Цивилизация
— Для начала расскажи, пожалуйста, как обстоят дела с фестивалем Fields в этом году?
— В прошлом году из-за пандемии фестиваль не состоялся, мы перенесли его на 4-7 августа 2022-го. Планировали существенно обновить лайн-ап, а также заново договаривались с теми артистами, которые уже были подтверждены. В середине февраля мы хотели вернуться с обновленным анонсом, — и как раз примерно в это же время произошла эскалация конфликта в Украине.
Еще до начала всех событий была определенная паника. Некоторые артисты дали понять, что в случае обострения конфликта они будут вынуждены отказаться от выступления. Были тревожные звоночки, но мы надеялись, что ничего в итоге не произойдет. Но случилось то, что случилось. Буквально в первые дни часть музыкантов отказалась выступать вне зависимости от того, в какую сторону развернется эта ситуация. В связи с этим мы решили занять выжидательную позицию. Какими бы ни были наши прогнозы, остается только верить в лучшее.
У нас есть договоренности с площадками, партнерами. Понятно, что часть зарубежных брендов, которые должны были выступить в роли спонсоров, остаются под большим вопросом. Но, помимо спонсоров, есть культурные институции — фонды и посольства, которые связаны с европейскими странами. Даже если они каким-то образом будут работать, это не дает гарантий, что артисты из этих стран приедут.
— В случае, если фестиваль все же состоится, придется сильно менять программу?
— Собственно, на этот сценарий мы уже полностью настроились. Разумеется, мы не рассчитываем, что у нас в лайн-апе будет много иностранных артистов. Если вообще будут. Но чтобы как-то смягчить ситуацию, могу сказать следующее: наш фестиваль всегда был про экзотическую и неожиданную музыку из самых разных уголков мира. В прошлые годы у нас уже выступали артисты из Египта, Ирана, Аргентины и Индонезии. Для нас это всегда было определенным вызовом — расширять географию наших лайн-апов. Учитывая текущую обстановку, придерживаться этого пути было бы для нас более чем логично. То есть в теории мы могли бы работать с артистам из тех стран, которые не объявляли России культурный бойкот.
Другое дело, что культурный бойкот — это не только и не столько позиция государств, сколько позиция отдельно взятых артистов и культурных деятелей. Поэтому формальная «дружба» с тем или иным государством отнюдь не означает, что все артисты оттуда автоматически готовы поехать в Россию.
— Фестиваль Signal, где ты являешься куратором музыкальной программы, пока не давал никаких разъяснений по поводу проведения. Я так понимаю, команда сейчас также находится в выжидательной позиции?
— Мы продолжаем подготовку фестиваля. Могу лишь напомнить, что за пять лет проведения у Signal не было ни одной отмены и переноса, несмотря на то, что последние два года были не самыми легкими.
— Гости на фоне всех событий уже начали возвращать билеты?
— Безусловно, определенное количество людей сдают билеты, но я думаю, что главным образом из-за возникших финансовых обязательств. Полагаю, что в текущей ситуации многие лишились работы, а если даже не лишились, то жизнь для них ощутимо подорожала. Сейчас у всех есть реальная потребность в деньгах: 2, 3, 5, а то и 10 тысяч рублей ни для кого не будут лишними.
— Говоря про Fields, ты упомянул, что некоторые артисты уже начали отказываться от выступлений. В теории ты допускаешь проведение фестиваля только с российскими музыкантами? Насколько это выгодно с точки зрения бизнеса?
— Честно говоря, еще до всей этой ситуации и даже до пандемии я не испытывал какой-то жизненной необходимости в иностранных артистах. Если оценивать чисто с музыкальной точки зрения, то я бы с радостью делал фестивали только с российскими артистами. Это не какая-то националистическая или протекционистская позиция с целью поддержать «отечественный продукт» — дело в том, что сейчас действительно много классных, по-настоящему уникальных музыкантов. С точки зрения моего вкуса и моих знаний о нашей сцене я мог бы собрать лайн-ап хоть на 100-150 артистов только из России.
Но в то же время у меня есть гигантский интерес и любопытство ко всему, что происходит за пределами страны, и как человек, живущий в глобальном мире, я просто не смогу сознательно замкнуться в своем вакууме, выбрать только русское и отказаться от всего остального. Поэтому я бы сказал так: мы все равно будем стараться всеми силами привезти музыкантов из тех стран, из каких это будет возможно.
Таким фестивалям, как Fields, нужны иностранцы во многом потому, что российская сцена находится еще в зачаточном состоянии — если мы говорим об артистах формата Fields, то есть про условный авангард, электронику, авторскую поп-музыку и так далее. Она просто не так развита в плане медийности — форматных для нас артистов, которые сами по себе могли бы собрать хотя бы тысячный зал, у нас единицы, поэтому иностранцы в этом плане являются таким «читерским» приемом.
Другое дело, что в текущей ситуации, когда в соседние с нами даты не проходит «Боль» с Ником Кейвом, когда конкуренция исчезает и у людей нет выбора, возможно, зарубежные хедлайнеры уже и не являются такой необходимостью.
— Что ты думаешь об отказе иностранных артистов выступать в России по политическим причинам? Это такая первая реакция, которая продлится пару месяцев при более-менее нормальном раскладе, или же мы рискуем на несколько лет остаться без привозов?
