Цивилизация
— Не так давно в NLO было три участника, а в последних клипах вы чаще выступаете дуэтом. Так и задумано?
Степан: Поначалу NLO был сольным проектом, в котором я пел, а Катя исполняла роль креативного менеджера. Потом мы познакомились с Женей, у нас получилось трио. Скоро мы поняли, что концептуально наше творчество лучше смотрится в дуэте, так как наши с Женей роли более очевидны для обывателя. При этом Катя по-прежнему выполняет в коллективе все ту же роль, но теперь она свободна в медийном пространстве и выпускает собственные песни под именем KLEO, которые мы ей помогаем делать. Кстати, вы можете уже сейчас послушать ее первый трек «Ой мама».
— Как вы вообще нашли друг друга?
Евгений: Мы со Степой познакомились во «ВКонтакте». Я тогда занимался написанием музыки и решил скинуть ему свой трек. Ему понравилось, так и стали работать вместе. Степа писал тексты, я был саунд-продюсером, а Катя отвечала за весь контент и креатив. Первая наша совместная песня — «Кусь» c альбома «Biogenesis». Мы ее написали как раз в самом начале совместной работы, хоть и выпустили уже после образования группы.
Степан: Название группы само пришло в нашу жизнь. Еще когда я был сольным артистом, у меня появилась очень прикольная песня, которая хорошо зашла, и мне самому очень нравилась («NLO-NLO»). И вот как раз в этой песне абсолютно случайно появилось это созвучие из латинской аббревиатуры. Нам так понравилось что мы все себе набили тату с этими тремя буквами. А чуть позже пришла и сама расшифровка аббревиатуры — Not Like Others (не как все). Сейчас наши поклонники по всей стране и не только бьют себе такие же тату, как у нас, в знак солидарности с нашим творчеством.
— Вы все из одного города?
Евгений: Я родился в городе Заинск, там провел детство. Потом 6 лет жил в Альметьевске, пока не переехал в Москву в 2018 году. Уже там мы познакомились со Степой.
Степан: Я из подмосковного города Троицк. Сейчас этот городок считается новым районом Москвы.
— Какие кумиры у вас были в детстве?
Евгений: В детстве я фанател по русскому року начала нулевых. Нравилась группа «Руки вверх». Помню, как гонял кассеты у старшего брата. Из зарубежных групп мне нравились Nirvana и Linkin Park.
Степан: Я слушал то же, что и Женя. Еще любил «Мумий Тролля» и Земфиру (признана в РФ иностранным агентом). Большое впечатление на меня в подростковом возрасте произвел Дельфин, — мои первые тексты очень напоминали его творчество. В русском роке было много похожих друг на друга групп, а Дельфин для меня был единственным в своем жанре.
— А как вы пришли к занятию музыкой? Вы самоучки или у вас есть профильное образование?
Степан: Я скорее самоучка, хотя и закончил музыкальную школу. Музыка была для меня всегда очень серьезным хобби, с тех пор как написал свою первую песню. Но по окончании школы я не понимал своих перспектив в индустрии, поэтому так вышло, что закончил МГУ на факультете физики. Думаю, это оказало на меня влияние в творческом смысле, например, это объясняет мою тягу к космосу.
Евгений: Мой отец музыкант, с самого детства я рос в творческой атмосфере. Я окончил музыкальный колледж в родном городе, затем отслужил в армии, а после — решил отправиться в столицу. Здесь я отучился в бизнес-школе по специальности менеджера в музыкальной индустрии. Параллельно с учебой я каждый день писал аранжировки, полностью посвятив себя музыке.
— А помогают ли эти знания в продвижении творчества?
Евгений: Конечно! Не могу сказать про всех артистов, но лично мне музыкальное образование помогает. Это всегда плюс. Чем больше ты знаешь о своей работе, тем лучше.
Степан: Мне тоже. Все, что расширяет сознание, хорошо. Образование в том числе.
— Как бы вы охарактеризовали свой музыкальный стиль и имидж в целом?
Степан: Цыганский (смеется). Народный футуризм. У нас есть свои ценности, которые мы распространяем на нашу аудиторию. Прежде всего это свобода выбора и экологичность в отношениях. Если говорить про имидж, то мы постоянно меняемся. Раньше мы красили волосы в яркие цвета, а теперь мы нецветные (смеется).
Евгений: Изначально мы, конечно, целились на создание клубной музыки, а сейчас мы больше выступаем с живым бэндом в рок-настроении. Наверное, изменения во внешности тоже связаны с этим. Концертные версии – это такая альтернатива тому, что обыкновенно люди слушают [из нашего репертуара] в интернете.
— Если смотреть по аудитории на концертах, кто ваш слушатель?
Евгений: Когда выступали трио, соотношение женской и мужской аудитории была 50/50. Сейчас [молодежи] примерно столько же, но перевес чуть больше склоняется в сторону женской аудитории.
