— В одном из интервью вы говорили, что Россия никак не может решить вопросы кто виноват и что делать, решение откладывается и происходит буря. Вы вкладывали символический смысл в название «Гроза»?
— Не уверен, что вкладывал какой-то символический смысл. Понимаете, беда многих в том, что они хотят разложить все по смыслам, по полочкам, все по секциям, все сосчитать и пронумеровать. «А что значили эти сапоги? Почему они красного, а не черного цвета?» Говорящие стены. Вам мало текстов, которые произносятся? Нет! Кино — оно не про голову, а про сердце.
— «Русского беса» вы снимали по сценарию 2011 года, а «Гроза» — перенесенный в наше время сюжет пьесы Островского. Расскажите, как создавался сценарий.
— Сценарий я быстро написал, меньше месяца. Для меня это нонсенс, потому что я долго работаю над сценариями. Правда обдумывал его я достаточно долгое время, представлял разных актрис на роль Кабанихи. Для меня это история все-таки про Кабаниху.
Чтобы не цепляться к словам и не говорить: «А, вот он сказал» — нет, это история, конечно, и про Катерину. Но Кабаниха — не менее важный персонаж — она персонаж, на стороне которого сила. Я видел постеры старого фильма, по-моему, 33-го года, и там — Кабаниха на них. Мне важно было придумать — какая она сегодня, кто она такая, почему она такая. Я не знаю, понятно это в фильме или нет. Ну, непонятно — значит, я что-то неправильно сделал, а понятно — я молодец.
— Когда вы переносили материал в наше время вы позволили ему самому проявиться, наложив оригинальный текст на современность и только докрутив, где нужно, или его пришлось переработать, чтобы он подошел ко времени действия?
— Конечно, там частично сюжет переработан. Частично переработан текст. Было интересно оставить текст, который есть и попробовать перепридумать персонажей, чтобы им свойственен был этот текст сегодня. Поэтому и Феклуша-странница у меня сегодня — телезвезда «Битвы экстрасенсов», барыня — активистка и так далее.
Кадр из фильма «Гроза» (2019)
Лук-фильм— В вашем фильме есть ощущение, во всяком случае, у меня оно возникло, что «луч света в темном царстве» только и может прийти откуда-то с другой планеты в наш мир, а среди людей этого света уже не осталось.
— Ну, эта идея как бы высказана в ироничной и саркастической манере. Здесь нет никаких серьезных утверждений. Здесь есть сожаление. Печаль. Тоска. Все вот эти вот чувства. Понимаете. Здесь нет манифеста. Это не манифест. Это фильм-сожаление. Фильм-грусть.
— О невозможности что-либо изменить?
— О том, что жизнь так устроена. Что все мы в ней тонем как в болоте. Что есть у нас в жизни какие-то надежды, которые мы сами себе придумываем, и все они разбиваются о суровую реальность.
— А почему на такую серьезную тему в говорите, по вашим словам, с иронией и усмешкой?
— Ну, кто-то любит говорить «бу-бу-бу» все время серьезно, без всякой иронии и усмешки, а мне кажется, что ироничное шутливое повествование доходит до людей быстрее и проще.
— Если текст Островского считается «высокой культурой», то в фильме он помещается в мир экстрасенсов, дешевых телевизионных слоганов — это мир, как раньше считалось, «низкой», популярной культуры. Это придает образам…
— Послушайте, для меня все, что вы говорите — немного сложновато. Говорите проще. Я не дорос до вашего уровня интеллектуального развития, поэтому я прошу вас изъясняться проще.
— Ряд авторов говорили, что им нравятся пошлые персонажи, потому что пошлость позволяет быть более искренним, более открытым. Вы говорите, что в фильме вам интересна Кабаниха. Персонажи, которые ярко проявляют свою порой пошлую натуру – они красивы?
— Я не думал об этом.
— Мне они показались притягательными.
— Ну, значит так и напишите — мне кажется, что они красивы, несмотря на свою пошлую натуру. А режиссер сказал – «я об этом даже не думал».
