Александр Куприн, выросший в небогатой дворянской семье, с энтузиазмом встречал отречение Николая II — на тот момент уже известный писатель горячо поддерживал Февральскую революцию и в целом позитивно воспринял события 1917 года, видя в них фундамент для светлого будущего России. Испытывая определенную симпатию к эсерам, литератор согласился стать редактором газеты «Свободная Россия», для которой в первые месяцы после свержения императора активно писал.
Еще тогда в публицистике Куприна стало прослеживаться неоднозначное отношение к некоторым революционным аспектам: в частности, Александр Иванович был возмущен политикой военного коммунизма, да и вообще огромной любви к большевикам не питал.
Несмотря на это, в декабре 1918-го он принял приглашение Владимира Ленина. На личной встрече с советским вождем писатель обсудил проект газеты для крестьян и даже получил одобрение со стороны революционера, однако уже вскоре идея была отвергнута Моссоветом.
Так радость Куприна от революции сменилась горьким разочарованием.
В октябре будущего года в Гатчину, где проживал автор «Гранатового браслета», пришли белые, и писатель, недолго думая, поступил в Северо-Западную армию, став редактором армейской газеты «Приневский край». Не прошло и месяца, как город вернулся под контроль Красной армии, и Александру Ивановичу вместе с семьей — супругой Елизаветой и дочерью Ксенией — пришлось бежать из страны.
Первое время после эмиграции Куприны жили в Хельсинки, и денег на нормально существование им не хватало: писатель пытался зарабатывать публицистикой для контрреволюционной прессы, однако даже с учетом этого семья едва сводила концы с концами. Осознавая, что так дальше продолжаться не может, а каких-либо позитивных изменений не предвидится, если не наоборот (среди прочего существовала реальная угроза закрытия газеты, где на первых порах работал литератор), Куприн принял решение об еще одном переезде. Выбор пал на Париж, где в те годы жила добрая часть русских эмигрантов.
Во Францию семья прибыла в июле 1920-го и поначалу поселилась в недорогой гостинице близ Больших Бульваров. Жизнь в Париже оказалась на порядок лучше той, что была в Финляндии, — благодаря друзьям Куприн быстро нашел работу, став редактором одной из русскоязычных газет, где не стеснялся критиковать советскую сласть, писал о творческой интеллигенции, вынужденной эмигрировать из-за событий 1917 года, и (уже немногим позднее) продолжил заниматься творчеством.
Однако когда быт был более-менее налажен, Александр Иванович вдруг почувствовал себя по-настоящему несчастным: у него появилось время на размышления, и тут же писатель ощутил в душе сильнейшую тоску по родине, с которой не помогали справляться ни общение с соотечественниками, ни активная работа, ни даже любящая семья.
«Живешь в прекрасной стране, среди умных и добрых людей, среди памятников величайшей культуры. Но все точно понарошку, точно развертывается фильма кинематографа, — писал он. — И вся молчаливая, тупая скорбь в том, что уже не плачешь во сне и не видишь в мечте ни Знаменской площади, ни Арбата, ни Поварской, ни Москвы, ни России...»
В надежде хоть как-то исправить ситуацию Куприны даже перебрались в пригород, поселившись в загородном домике, где писатель думал найти спасение в природе, убежав от столь непривычной ему жизни во французской столице. Но не помогло и это — заграничная природа, отличная от родной, лишь усилила ощущение тоски, окончательно вогнав литератора в глубокую депрессию. Уже вскоре, полностью разочаровавшись в существовании в пригороде, Куприн вернулся в Париж.
Вся эта боль писателя четко отразилась и на его творчестве. Без упоминания духовного одиночества не обходились даже размышления о чем-то стороннем, на первый взгляд, никак не связанном с разлукой с Россией.
Собственно, главное произведение позднего Куприна — «Жанета» — именно об этом: книга о русском эмигранте буквально переполнена собственными переживаниями автора, бессильного перед масштабными и могущественными процессами в мире.
Несравнимо лучше в Париже себя чувствовала дочь писателя. Ксения, покинувшая родину в 11 лет, стала во Франции достаточно востребованной актрисой, что пускай и не приносило семье огромных средств, но хотя бы позволяло девушке бывать в высшем свете и заводить полезные знакомства.
В начале 30-х здоровье литератора стало заметно ухудшаться, из-за чего Куприн стал лишь еще сильнее мечтать о возвращении домой — его пугала мысль, что последние дни жизни могут пройти вне России, что его похоронят не на родной земле. Однако верилось в противоположное с трудом: представить, что Иосиф Сталин позволит беглому писателю, недолюбливавшему советскую власть, беспрепятственно вернуться на родину было практически невозможно.
Тем удивительнее, что это все-таки случилось. Весной 1937-го Куприна с женой (Ксения осталась в Париже) торжественно встретили в Москве. Им сняли номер в «Метрополе», а затем выделили государственную дачу.
Власть, вероятно, видела в возвращении Александра Ивановича собственный триумф — будто бы ненавидевший большевиков автор вернулся на родину с целью раскаяться.
Однако мечтам политиков было не суждено сбыться. Еще до приезда в Москву здоровье Куприна стало совсем уж плохим, он понимал, что осталось недолго, а когда все-таки оказался на родной земле, почувствовал умиротворение.
Александра Ивановича Куприна не стало спустя год с небольшим после его возвращения. Он умер там, где мечтал. Дома.