Подписывайтесь на Газету.Ru в Telegram Публикуем там только самое важное и интересное!
Новые комментарии +

«Смех — это и есть судья». Интервью с режиссером Марюсом Вайсбергом

Режиссер Вайсберг поблагодарил хейтеров за низкие оценки на киносервисах

1 февраля в прокат выходит комедия «Конец славы» с Павлом Деревянко в главной роли. Режиссером проекта стал Марюс Вайсберг, известный российским зрителям по фильмам «Любовь в большом городе», «Бабушка легкого поведения», «8 новых свиданий» и другим. В интервью «Газете.Ru» он рассказал о съемках в гробу, ожиданиях российских зрителей и благодарности хейтерам.

— Расскажите о фильме «Конец славы»? Какие ваши ощущения от того, что получилось?

— Я очень горжусь этим фильмом. У меня получилось сделать его именно в том жанре, в котором я хотел. «Смех сквозь слезы» — это высочайший уровень, которого, на мой взгляд, редко кому удается достичь. Это такой уровень драмеди, где ты и смеешься, и плачешь. Пример такого кино — «Старший сын» с Евгением Леоновым. Для меня «Конец славы» получился именно в таком ключе. И это для меня эксперимент в определенном смысле, поэтому фильм «Конец славы» мне особенно дорог.

— Как проходили съемки? Что было самым трудным в процессе?

— Съемки проходили достаточно спокойно, ничего неординарного. Основной трудностью были съемки в гробу, в котором происходит значимая часть фильма. Нам пришлось вырабатывать определенную технологию съемок и создать некое ощущение клаустрофобии, чтобы зрители поверили, что мы реально находимся внутри гроба, а не просто обманываем их с помощью монтажа. Поэтому сама технология съемок была достаточно сложная, мы тщательно готовились, заказывали специальные камеры, придумывали разные ситуации по свету.

— То есть гроб на съемках был настоящий?

— Да, обычный маленький гроб, но мы его сделали разборным. У нас было несколько гробов для разных нужд, был такой конструктор «Лего» (смеется).

— Интересно, каково было Павлу Деревянко сниматься в гробу…

— Конечно же, ему было очень тяжело. Паша выложился в этом фильме на 1000%. Ему приходилось сниматься в гробу и при этом оставаться смешным, поддерживать комедию и баланс драматических обстоятельств — это, конечно, очень тонкая грань. И вот мы по ней прошлись. На мой взгляд, это лучшая роль, которая у него когда-либо была, лучше он еще ничего не играл. Это его бенефис.

— Ранее вы много раз работали с Павлом Деревянко. Вы изначально выбрали его на роль Славы или были еще претенденты?

— Были еще претенденты, потому что проект рождался и вынашивался в разных ипостасях еще до меня. Рассматривались и Дмитрий Нагиев, и Сергей Бурунов, — безусловно, они тоже были бы прекрасны в этой роли. Но для меня абсолютно четким номером один на эту роль был Деревянко. Он как пластилин в смысле актерского мастерства. И он мне очень помог: Паша был полностью открытым и по-настоящему сделал то, что я хотел. То есть в итоге я добился ровно того образа, о котором мечтал. Я счастлив, потому что, на мой взгляд, лучше Деревянко никто не смог бы этого сделать.

— А кто из отечественных актеров юмористического жанра для вас пример безусловного таланта и индивидуального почерка?

— С точки зрения комедийного актерского таланта — Сережа Бурунов, Паша Деревянко, Миша Галустян. Просто у всех карьеры по-разному складываются, и кому-то удается полностью реализовать талант, а кому-то приходится работать в определенных нишах. Они все безумно талантливые, но у кого как складываются карьера и реализация в наших условиях — это уже другой разговор.

— Как вы считаете, каких фильмов сегодня ждет российский зритель?

— Мне кажется, что российский зритель всегда ждал и сегодня особенно ждет гуманного, доброго, человеколюбивого кино. На мой взгляд, у зрителя есть потребность в комедиях в советском стиле, в которых было место и доброте, и человеколюбию, и наивности.

— Сегодня многие режиссеры черпают вдохновение в поздних советских комедиях. Как вы считаете, с чем это связано?

— В той системе была определенная стабильность и мягкость, было место доброте как таковой. И, что самое главное, — было место мечтать и любить людей. Всего этого сейчас катастрофически не хватает. Люди, чья молодость была связана с поздним Советским Союзом, помнят тот период как теплый, уютный, добрый. Мне кажется, сейчас на это безумный спрос у людей.

— Как вы считаете, в плане комедии российский зритель искушенный?

— Я считаю, что российский зритель абсолютно ничем не отличается от зрителя любой другой страны. Он очень благодарный. Конечно, зрители бывают разные: есть интеллектуальный зритель, есть требовательный, а есть просто зритель, который идет и голосует рублем. Вот последний есть везде. Мне кажется, наш зритель абсолютно такой же отзывчивый, благодарный и открытый к эмоциям за свои деньги.

— Российского зрителя легко рассмешить?

