Цивилизация
— Зачем, на Ваш взгляд, Министерству культуры понадобилось обращаться за экспертизой в Институт наследия, учитывая, что несколько лет назад они сами выходили с похожим предложением об отмене возрастной маркировки, а министр уже публично заявил о поддержке депутатской инициативы?
— Зачем понадобилось — вопрос не ко мне. Мы все свободные люди и в случае сомнений имеем право обращаться к самому широкому кругу экспертов, в том числе вполне экзотических. До экспертизы Института наследия наш Комитет получил из разных источников еще несколько похожих по пафосу документов, инициированных не Минкультуры, а совершенно другими структурами. Ряд этих так называемых экспертиз сами нуждаются в экспертизе, причем психиатрической. Совершенно очевидно, что их авторы страдают от навязчивых девиаций, которые пытаются переложить на всех вокруг.
Каждый советуется с тем, с кем считает нужным. Я в последнее время все чаще вспоминаю из «Женитьбы Бальзаминова»: «Солидные-то люди, которые себе добра-то желают, за каждой малостью ездят к Ивану Яковлевичу в сумасшедший дом, спрашиваются...». Экспертизу Института наследия я вынесла на заседание нашего комитета и решила сделать достоянием общественности исключительно для того, чтобы впредь неповадно было даже пытаться разговаривать с нашим комитетом в подобном тоне.
В заключении сказано, что концепция законопроекта «существенно дефектна», что мы защищаем и лоббируем чьи-то коммерческие интересы, а наша инициатива противоречит национальным интересам, стратегическим целям и задачам Российской Федерации. Бросаться такими словами невозможно, тем более если речь идет о Государственной думе.
Под законопроектом подписались 22 депутата из всех четырех думских фракций. Значит, либо мы признаем, что депутаты Ямпольская, Шолохов, Драпеко, Шаргунов, вице-спикер Толстой и так далее наносят урон национальной безопасности России. Тогда со всеми надо серьезно разбираться. Либо это клевета, оговор, который наши коллеги пытаются распространить как можно шире — мы получили данную бумагу из Государственно-правового управления президента Российской Федерации. В таком случае серьезный разговор должен быть уже не с нами.
Еще раз хочу напомнить, что в нашем комитете собрались профессиональные люди с опытом работы в сфере культуры и профильным образованием, чего, к сожалению, нельзя сказать о многих экспертах, которые оценивают наш труд. Мы всегда готовы к диалогу, слышим аргументы с разных сторон, уже больше года проводим и широкие публичные обсуждения нашей инициативы, и персональные согласования. Однако считаем абсолютно неприемлемым, чтобы на нас набрасывались с оскорблениями, клеили ярлыки. Поймите, эта риторика в духе классического доноса напугать меня не может, но может сильно разозлить. Надеюсь, наш дальнейший диалог с коллегами из любых ведомств и инстанций будет проходить в атмосфере взаимного уважения.
— Какие перспективы теперь у законопроекта, на какой срок сдвинули его рассмотрение в первом чтении?
— Определить сроки пока трудно. По предложению первого заместителя руководителя фракции «Единая Россия» Андрея Исаева будет проведено некое согласительное совещание, где встретятся и сторонники нашей инициативы, и ее противники. Со своей стороны, понимая, что мы столкнулись с серьезным противодействием, я заранее начала обсуждать возможность подобного совещания с советником президента РФ по культуре Владимиром Ильичом Толстым. Он предложил провести эту встречу на его площадке, за что мы ему очень признательны. На днях начнем определять круг участников, затем согласовывать дату. По итогам разговора, надеюсь, выйдем на решение, которое устроит всех.
Особо хочу отметить, что законопроект уже был перевнесен в новой редакции к первому чтению с учетом замечаний, поступивших от правительства Российской Федерации, нескольких управлений Администрации президента, комитетов-соисполнителей. Перевнесение было продиктовано, в первую очередь, уважением, которое мы испытываем к тем, кто выразил ту или иную тревогу, связанную со здоровьем и безопасностью детей.
Дальнейшие изменения будут вноситься ко второму чтению, как и предусмотрено процедурой. Будем дорабатывать те замечания, которые большинство сторон сочтут справедливыми.
— На днях один из крайних правых ресурсов опубликовал открытое письмо, где ультраконсервативная общественность негодует по поводу внесения «закона Ямпольской». Среди подписей две фамилии вызывают удивление — Александр Михайлов и Александр Панкратов-Черный. Как они там оказались, по-Вашему?