— Мне эта ситуация напоминает кейс с литовским электронным музыкантом Ten Walls, который как-то попал в скандал из-за своей гомофобной позиции. Его закэнселили почти во всем мире, но тем не менее он продолжил выступать на некоторых фестивалях.
Всегда есть те, кто не придерживаются общей повестки или просто нейтрально относятся к происходящему. Надеюсь, найдутся люди, которые закроют глаза на контекст и будут исходить только из повестки отдельно взятого культурного проекта или фестиваля. Правда, иногда очень тяжело закрыть глаза на контекст. Ten Walls поставил в один ряд гомосексуалов и педофилов, что для развитого мира является средневековой дикостью. Я боюсь, что в глазах мирового культурного сообщества Россия сейчас оказалась этаким Ten Walls.
По поводу того, как долго это продлится, сейчас трудно говорить. Можно только надеяться на лучшее. Еще до Крыма и событий в Украине всегда были артисты, которые принципиально отказывались ехать в Россию. Я в чем-то не мог их понять. Если вы уважаете вашу аудиторию, ваших поклонников, знаете, что они тут есть, они ждут, то какая разница, как вы относитесь к политике страны. Но теперь я стал понимать их гораздо лучше, — артисты вправе выражать свой протест любым образом.
— Есть ощущение, что подобные «отмены» — как будто из крайности в крайность. Например, Pink Floyd пообещали убрать всю свою музыку со стримингов в России. Справедливо ли это по отношению к мирным слушателям, на твой взгляд?
— Думаю, это не имеет практического смысла, так как адресаты этого сообщения уже давно в курсе происходящих событий и сами могут сложить мнение о них. Более того, именно они — чаще всего посредством культуры — высказывали какую-то альтернативную позицию и пытались создавать идеализированную Россию вопреки всем обстоятельствам. Но теперь они стали окончательными изгоями и, кажется, утратили всякую веру в свои возможности.
— Есть ли что-то позитивное в такой культурной изоляции? Дает ли это шанс молодым артистам заявить о себе?
— Половина российских артистов уже разъехалась по соседним странам. Теперь их выступления будут требовать дополнительных бюджетов на привоз. У нас новая реальность — будем привозить российских музыкантов в Россию (смеется). А учитывая то, что рубль достаточно резко рухнул (разговор состоялся 17 марта, когда курс доллара составлял 108 руб. — «Газета.Ru»), они наверняка захотят получать сейчас большие гонорары.
Артист, помимо того, что он сочиняет музыку, продвигает ее через социальные сети. Половина из них была недавно заблокирована в России. Конечно, они могли бы ограничиться «ВКонтакте» и Telegram, если работали бы только с российской аудиторией, но так как большинство современных артистов ориентируются на мировой рынок, они просто не могут взять и разорвать все связи с внешним миром. В итоге им приходится отсюда уезжать, чтобы заниматься полноценным маркетингом на международном уровне и чувствовать себя спокойно.
По итогу мы получаем, что стоимость одного российского артиста дорожает в зависимости от его гонорара в два-три, а то и больше раз.
— Что будет с профессией промоутера в нынешних реалиях?
— Промоутер — штука широкая. Есть те, кто делают фестивали, а есть те, кто делают небольшие концерты в барах, клубах. Мне кажется, что, конечно же, это полностью никуда не исчезнет по ряду причин: здесь остаются люди, которые не хотят или не могут уехать. Всем им нужно как-то жить, морально себя подпитывать.
— Как ты и твои коллеги переживаете происходящее в индустрии?
— Держимся. Первые недели было очень тяжело. Ощущение конца света, потому что все, что мы делали долгие годы, как будто бы разрушилось. Я уже 10-12 лет занимаюсь музыкальными мероприятиями. Я помню 2014 год, когда рубль тоже сильно упал, а стоимость евро за несколько месяцев выросла с 45 до 80 рублей. В тот момент казалось, что мы должны забыть о привозах. Но прошло 2-3 года и покупательская способность вернулась. Люди продолжили ходить на фестивали, концерты, несмотря на то, что билеты подорожали вдвое. Можно сказать, что фестивалей стало больше.
В России всегда были героические промоутеры. Они шли против всех этих обстоятельств. Было тяжело, но если есть желание, то ты подстраиваешься под эту действительность и что-то в итоге получается.
За последние годы в России развилась культура предпродажи. Это очень важно для промоутеров: когда ты видишь динамику продажи билетов, ты понимаешь, имеет ли твое мероприятие перспективы. И вот наступил 2020 год, пандемия. И снова та индустрия, что создавалась годами, начала откатываться назад. Все натерпелись на этих бесконечных переносах из-за локдауна и ограничений. На этом фоне люди решили, что не стоит покупать билеты заранее, иначе ты не дождешься своих денег назад.
Начали потихоньку выходить с коронавируса — и теперь новая проблема. Спасибо, конечно, мэру [Москвы], что снял ограничения на посещения концертных залов, когда артисты разъехались, а у людей кончились деньги, чтобы куда-то ходить (смеется). Но лучше, наверное, так, чем никак.
Я хочу верить, что мы с этим справимся. Сейчас все превращается в хождение по тонкому канату. Если наша сфера была рискованной, то теперь она отчаянная и даже критически опасная во всех смыслах.