Степан: Абсолютно разная. Недавно был сильно удивлен, когда увидел лично ребят из нашего фан-клуба в Москве. Это взрослые люди, хотя обычно в такие фан-сообщества собираются подростки. А фоткаться на улице подбегают в основном совсем дети. Видимо, они внимательнее смотрят на проходящих мимо людей. Перед Новым годом мы выпустили концептуальный альбом «NLO-8K», который очень хорошо был воспринят в Европе. Я бы даже сказал, что на удивление он зашел там лучше чем в России. Наша музыка для всех, поэтому и аудитория наша абсолютно везде.
— Сильно события в мире помешали гастролям?
Степан: Два года у нас не было концертов из-за пандемии. Сейчас, конечно, мы потихоньку начинаем ездить. Расписание на ближайшие месяцы есть. Музыки у нас очень много в загашнике, но просто не понимаем даже, как ее выпускать. TikTok пока закрыт на неопределенный срок — и непонятно, откроется ли. Если смотреть по истории нашей группы, то лучше всего, конечно, творчество продвигалось на этой платформе. Мы ощущаем себя именно концертными артистами, поэтому мы готовы выступать и нести свое настроение в любом городе.
Евгений: Вопрос болезненный, но мы его решаем. Мы уже ищем замену YouTube не только среди отечественных, но и китайских платформ. Мы вот радовались тому, что нас в Европе приняли, а теперь больше смотрим в сторону Азии, может, и там нас примут!
— Сейчас много разговоров о долгосрочном партнерстве России и Китая. Какие у вас ожидания от возможного культурного обмена и сотрудничества в шоу-бизнесе?
Евгений: Мы активно изучаем этот вопрос. Сейчас идет смещение культурного и экономического центра на Китай. У нас есть планы как минимум залить свой контент на их платформы. У них есть аналог YouTube, который называется Youku.
Степан: Сейчас вопрос даже не в переориентировке на Китай, а в том, что культура Поднебесной станет в принципе преобладать в мире, как в свое время западная.
— В последнее время южнокорейское кино и k-pop стали очень популярны. Насколько вы знакомы в целом с творчеством музыкантов из стран Азии?
Евгений: Лично я не очень знаком с их кинематографом. А вот k-pop – это не только очень качественная музыка, но и в принципе сильный продюсерский проект. Смотришь на выступления BTS и понимаешь, как классно и мощно это выглядит.
Степан: Из популярного я смотрел южнокорейский сериал «Игра в кальмара» и могу точно сказать, что визуал отличается от российского и западного кино. Ну и аниме сейчас на пике популярности. Еще два года назад была совсем другая ситуация. «Дом летающих кинжалов» же снят китайским режиссером?
— Да, Чжан Имоу. Он как раз отвечал за съемки «Олимпиады-2022» в Пекине.
Степан: Вот! Ну кое-что мы знаем! (смеется). Думаю, сейчас все станут узнавать еще больше. При этом лично я бы очень хотел, чтобы в России снимали больше качественных фильмов. У нас для этого все есть – и таланты, и специалисты, и техника. Мы вполне можем и сами делать очень крутые картины. К сожалению, у нас пока еще есть «русофобия» по отношению к нашим же культурным ценностям. На подсознании у людей не очень хорошее отношение к русскому кино, видимо, как раз потому, что оно не очень популярно в мире. Хотя по своему опыту могу сказать, что многие русские картины достойны внимания не меньше чем голливудские бэнгеры.
— А сами хотели бы написать музыку для фильма?
Степан: А мы уже снимаем кино — наши клипы! И я уверен, что наша музыка подошла бы под совершенно разные жанры — от хорроров до мелодрам. У нас диапазон стилей варьируется от клубняка и рока до вообще какой-нибудь романтичной или депрессивной лирики.
— Как вы относитесь к таким международным музыкальным проектам вроде «Евровидения»?
Степан: Более того скажу — нас даже думали отправить на «Евровидение», но сейчас планы как-то туманны.
Евгений: Честно скажу, мне неинтересно смотреть «Евровидение». Музыка там вообще не на первом плане. Да и [творчество] перемешалось там с политикой. Нельзя уже сказать, что это чисто музыкальный проект.
Степан: Соглашусь. Видно, что на «Евровидении» не музыка решает, а мне не нравится, когда за счет музыки паразитирует политическая система.
— В подобные переломные моменты в России и в мире обычно начинают расцветать субкультуры. Как думаете, появятся ли новые жанры в музыке, моде и кино?
Степан: Каждые 20 лет что-то меняется. В 90-е годы существовало много субкультур. Кто знает, может опять вернутся эмо…
Евгений: На самом деле эмо никуда не исчезали, но их массово стало меньше.
Степан: Мне кажется, что могут появиться субкультуры с национальной идеей или славянской тематикой. Сейчас есть ощущение, что наш народ немного обижен всем миром, поэтому потихоньку люди начнут сплачиваться в том числе и в субкультуры. И мы будем во главе этого движения через какое-то время! (смеется)
— А тиктокеров можно назвать субкультурой?