— Ну как появляются подписи деятелей культуры под самыми странными письмами еще с 90-х годов? Чрезмерная, почти детская доверчивость. Тебе по телефону наплели Бог знает чего — якобы в Государственной думе собираются снять возрастную маркировку абсолютно со всех произведений искусства. В том числе — ценз 18+. Ты поверил, возмутился, говоришь: ужас, безобразие, я подписываю! А проверить, соответствует ли информация реальности, в голову не приходит. Да зачастую просто некогда.
В данном случае, разумеется, не соответствует. Передергивания, спекуляция, местами чистое вранье. 18+ в нашем законопроекте является строгим запретительным отсечением. Ответственность за распространение информации, запрещенной для детей, наступает везде и всегда. Никаких послаблений. Это написано черным по белому.
В том числе, мы ни в коем случае не предлагаем отменить обязательную маркировку фильмов 18+. Напротив, вносим ее как обязательную в закон «О государственной поддержке кинематографии Российской Федерации». Вот цитата из нашего законопроекта: «В прокатном удостоверении на фильм в случаях, предусмотренных настоящим Федеральным законом, должны содержаться сведения о запрете распространения фильма среди детей в соответствии с Федеральным законом от 29 декабря 2010 года №436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию».
Однако на территории России фильмы показывают как с прокатным удостоверением, так и без него. Все эти моменты отражены в законе о кинематографии. Таким образом, если в фильме содержится запрещенная для детей информация и он имеет прокатное удостоверение, то запретительная маркировка 18+ указывается в документе. Если же прокатного удостоверения нет (например, фильм показывается на фестивале), правообладатель все равно должен любым доступным образом предупредить зрителей о запрете: поставить 18+ на афише, на билете. Что касается промежуточной маркировки, мы полагаем, что фильмы, как и остальные произведения литературы и искусства, следует из-под нее вывести. И заменить рекомендательными формулировками, которые мы предлагаем.
— А что касается «лоббирования интересов крупного капитала»?
— О, да! Например, Мария Веденяпина, директор Российской государственной детской библиотеки, горячо поддерживающая наш законопроект, — типичный представитель «крупного капитала». А также ее коллеги-библиотекари по всей стране, которые уже не просят, но требуют остановить этот маркировочный абсурд. Замечательный прозаик Евгений Водолазкин. Директор пушкинского заповедника «Михайловское» Георгий Василевич... И так далее. У нас в комитете лежит кипа писем в поддержку законопроекта. Ни одной фамилии из списка «Форбс» среди авторов нет.
Да ладно, зачем мы это безумие обсуждаем... Другой вопрос, вы правы, обидно, когда хорошие здравомыслящие люди подобный бред подписывают. Если, конечно, их подписи реальны. Знает ли Александр Яковлевич Михайлов, что практически вся русская и мировая классика в наших книжных магазинах и библиотеках промаркирована 16+? Что «Тихий Дон» запрещен детям до 18-ти? Что подросткам Есенина отказываются продавать, а кое-где и из библиотек его изымают?..
Разнообразные охранители со своей пещерной идеологией постоянно втягивают нас в разговор слепого с глухим. Я говорю: «Почему «Тихий Дон» в целлофан закатан? Это же оскорбление для русской культуры! Почему Шукшина до шестнадцати читать нельзя?!». А мне отвечают: «Нет, мы знаем, вы внесли законопроект, чтобы дети к Серебренникову и Богомолову ходили!».
Панический страх перед условным Серебренниковым «борцов за чистоту» буквально парализует. И Пушкиным готовы пожертвовать, и Толстым, лишь бы чего не вышло. Но 18+ — всегда 18+. Услышьте, наконец! Все, что запрещено нашим законодательством, включая ненормативную лексику со сцены, пропаганду нетрадиционных отношений среди несовершеннолетних, остается запрещенным. Все, что в 436-ФЗ относится к категории 18+, открытию не подлежит.
Кроме того, правила посещения зрелищных мероприятий, в том числе вечерних, сейчас по закону 436 определяются локальным актом организатора. Никому не нужны ни дети на скандальных мероприятиях, ни неприятности, которые за этим воспоследуют. Норма абсолютно работоспособна.
— По Вашему мнению, с чем связана критика законопроекта? Есть ли какие-то замечания в поступивших откликах, с которыми Вы согласны?
