Цивилизация
«Непостижимость бытия» — так называется юбилейная и первая за последние 10 лет масштабная экспозиция Владимира Янкилевского в России. Художник не дожил до нее совсем немного — 4 января он скончался в Париже на 80-м году жизни.
Живопись и графика разных лет, триптихи, альбомы, инсталляции, «автоматические рисунки» — всего в экспозицию вошло более 200 работ автора из российских и зарубежных коллекций, в том числе, из частных собраний. Многие произведения выставляются впервые.
Владимир Янкилевский — художник-шестидесятник, экспериментатор, мастер авангарда второй волны. Его биография складывалась предсказуемо: сын художника, школа при Институте им. Сурикова, Полиграфический институт. Поиски себя привели Янкилевского в неформальную группу «Сретенский бульвар» — вместе с Ильей Кабаковым, Эрнстом Неизвестным, Эриком Булатовым, Виктором Пивоваровым и другими художниками он работал в знаменитых мастерских в районе Сретенского бульвара.
Судьба маленького человека, коммунальный быт, размышления о внутренней и внешней свободе, мужском и женском началах, одиночество и знаменитые «ящики» — смелые и яркие идеи Янкилевского явно не вписывались в советский контекст и грубо нарушали границы официального искусства. Позднее критики назовут его «выдающимся московским концептуалистом» и «одним из самых ярких нонконформистов», о его пластике, стилистике и колорите напишут статьи, а работы окажутся в коллекциях многих музеев и стран, среди которых Третьяковка, ГМИИ им. Пушкина, Русский музей, ММОМА, Центр Помпиду (Франция), Художественный музей Циммерли (США).
Между тем, на знаменитой разгромной выставке в Манеже в 1962 году Никита Хрущев жестко раскритиковал работы молодых авторов — в их число попал и 24-летний Янкилевский. Указав на одно из произведений (а они занимали три стены), Хрущев спросил: «Это что такое?». Ответ Янкилевского главе государства не понравился, и он подписал приговор: «Нет, это мазня».
Художника вычеркнули из московской выставочной жизни. Чтобы прокормить семью, он «ушел» в иллюстрацию — сотрудничал со многими издательствами, среди которых «Знамя», «Искусство», «Мир», «Наука», «Книга».
Первая мастерская появилась у Янкилевского в конце 60-х.
«К тому времени у меня уже было сделано семь триптихов и пентаптих «Атомная станция». И все это я сделал в 15-метровой комнате, в которой мы жили. Там же стояла дочкина детская кроватка, наша кровать, стол. Теперь я не могу себе представить, как я тогда работал. У меня не было других условий. Я принимал их как данность. У меня не было выбора. Сейчас смотрю на свои фотографии того времени и думаю, какой же сумасшедший был.
Когда я делал «Атомную станцию», только одна часть помешалась на стенке. Остальные части приходилось держать в голове, чтобы представлять целиком.
А там ведь очень точные цветовые соотношения. Я закончил ее за две недели. Готовился долго, но это не были точные эскизы. Помню, когда я настроился внутренне, я обзвонил всех знакомых, сказал, что меня не будет в Москве, и две недели не выходил из дома, пока не закончил «Атомную станцию» на полном нервном истощении», — вспоминал художник в одном из интервью.
В конце 80-х Янкилевский эмигрировал в США, откуда потом перебрался в Париж. На его счету — 40 персональных и более чем 170 групповых выставок.
Экспозиция ММОМА занимает несколько залов с паллетами на полу и серыми стенами. Названия серий говорят сами за себя: «Пространство переживаний», «Анатомия чувств», «Мутанты», «Город-маски», «Иллюзия свободы», «Творческая лаборатория».
Расшифровка концептуальных кодов Янкилевского — занятие не из легких для неискушенного зрителя. Можно медленно переходить из зала в зал, вглядываться в детали, говорить о метафизике работ и поиске ответов на вечные вопросы. Можно молчать — почти сразу становится ясно, что ответов нет.
У каждого — свой Янкилевский.
Самый доступный — в ранних работах. В синем «Мужском портрете» (1957) и ярком грузинском пейзаже «Гудаута», отсылающих к постимпрессионизму и Пикассо. Более поздние идеи художника связаны с миром беспредметного и абстракцией.
Его портреты, в свою очередь, детально исследуют человеческую природу: мужские всегда в профиль, женские — анфас.
Воля и разум, чувственность и физиология, изгнание из Рая и отверженность, мутации и светлое будущее, хаос и гармония — Янкилевский сталкивает одно с другим, осознанно вовлекая зрителя в конфликт. В ход идет все: обрывки газет, лозунгов, потертые портфели, старая одежда, галстуки, авоськи, шапки, дверные звонки. Неподготовленных может охватить ужас.
Герой Янкилевского в старом пальто читает советскую газету в вагоне метро. Поднимается и опускается в лифте. Ищет выход в пространстве коммунальных дверей, нарушает границы, протестует.
Двери открыты
В безальтернативном «Не прислоняться» — частица «не» скрыта. Как и лицо героя — зритель видит только спину. Герой стоит. Уходит. Оставляет след. «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку» — именно этот принцип Бродского Янкилевский проверяет на прочность во многих своих работах.
Например, в триптихе «Дверь» (1972). Одна из главных работ художника в 1974-м попала в собрание галереи Дины Верди в Париже и простояла много лет в подвале. «Я хотел найти форму, которая отражала бы момент проживания человеком одновременно трех состояний – прошлого, настоящего, будущего. Это воспоминания, актуальность и мечта. И я пришел к этой форме, не литературной, а пластической.
...Стоя перед дверью, существующей только сейчас, с этими звонками и почтовыми ящиками, мы не знаем, что за ней. Открывая, видим персонажа, который вроде бы реален, в пальто и с авоськой. Но он приклеен ко второй двери, открыв которую, мы попадаем в другое пространство – и видим его силуэт – и прорыв», — говорил Янкилевский о своем триптихе.
Через 21 год открылся музей Майоля — «Дверь» закрыли и выставили как «Шкаф». «Говорю: «Дина, это не шкаф, это — «Дверь». В ответ: «Какая разница!» ...Это одна из самых больших травм, связанных с судьбой моих вещей» — вспоминал позднее художник.
В рамки триптихов — любимой формы Янкилевского — помещен герой, втиснутый в тесный экзистенциальный ящик. Когда их много — втиснутых — становится не по себе. У третьих, четвертых и пятых вместо рук — ноги, а на ногах — портфели и колеса. У кого-то нет головы. Оргалит «света» разорван тьмой, но даже в этой страшной тьме есть маленькая белая дырка «света». В этом весь Янкилевский — он оставляет надежду.