— Что значит легко? Нелегко. Мне кажется, зритель сразу чувствует халтуру, когда его хотят обмануть, когда с экрана общаются неискренне и впаривают какой-то искусственный, пластиковый, неживой юмор. Он это сразу считывает. Это как народные анекдоты — они либо работают, либо нет. Смех — это и есть судья. Поэтому я не могу сказать, что рассмешить зрителя легко. Надо выкладываться. Для того, чтобы народу полюбиться с точки зрения юмора, надо вложить колоссальное количество усилий. Как бы это потом ни выглядело легко и непринужденно на экране, за всем этим стоит очень приличный труд. И труд, и навык, и профессионализм.

— Зритель всегда смеется над пошлыми шутками? Где та грань между юмором и откровенной пошлостью?

— Не всегда. Это неоднозначная история, потому что далеко не все пошлое заходит. А заходит то пошлое, которое откликается, — это наблюдение за какой-то болью. В любом варианте происхождение юмора, особенно пошлого, все равно приводит в боль. Тут критерий — это вкус, ведь даже в пошлости есть вкусовая градация. Есть признанно пошлые сцены в каком-нибудь «Тупой и еще тупее», а есть пошлые сцены в «Самом лучшем фильме». Чисто на мой эстетический вкус, между этими пошлостями бездна. В одном варианте пошлость точная, реально смешная, а в другом --просто пошлость ради пошлости, ради шока. Пошлость, которую кидают зрителю в лицо, и она драматургично никак не заслужена, поэтому абсолютно не смешная и вызывает только отвращение.

— Какие фильмы смотрите вы? Есть картины, которые вы готовы пересматривать?

— Я очень люблю Вуди Аллена, поэтому «Энни Холл», наверное, мой любимый фильм всех времен и народов. Люблю пересматривать «В джазе только девушки» — считаю, что это крутое кино. Очень нравится Мартин Скорсезе, я фанат этого режиссера. «Хорошие парни», «Казино» — очень живое, близкое мне кино. С детства люблю фильм «Охотники на оленей». Очень люблю «Трудности перевода». Так как мой отец был в киноиндустрии и работал с Андреем Тарковским, люблю фильм «Жертвоприношение». Много раз посмотрел его в юности, и он произвел на меня мощное впечатление.

— А сериалы есть любимые? Как вы относитесь к этому формату?

— Отлично отношусь. Мой самый любимый сериал — это «Наследники». Я считаю, что это шедевр. До трясучки. Из наших сериалов отмечу «Домашний арест», «Чики» и «ЮЗЗЗ».

— Вы следите за премьерами, которые выходят на стриминговых сервисах? Отметили для себя что-то из новинок 2023 года?

— Слежу, смотрю. Сериал «Лада Голд» показался мне интересным. Если говорить про какие-то событийные истории — «Слово пацана». Не могу сказать, что я в восторге от этого сериала, но он живой. Я уже давно говорю, что для меня основной критерий градации — это живое и неживое. Все, что живое (с воздухом, где есть пульс, даже если это неказисто и неуклюже) — это уже дорогого стоит, уже заслуживает внимания. А если наоборот — схематичное, картонное, пусть даже с морализацией и нравоучениями, но неживое, — для меня это ни о чем.

— Как вы считаете, почему сериал «Слово пацана» стал феноменом?

— Потому что он живой. Именно это отделяет любой контент и сразу переводит в разряд того, на что следует обратить внимание. Это уже искусство. И то, что это попало в наш российский культурный код — однозначно, нет никаких сомнений. На мой взгляд, это какая-то наша общая детская травма, переходящая во взрослую, которая здесь отрабатывается с точки зрения психиатрии и психологии. В итоге по сути своей это оказался сериал-терапия. Люди пошли к терапевту, и полегчало.

— Большую часть вашей фильмографии составляют комедии. Были ли у вас мысли попробовать себя в другом амплуа, и если да, то в каком жанре?

— Честно говоря, раньше таких мыслей не было, но со временем мне захотелось поставить перед собой какие-то новые задачи. Но у каждого человека свое призвание, которое надо чувствовать. Вот я не могу снять «Слово пацана», потому что я не из этого мира, меня он так не триггерит, я не имею никакого отношения к этой части жизни. По этим причинам я даже не буду пытаться его снять. Поэтому я тщательно ищу некомедийный проект, который меня бы зацепил. На самом деле, «Конец славы» получился именно таким — моим первым переходным проектом к драме. Но я не вижу драму без комедии. Я попробовал в этом варианте — и, кажется, у меня получилось.

— Вы сняли англоязычный ремейк комедии Эльдара Рязанова «Ирония судьбы в Голливуде». Хотели бы вы показать западному зрителю свои версии других советских фильмов?

— У меня есть в работе проект с Кевином Костнером, который сделан по культовому итальянскому фильму «Укрощение строптивого». Я занимаюсь им уже десять лет, и сейчас по инициативе Кевина проект переживает новую фазу. Это, конечно, не советская комедия, но тем не менее комедия советских времен.