— Из ряда заключений можно сделать вывод: люди просто не умеют читать юридические тексты и не очень хорошо знают право в области культуры.
Отклик, который меня крайне удивил, поступил от уполномоченного по правам ребенка Анны Кузнецовой. Например, там есть такое предложение — передать функции по возрастной маркировке государственному органу. Вот цитата: «Приводимый аргумент, что производители по-разному определяют возрастную маркировку, свидетельствует не о необходимости отказа от нее, а о необходимости совершенствования порядка классификации информационной продукции путем ухода от ее классификации производителем и возложением данной обязанности на государственные органы или организации за счет уплаты госпошлины».
Хотелось бы понять, каким образом коллеги представляют себе деятельность такого органа. Объемы информационной продукции огромны. Нужно создавать отделения во всех регионах страны, нанимать сотрудников, содержание которых никакая госпошлина не окупит. Разве в стране избыток бюджетных денег, чтобы заниматься подобными вещами? Кроме того, маркировка со стороны государства будет восприниматься как акт цензуры. А цензура запрещена Конституцией РФ. И, наконец, надо понимать, какие коррупционные схемы тут заложены. Когда чиновник сможет говорить писателю, главному режиссеру, руководителю галереи: «Ну что, хочешь 6+? Тогда давай как-то договариваться... А то поставим 18+ и потеряешь половину кассы». Вот и все. Не надо быть Иваном Яковлевичем, чтобы напророчествовать, к чему такая практика приведет...
При этом в беседе с аппаратом уполномоченного по правам ребенка наши юристы услышали ряд разумных предложений. Одно из них — разрешить не маркировать распространяемую продукцию и культурные блага исключительно государственным организациям культуры. Об этом можно подумать. Но тогда уж — государственным и муниципальным. А то мы «потеряем» львиную долю библиотек, музеев, домов культуры.
В нескольких отзывах говорится о том, что действующая редакция закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» не регулирует оборот информационной продукции, имеющей значительную историческую, художественную или иную культурную ценность. То есть, возрастной маркировке классические произведения не подлежат, непонятно, из-за чего шум.
Шум из-за того, что происходит в реальности. Гладко было на бумаге, да забыли про книжные магазины. Я приносила в думский зал и с трибуны показывала депутатам Библию 16+, «Жития святых» 16+, « Евангелие для семейного чтения» 16+... «Анна Каренина», «Евгений Онегин», «Вечера на хуторе близ Диканьки» — 16+. «Ромео и Джульетта» — 16+... И так далее, до бесконечности.
Критериев определения значительной исторической, художественной или иной культурной ценности в законе нет. Мы предложили возложить обязанность по установлению этих критериев на правительство. Статс-секретарь—заместитель министра культуры Российской Федерации Алла Манилова в своем отклике предлагает два возможных варианта решения. Первый: не распространять действие 436-ФЗ на информационную продукцию, включенную в музейный фонд РФ (в части музейных предметов) и библиотечные фонды (в части книжных памятников). Но совершенно очевидно, что книга представляет ценность не только потому, что является книжным памятником. «Война и мир», вышедшая из типографии вчера, обладает не меньшей духовной ценностью, чем роман в прижизненном издании. Такой подход кажется нам недостаточным.
Второе предложение: прописать критерии непосредственно в самом законе. И, честно говоря, это именно то, с чем мы собирались выйти ко второму чтению. Депутаты сами в состоянии разработать данные критерии и внести их в закон, чтобы это была норма прямого действия, к чему всегда призывает наш спикер Вячеслав Викторович Володин.
Хотите пример, к чему сейчас приводит неопределенность формулировок об исторической и культурной ценности? Вот книга о нашем президенте — ценз 16+. А вот книга о Березовском, где указано, что в соответствии с 436-ФЗ издание не подлежит возрастной маркировке. То есть предполагается, что в Березовском есть какая-то особая историческая или художественная ценность...
Норма не работает. И разговоры о том, что наше культурное наследие будто бы защищено от избыточной возрастной маркировки, — это либо полнейшее незнание предмета, либо крайняя степень лицемерия.
— Как различные ведомства восприняли предлагаемую Вами рекомендательную градацию «для семейного чтения/просмотра/посещения», «для дошкольников», «для младшего/среднего/старшего школьного возраста»? Столкнулись ли Вы здесь с возражениями?