Степан: Субкультуры противопоставляют себя массовой культуре и отличаются неким нигилизмом, а TikTok все-таки очень популярен. Не знаю людей, которые сейчас не сидят в этой соцсети, так что вряд ли тиктокеров можно отнести к субкультуре. Внутри же этого сообщества можно найти представителей разных молодежных направлений, да.
— Произойдет ли в ближайшее время что-то революционное в музыке и возникнет новый жанр?
Евгений: Жанры стали неким атавизмом в музыке. Почти все песни, которые мы слышим в топ-листах, не заявляют новый жанр, а скорее берут понемногу из каждого уже существующего или давно забытого.
— С одной стороны, смешение стилей вроде бы дает творческую свободу, а с другой — кажется, что «если все уникальны, то никто не уникален», то есть создается иллюзия разнообразия. Как не потеряться в этой безумной конкуренции, если учесть, что трендовые песни массово копируются?
Евгений: Даже если ты повторил за кем-то и твой трек «выстрелил», то, скорее всего, песню знать будут, а человека – нет. Через месяц-два эта песня перестанет быть трендом. Если артист хочет долгосрочного эффекта с постоянной аудиторией, то тут не получится действовать по шаблону. В музыке должна ощущаться индивидуальность.
Степан: Именно поэтому NLO и означает «не такие как все». Это наш подход делать все по-своему. Например, у нас есть хиты «Холодно», «Влюбляешься зря» и «Не грусти», — все они выполнены в разных музыкальных стилистиках.
— У вас был совместный трек с T-killah. Хотели бы с кем-то еще записать фит? Может, среди артистов в TikTok?
Степан: Для тиктокеров мы пишем песни, но касательно полноценного совместного творчества нам комфортнее работать именно с музыкантами.
Евгений: Мы недавно составляли список артистов, которые ничем себя на скомпрометировали. Имена пока не можем сказать, но надеюсь, что удастся с ними поработать. С кем не успели поссориться в это время – всех любим! (смеется)
— У вас недавно вышла новая песня «Позвони». Что послужило вдохновением?
Степан: Пожалуй, то, что происходит сейчас, – это боль от разделения близких людей. Трек «Позвони» является в своем роде криком о помощи тоскующего сердца.
— Если взять музыку хиппи, рэперов или панков, то в ней прослеживался протест и политический манифест. Как считаете, может ли артист оставаться вне политики?
Степан: Как человек, который наблюдает за всем происходящим, я вижу, что политика ссорит людей. Мне это очень не нравится, поэтому мы этих тем в творчестве не касаемся. Кто бы какие намеки не искал, наши песни – не о политике, а о чем-то более настоящем.
Евгений: Мы как раз и толкаем идею о том, что люди теряют много личной и духовной свободы, если погружены в это все.
— В связи с тем, что некоторых музыкантов обвиняли в пропаганде наркотиков и в злоупотреблении матом, не возникало ли у вас чувство двоемыслия и самоцензуры?
Степан: Это очень плохой текст, если в нем видно то, что может быть зацензурировано. Взять хотя бы творчество советских писателей и музыкантов. Принцип «что вижу, о том и пою» не работает – важно передать сложный эмоциональный букет. Так что нет, не было.
Евгений: Кстати, у нас даже нет ни одного трека с матерными словами. Даже те песни, которые рассказывают о более взрослых вещах или намекают на вредные привычки, не могут навредить детской психике. Мы тут придерживаемся «экологии».
— Что думаете о культуре отмены? Вот хотя бы недавний случай на «Оскаре» с Уиллом Смитом. Стоит ли судить об артисте не только по его творчеству, но и тому, какой он человек в жизни?
Евгений: Тут все зависит от конкретного случая. Если человек принес извинения, которые были приняты, то зачем дальше продолжать его как-то ограничивать и осуждать. У всех свой характер. Вспылить может каждый.
Степан: Я вот категорически против. То, что человек привносит в мировую культуру, – это проект бессмертия. Это не касается его личности. Культура отмены в итоге приводит к тому, что Чайковского вычеркивают из зарубежных программ. Правда у всех своя, поэтому получается, что тут стоит вопрос в «выборе справедливости». Выходит, что кто-то решил, что обладает монополией на правду. Ошибки будут всегда, общество тоже может заблуждаться. Поэтому я считаю, что по отношению к искусству такие действия – это культурный террор.
— Реально ли сегодня артисту продвинуть свое творчество без продюсера?
Степан: С артистом должна работать большая команда. Мы всю музыку делаем сами. Но у нас тоже есть старший партнер — музыкальный лейбл Klever Label. Они как раз помогают нам в продвижении, делают промо для новых релизов, помогают с видеопродакшном, договариваются с радиостанциями и так далее. Я раньше тоже считал, что мы сможем все делать сами, но сейчас понимаю, что это самодурство. За любым успешным артистом стоит команда.
— И наконец, готова группа NLO к встрече с инопланетянами?
Степан: Почему нет? Нам близок космос! Мы космические люди в целом.
Евгений: Мы точно найдем с ними общий язык!