Что касается вашего вопроса, есть планы снять свою версию «Стариков-разбойников» с каким-нибудь Морганом Фрименом и, условно, Джеком Николсоном. У меня уже есть очень хороший англоязычный сценарий на эту тему, но он еще недоработан. «Ирония судьбы» успешно прошла на «Амазоне» и уже второй год выходит в топ. Для меня это большой успех, заявка на американском рынке, которая очень сильно помогает мне развивать там проекты.

— Комедии США, Европы и России: что вам ближе? Какими комедийными актерами и режиссерами вы восхищаетесь?

— Мой кумир — это Вуди Аллен. Я его с детства смотрю, знаю все фильмы. Для меня каждый его новый фильм всегда был событием. Благо, он делал их каждый год. Если говорить именно про комедиографов, для меня абсолютные гении — братья Фарелли. Очень нравится Тодд Филлипс, у него отличные комедии — и визуально, и с точки зрения юмора и драйва. Что касается наших классиков, я считаю, что Леонид Гайдай — режиссер, который вопреки всем критикам своего поколения остался на века и пережил время. Ну и Эльдар Рязанов, естественно. Рязанов с Эмилем Брагинским — это очень важная веха.

— Можете ли назвать трех самых легендарных юмористических актеров и режиссеров отечественного и зарубежного кино?

Чарли Чаплин, Вуди Аллен и Джим Керри. Из наших, конечно же, Юрий Никулин. Безусловно, Андрей Миронов. Не могу не назвать Леонова — когда я его вижу, улыбаюсь и ничего с собой сделать не могу. Безумно талантливый человек.

— Лично вам ближе наши комедии или американские?

— Мне, наверное, все-таки ближе американское кино. Просто потому, что там я учился, рос и формировался. Молодость — это период становления, а он всегда самый яркий, самый запоминающийся. Только поэтому. Без оценок, что лучше, что хуже. Но, конечно же, «Иронию судьбы» на Новый год я смотрел вместе со всеми (смеется).

— Как вы считаете, должна ли в комедии быть мораль?

— Нет, я не считаю, что обязательно должна быть мораль. На мой взгляд, пример идеальной комедии — «В джазе только девушки». Для меня это праздник жизни, праздник гуманности, терапия изъянов человеческой жизни. Это как бы терапевтическое наблюдение за изъянами через юмор. Но ни в коем случае не мораль.

— Многие ваши картины имеют низкие оценки на киносервисах. Вы не обижаетесь за это на зрителя? Как вы считаете, рейтинги можно считать одним из показателей успешности картины?

— Я не считаю оценки на сервисах оценками зрителей. Я считаю, что это оценки хейтеров. И я очень благодарен, что они есть, потому что их отсутствие означало бы, что я делаю что-то неправильно. Так что спасибо им огромное, без них у меня был бы какой-то комплекс неполноценности. Что касается зрителя, он голосует совершенно другим способом, не нажимая никаких кнопочек и не изливая кучу яда. Зритель идет в кино и голосует рублем. На мои фильмы зритель идет, и еще больше зрителей потом идут на продолжения этих фильмов, что как раз и является индикатором того, как зрителям понравился предыдущий фильм. Поэтому я на зрителя не просто не обижен, мне грех жаловаться, потому что зритель мое кино всегда любил, и я ему могу быть только благодарен. Никакой обиды у меня нет и на хейтеров — им я тоже очень благодарен. Главное, что нет равнодушия.

— Допустим. Но я, как обыватель, захожу на условный Кинопоиск, смотрю, что вышло, обращаю внимание на рейтинг этих фильмов. И фильмы с рейтингом ниже, допустим, семи баллов, пропускаю. Как вы считаете, рейтинги важны? Можно ли считать их индикатором успешности фильма?

— Отвечая на второй вопрос, конечно же, нет. Рейтинг важен, например, для фестивального кино, авторского кино, арт-хауса, а для зрительского кино важен «сарафан». Я убежден, что зритель много раз обжигался, когда смотрел какую-то искусственную мертвячину просто потому, что у нее высокий рейтинг. Если был бы реально такой индикатор, когда ты смотришь на рейтинг и точно понимаешь, что это равно качеству, то тогда, конечно, это было бы совершенно другое дело. Но это даже близко не так.

— Вас называют «гением глупых комедий». Такое звание вас не обижает?

— Ровно то же самое говорили про Гайдая. Так что меня это совсем не обижает. Я счастлив, что могу быть в той же срезке, в которой был талантливейший Гайдай, поэтому это для меня предмет гордости. Я много раз присутствовал на премьерах своих фильмов и был в кинотеатрах с простыми зрителями: 80% зала активно смеются, получают огромное удовольствие и выходят из кинотеатра с горящими глазами. Оставшиеся 20% по какой-то причине это чувство юмора, это кино или эту жизнь понять не могут — или не хотят по каким-то своим внутренним причинам. Что я могу с этим сделать? Юмор — это такое дело, ты же не можешь удовлетворить сразу всех. Поэтому дай бог всем здоровья и находиться в таком же позитивном пространстве, в котором я живу.

Что думаешь?
Загрузка