— Сразу в нескольких отзывах звучит тревога по поводу новой рекомендательной маркировки. Дескать, понятия очень неопределенные, возможен волюнтаризм, упаси Бог, родители сами будут решать, к какому возрасту относится их ребенок. Вот уж действительно «упаси Бог», ведь так хочется контролировать каждый шаг!.. Напоминаю, что эти устойчивые словосочетания использовались в советском праве с середины XX века. При этом они никогда не были ограничительными; если ребенок хотел читать с опережением, это только поощрялось. А главное — данные словосочетания присутствуют в праве Евразийского экономического союза, следовательно, говорить об их неопределенности не приходится.
По поводу того, что люди не поймут, что значит «для семейного просмотра, чтения, посещения»… Не нужно сомневаться в интеллектуальных способностях наших граждан. «Для семейного просмотра» — значит для всех возрастов, в любой конфигурации. Во Франции, к примеру, 90% выходящих на экраны фильмов маркируются именно так. Кстати, книги там возрастного ценза вообще не имеют.
Культура нуждается в гораздо более тонкой маркировке, чем иная информационная продукция. В Осло есть детская библиотека, куда взрослых не пускают вообще. Ребенок учится сам ориентироваться в океане литературы. Книги на стеллажах поделены примерно так: «что почитать, когда грустно», «когда поссорился с лучшим другом», «когда впервые влюбился»... Тоже своего рода маркировка, но проявляющая уважение к личности ребенка. Мне кажется, это именно тот западный опыт, который можно смело ставить себе на службу.
— Зачем нужна формулировка «не рекомендовано для детей»?
— Смотрите: в Третьяковской галерее проходила выставка выдающегося отечественного живописца, мастера сурового стиля Гелия Коржева. Посетители, которые привели с собой детей-подростков, обратились с жалобой в администрацию: якобы картины оказывают негативное воздействие на их психику. Третьяковка вынужденно промаркировала выставку 18+. Хотя именно в таких случаях может помочь предупреждение «не рекомендовано для детей». Дальше родители и педагоги сами решают, нужно посещать данное мероприятие или нет. Есть подростки с тонким восприятием искусства, есть те, кто учится в художественных школах. На каком основании вы лишаете талантливых, любознательных детей возможности развиваться? Что касается формулировки «и любыми иными сходными по смыслу словосочетаниями», мы готовы от нее отказаться. Пусть список рекомендательных маркировок будет закрытым. Тем более, что он уже сейчас, на наш взгляд, является исчерпывающим.
— В одном из откликов на законопроект говорится, что принятие изменений «приведет к нарастанию негативных процессов растления, виктимизации, криминализации и маргинализации несовершеннолетнего населения России». Могут ли вообще культурные ценности и блага побуждать людей, включая детей, ко всему этому? Разве корень «негативных процессов» не скрыт в невежественности, от которой искусство призвано избавлять?
— К сожалению, демонизировать культуру стало модным. Хотя это тупиковый путь, дорога в никуда. Конечно, воевать с книгами, фильмами, спектаклями, выставками легко и приятно. На ТВ и интернет повлиять не удается, а тут пожалуйста. «Запреты под фонарем» — я так это называю. То есть, не там, где следовало бы, а там, куда нет проблем дотянуться.
Глубоко убеждена, что существующая маркировка произведений литературы и искусства впрямую угрожает развитию и безопасности детей. Неграмотному человеку никогда не будет уютно и безопасно в современном мире. Более того, мы рискуем превратиться в общество бездушных людей, если не будем развивать в детях эмоциональный интеллект. А лучших «тренажеров» для этого, чем произведения литературы и искусства, человечество пока не придумало. Искусство — самая комфортная и эффективная форма социализации подрастающего поколения. Вот если ребенок останется наедине с соцсетями и компьютерными стрелялками, — это действительно опасно.
Тема отмены избыточной возрастной маркировки в литературе и искусстве необычайно популярна. На любых площадках – в Москве ли, в регионах – эту инициативу встречают не просто аплодисментами, а криками одобрения. Мы пытаемся ликвидировать абсурд, снять точку общественного напряжения. Обратите внимание: законопроект не предполагает никаких бюджетных затрат. Мы можем улучшить климат в обществе и на это не требуется ни копейки. Не так часто случаются подобные совпадения.
Мы верим, что наша инициатива полезна для развития страны. Будем дальше бороться за принятие законопроекта — с уважением к оппонентам, но твердо и последовательно.