— Кабаниха вам очень интересна. А кто из персонажей вызывает у вас личную симпатию?
— Жалость вызывает Катерина. По началу она обычная девчонка, которой, в общем, не особо сопереживаешь, потому что все ее проблемы такие же, как у нас у всех — ну соврала, изменила, раскаялась… обычное дело. Ровно до того момента, пока ее не раскатало общество. Незаслуженно. Несправедливо. Жестоко. Ее раскатали по полной программе. Тогда она становится героиней, вот тогда ее становится жалко.
Кадр из фильма «Гроза» (2019)
Лук-фильм— Как пришла идея написать рэп для фильма и какое вы принимали участие в создании песен?
— Я просто попросил Ваню (Макаревича) взять монологи. Например, рэп, где повторяется «сударь» — это монолог Кулигина. И он программный — огромный, совершенно не сегодняшний. Я думаю, что даже язык в пьесе — условный. Странница-Феклуша в пьесе — это квинтэссенция просторечия. Не думаю, что она прям уж так вот могла бы дико говорить в жизни — Островский скорее всего сильно ее текст утрировал.
Все это условный язык. Это как шекспировский слог. Но только поэтическую речь мы как условность воспринимаем сразу, а здесь нам кажется, что эта речь архаичная.. Но на самом деле это условность. И чем быстрее публика въедет в эту условность, если она примет правила игры, то ей будет интересно смотреть мой фильм. А если нет, если она будет ждать просторечия сегодняшнего, то, боюсь, что я не вписался в представление публики о прекрасном.
— Реакция Тихона заставляет подумать, что Катерина страдает из-за собственных представлений о правильном и неправильном поведении, а окружающие были готовы ей простить произошедшее.
— У Катерины в том обществе не было выхода. Я придумал ситуацию, при которой у нее и в нашем обществе нет никакого выхода. Поставил ее в безвыходную ситуацию. Но по-другому, придумал некую драматическую перипетию, за счет которой она теряет всякую надежду и всякий выбор. Конечно, Тихон ее простил. Ну, а толку-то ей в его прощении? Он свое место в ее жизни упустил давно. В ее жизни ему нет места больше. Она лишается того, кого любит, свободы она лишается. С точки зрения общественного порицания — хейтеры в сети — она испытывает невероятный пресс. Куда ей деваться?
Кадр из фильма «Гроза» (2019)
Лук-фильм— Десять лет назад, когда вы выпустили сначала «Кошечку», потом «Самку», было ощущение вашего возвращения в большой кинематограф. Потом была пауза в несколько лет, затем – «Пьяная фирма», «Русский бес», «Гроза» и совсем недавно вы рассказали, что работаете над экранизацией «Мертвых душ». Что стало двигателем для вашей работы во второй половине десятилетия?
— Да хрен его знает. Может, повезло. Может, люди, которые дают мне возможность работать поняли, что со мной можно иметь дело и я могу делать что-то интересное. Стаж. Стаж и упорство. Меня не смогли сломить ни мое разгильдяйство, ни козни врагов. Я упорно продолжал бороться, снимать и делать то, что мне нравится. Некоторые люди это оценили и предложили мне работу. Я предлагал работу совместную разным людям.
Я скажу так — у меня срабатывает процентов пять в год из того, что я задумал или предлагаю. Ну десять. Это говорит о том, что если ты веришь в то, что ты делаешь и ты не можешь заниматься ничем другим, значит, продолжай. Делай, что делаешь, и будь, что будет.
— Можете ли вы в двух словах рассказать об экранизации «Мертвых душ». Его действие тоже будет перенесено в современность?
— Меня попросили пока об этом не говорить. Я связан контрактом.
— «Пьяную фирму» вы делали для телевидения, «Грозу» — в сотрудничестве с телевидением и «Мертвые души» это тоже телепроект. Вам удобнее такой формат работы?
