка развития Юрий Седых. —
Трейдер не может сделать ничего такого, о чём не знал бы бэк-офис».
«Если в компании грамотно выстроена система риск-менеджмента, система мотивации управляющего (трейдера) и если у управляющего (трейдера) есть наработанная годами репутация, то это главные механизмы защиты от повторения подобных ситуаций. Особенно важным является репутация — зачем идти на необоснованные риски? Зачем кому-то что-то доказывать?» — добавляет директор управления анализа финансовых рисков УК Росбанка Андрей Стоянов.
Правда, история знает случаи, опровергающие такую точку зрения.
«Можно привести в качестве классического примера приснопамятного трейдера Ника Лисона, слишком много взявшего на себя в январе 1995 года и причинившего убыток старейшему банку Европы Barings Bank в размере 850 млн фунтов стерлингов. Это почти в три раза превышало собственные средства банка. Можно вспомнить свежий пример, когда события разворачиваются прямо на наших глазах. Речь идет о трейдере Societe Generale», — напоминает Твардовский.
В случае с Лисоном как раз всё дело было в отсутствии надлежащего контроля, признает Седых. «По сути, трейдер и бэк-офис существовали там в одном лице, — говорит он. — А в истории с Кервелем, мягко говоря, не всё так однозначно. Француз просто не мог бы без ведома руководства оперировать такими колоссальными суммами сверх лимита».
Что же касается «моды на активы», то наличие этого феномена участники рынка не отрицают. Это могут быть те же «доткомы», облигации класса subprime или что-то ещё. «До тех пор, пока у разных групп инвесторов разные взгляды на перспективы рынка, рынок остается устойчивым, — отмечает опасность такой моды Твардовский. — Но как только временные перспективы у различных групп рыночных игроков сближаются, рынок становится «когерентным» за счёт схожих действий всех игроков. Обнаруживается, что все вдруг одновременно хотят продать, тогда рынок обрушивается, или, наоборот, одновременно все хотят вдруг купить, тогда на рынке выдувается пузырь. Здесь играет роль психология толпы».
И этот эффект только усиливается с ростом глобализации мировых финансов, когда все рынки оказываются связаны воедино.
Дополнительные риски создают вновь изобретаемые всё более сложные «производные производных финансовых активов»
«Люди, которые говорили, что структурированные кредитные инструменты являются новым и более изощренным способом управления подверженностью рискам, действительно думали, что это правда? Или они просто оседлали академическую теорию, которая соответствовала их личным интересам?» — задаётся вопросом Кэй. «Когда рынки долго растут, становится всё сложнее зарабатывать на традиционных активах, и банки, стараясь не отставать друг от друга, начинают изобретать сложные, структурированные инструменты, – объясняет логику финансовых игроков Седых. – В результате всё это выливается в кризис».
В особенности опасность «зарваться» возникает на пиках роста. Появляются запасы прибыли, которые кажутся большими, и соблазн рискнуть перевешивает благоразумие.
Таким образом, и нынешний финансовый кризис подготовлен действиями инвестбанков. «Банки, вместо того чтобы выполнять свою функцию по принятию на себя рисков, заигрались с перекладыванием рисков на других, пытаясь быть всего лишь посредниками». Исходя из цикличности развития рынков и внутренней логики поведения инвестбанков, которую мы вскрыли, мы не застрахованы от подобных кризисов и впредь, заключает Седых.