— Вы можете сказать, где именно находится бар Клинта, главного героя?
— Где-то в снегах, где-то в горах, где-то, где вам нужен бар. Последний бар. Место, куда вы приходите, умирая от желания кофе, или выпивки, или просто от желания согреться. Это — бар Клинта. Салун «Последний шанс».
— «Сибирь» в названии – это некое условное место, где Клинту являются видения из-за его оторванности от мира?
— Название «Сибирь» просто пришло ко мне. Здесь нет никакой отсылки или причины. Я пытался позднее понять, почему. Для начала, это мифическое, мистическое, магическое место, шаманское место, место изгнания. Люди уходят туда. Но возвращаются!
— Но фильм вы снимали не в России. Вы решили снимать «Сибирь» не в Сибири, чтобы добиться большей условности?
— Мы снимали в итальянских Альпах. В моей концепции были горы, а потом я понял, что в Сибири нет гор. Я отправился в Миннесоту, и мы стали искать их в США. Там тоже не было гор. Я думал, что в Миннесоте были горы. Но в итоге мы снимали в месте, которое я себе представлял. Мы его все-таки нашли.
— Видели вы какие-нибудь российские фильмы за последние десять лет?
— Я видел картины из Монголии, Китая, России. Я уже не помню названий, но они побеждали на фестивалях. Я был в Китае на кинофестивале на острове Хайнань прямо перед пандемией. Там были хорошие фильмы, ретроспектива Тарковского.
— Расскажите о местном жителе, который появляется в начале фильма.
— Он — инуит (этническая группа коренных народов Северной Америки, — прим. «Газета.Ru»). Настоящий. Мы искали настоящего парня, и он нашелся. Он из Северной Канады. У него нет привычек современного человека, он совершенно традиционен.
— Вы говорили, что люди — «настоящие, пока перед ними не поставишь камеру». А что с ними происходит потом?
— Я имел в виду другое. Когда ты ставишь перед кем-то камеру, он становится актером. Или даже микрофон. Когда я сяду в тот стул, с тем освещением… (показывает в сторону места, заранее подготовленного для интервью, — прим. «Газета.Ru») Понимаете? Я — кто я буду тогда?
— Какая часть фильма происходит во сне, или, точнее, происходит ли в нем хоть что-то в реальном мире?
— В чем разница между реальностью и снами, когда вы смотрите фильм? Это важный смысл картины, если его формулировать. Что такое сюжет, что такое реальность. В чем разница между сном и воспоминанием? Сон, воспоминание, реальность. Я не думаю, что вам сможет по-настоящему понравиться этот фильм, если вы будете смотреть на него с позиций того, что реально, а что нет.
— Лагерь смерти, который видит Клинт, — это его личный кошмар или воспоминание об ужасах из истории Сибири?
— Я думаю, что это все одновременно. Это его сознание. Внутри его сознания — знание о насилии такого рода. Это происходило здесь. Это происходило повсюду. Не повсюду. Может быть, этого не происходило в Швейцарии. Но это точно происходит в моей стране, в США. Это происходит здесь. Это происходит в Африке. Это происходит в Монголии. Такой уровень жестокости существует, и мы все это осознаем.
— В какой-то момент Клинту говорят, что рациональность мешает ему получить те ответы, которые он ищет. Вы видите себя на месте Клинта или на месте персонажа, который дает ему этот совет?
— Я вижу себя на месте и того, и другого. Это юнгианский диалог. Прямиком из книг Юнга. Рациональность останавливает его (Клинта). Это диалектика: магия против медицины, логика против сна. Как и в вашем первом вопросе — что правда, а что нет? Это прекрасно. Потому что, если вы думаете о том, что реально, а что нет — вы не поймете фильм по-настоящему, не сможете его оценить. Потому что понимать нечего!
— Когда Клинт говорит жене и сыну, что любил их слишком сильно — можем ли мы сказать, что он не умеет просить прощения?
— Это не ситуация для извинений. Это за гранью извинений. Он появился у них для примирения. Он столкнулся с тем, что никогда не прекращал их любить.
— Что говорит рыба в конце фильма?
— «Ты ответственен за свои поступки, окей?» — вот что она говорит. И ничего больше. Что конец близок, но это не фигня вроде Судного дня. Когда все сказано и сделано — волнуйся о своих поступках. Думай о том, что ты делаешь. Не занимайся обвинениями, не тыкай пальцем. У тебя есть свои слова, свои мысли, свои действия. Вот что у тебя есть. Поэтому лучше бы следить за этим.
— Вы во второй раз после фильма «4:44 Последний День на Земле» затронули тему конца света, но на этот раз это небольшой эпизод. Почему вы вернулись к этому образу?
— Это скорее сотворение, а не конец.
— Как обращение в буддизм изменило ваш взгляд на католицизм?
— Я сейчас вижу это так: эти люди жили когда-то. Когда-то жил Будда. Потом пришел Христос, 800 лет спустя, и проповедовал то же самое. Они были людьми, а вы не можете превратить человека в бога. Я не думаю, что он был богом, сейчас моя точка зрения — он был человеком. Как и все мы, остальные. Но вы можете придерживаться его идеалов, и вы можете представлять себе его идеалы, и вы можете исповедовать их. И вы можете чему-то научиться из них. Вам не обязательно ими пренебрегать.
— Продолжаете ли вы работать с католическими темами в ваших фильмах?
— Например?
— В начале фильма Клинт говорит: «Не хочу выигрывать, не хочу проигрывать». В конце фильма ему говорят, что если он не святой, то не должен бояться совершать ошибки. Можно ли назвать это буддистским ответом на проблему греха в христианстве?
— Грехи — это нечто, что мы можем преодолеть, называй мы их «плохой кармой» или «грехами». Величайшие буддистские святые были убийцами. Вы можете преодолеть плохие поступки хорошими поступками и стать праведником. И энергия, что толкает вас на худшие из грехов, может сделать вас святым. Она нужна, чтобы оставаться сконцентрированным в долгом путешествии, которое необходимо, чтобы добраться до следующей стадии жизни.
— Есть ли какие-нибудь новости о вашем проекте «Отец Пио»?
— Мы пытаемся его закончить. Стараемся, как только можем. А в Италии все происходит не так уж быстро. И этот конкретный период (пандемии коронавируса) тоже не ускоряет события. Но я по-настоящему хочу сделать этот фильм.
— В последнее время ваши фильмы все больше тяготеют к документальному формату. В чем корни этого вашего интереса?
— Мы просто начали снимать документальные фильмы — они проще, быстрее, рок-н-ролльнее, в моем стиле. Иметь дело с настоящими людьми, настоящими событиями, без сценария, находить фильм в отснятом материале в монтажной комнате. И границы начинают стираться.
Зрители смогут увидеть картину Абеля Феррары «Сибирь» на видеосервисе Wink 12 ноября.