— Мне разные нравятся. Но пока у меня нету никакой возможности делать кино. Сегодня получаешь деньги либо в Фонде кино, либо в Министерстве культуры, а эта организация меня игнорирует. Все мои проекты отклоняются, у меня нет возможности делать большое кино — с большим бюджетом, сценарием и так далее. Что бы я ни предлагал. Поэтому работаю пока так. Появится в дальнейшем возможность — хорошо. Нет — я надеюсь, что переживу.
Кадр из фильма «Гроза» (2019)
Лук-фильм— Вы всегда говорили, что девяностые никуда не уходили. Что вы думаете сейчас о словах тех, кто говорит, что из-за последствий самоизоляции мы вернемся в то время?
— Мы никуда от него не делись. Мы пока никуда не делись. Есть у определенной части людей в пределах Садового кольца впечатление, что мы давно попрощались с этим временем. Но нет. Хотя вы видите, что сейчас происходит в мире. Вы видите какую-то растерянность власти. Попытки, метания и так далее. Никто не знает, что дальше будет. Я думаю, что этот гуманитарный кризис, эпидемия поставит определенную черту. И девяностые закончатся. А может быть и нет. Что будет дальше, никто не знает. Предсказать это невозможно. Мы даже не знаем, как долго это продлится. Кто-то говорит, что до лета. Кто-то говорит, что два года. А кто говорит, что навсегда. И станет проще только тогда, когда будет изобретена вакцина.
— Говоря о девяностых, хотел спросить о вашем отношении к проекту «Внутри Лапенко».
— Я, честно говоря, сам сериал не видел, я видел только парня этого. Парень забавный. На мой субъективный взгляд, несколько однообразный. Весь этот юмор — он милый, но с одной стороны. С другой — он быстро приедается. Потому что прием один и тот же. Характеры разные, но по сути это одна и та же песня. Мне кажется, что этому образу, который он эксплуатирует, грубо говоря советского инженера, не хватает крепкой драматургии. Гэгов и так далее. Сам по себе он забавный, я еще раз говорю. Не хватает ему крепких драматургических ходов.
А сериал «Внутри Лапенко» я посмотрел, по-моему, полсерии или одну серию, я не помню. Я не особо в теме, но насколько я понимаю, это никак не отличается от его скетчей в Instagram. Но, скажем, если говорить о масках, то Ирина Горбачева, мне кажется, намного ярче, она просто смешнее. Но Лапенко, я так понимаю, хипстерский герой больше. Наверное, он кумир этой культуры. Но не мой. Мне нравится, ничего не могу сказать. Знаете, Гердт, по-моему, сказал смешную фразу: «Мне понравилось, а у кого вкус похуже — те в восторге».
— Лапенко сейчас стал частью культуры ностальгии по трэшу девяностых, вместе с клипами для «Ленинграда» от Анны Пармас, Little Big…
Little Big и Лапенко — это, мне кажется, в разных культурах, вообще. Little Big, во-первых, похож на эту, южноафриканскую группу.
— Обычно с Die Antwoord связывают.
— Die Antwoord, точно, да. Абсолютно. Little Big — это прям мощнейшая энергетическая панк-группа, мне они очень нравятся. Я являюсь поклонником этой группы. Особенно самых диких ее роликов, хотя мне все нравятся, по большому счету. Такой группы у нас еще не было, на мой субъективный взгляд.
А Шнур, Анна Пармас — это вообще в другую сторону. Аня, на мой взгляд, больше зрительский общенародный режиссер, она не делает андеграундную культуру, вообще ей не занимается, она делает массовое зрительское видео, кино, и здесь они со Шнуром очень сходятся. Шнур — человек-праздник, он всегда создает «хоп-хоп-хоп, давай-давай-давай», а Аня очень четко вписалась. Я бы никогда не поставил в один ряд Лапенко, Little Big и Анну Пармас, они вообще из разных миров.
— Просто одним из вдохновений Лапенко называют сериал «Осторожно, модерн», а Пармас как раз им занималась в свое время.
— Занималась, да. И что? Если он говорит, что они их любит, то это же не значит, что он делает что-то похожее.
Фильм Григория Константинопольского «Гроза» выходит на видеоплатформе PREMIER 21 мая.