Цивилизация
— Расскажите, как возник замысел «Сверхъестественного отбора»?
— Я хочу начать с того, что Россия – это огромная страна со своей тайной мистической жизнью. И
передача возникла как ответ на этот мистический запрос, который дулся, дулся, раздувался – подспудно, через фольклор, через особый русский путь, через ощущение на своих генетических плечах великого тайного черного озера.
Все эти обстоятельства и сформировали запрос на передачу «Сверхъестественный отбор». С другой стороны, я, как практикующий маг, тоже готовил себя к этому. Я специально ушел из состава участников передачи «Битва экстрасенсов», потому что я почувствовал в себе силы посредника, оператора. Я не желаю быть ведущим-петрушкой, как это часто, к сожалению, случается на нашем телевидении. Я хочу быть глубоко чувствующим, нести на своих метафизических плечах суть открытия лица России. То есть замысел возник от совместного движения – моего и тайных сил природы. Именно поэтому я не просто ведущий, а сердце, что ли, этого проекта. Сейчас очень важно, закрепить, забрендировать вот это пахомовское сердечное начало.
— «Битва экстрасенсов» идет уже много лет и кажется, что всех людей с паранормальными способностями там уже перебрали. Вы сейчас ищете новых. Их действительно много?
— Ну, если б я сам их находил, то мои руки были бы, как у персонажа DC Comics Метаморфа – у него ноги-руки вырастают на многие километры. Я бы делился, как штамм из сериала «Штамм». Находят их, естественно, другие люди, а я служу таким маяком, знаком того, что
Пахом ищет людей, собирает свою паству.
И они находятся. Пусть это не столь «успешные» экстрасенсы, но они находят в себе силы раскрыться, выйти к людям. Это сближает нашу программу с темой маленького человека, знакомой по русской классической литературе. Просто
у нас речь идет про маленького экстрасенса, который постепенно становится героем, попадая в состояние битвы с такими же как он.
И постепенно у них вырастают крылья, иногда кровавые крылья, крючки. Эта динамика мне очень приятна, она сближает происходящее с современным искусством и особым русским путем. Интересно также и
наблюдение за самой по себе системой телевидения, в которой можно видеть не только моральное уродство и бесчеловечное пожирание людей, но и ритмику, и красоту.
Плюс у нас в программе совершенно нет издевательства над героями. Только уважение и преследование гуманитарных задач.
— Гуманитарных задач какого толка?
— Стремление к добру, спасение людей. То есть не находить ради красного словца каких-то несчастных и ковыряться в их несчастьях – что, естественно, тоже очень зрелищно.
Этим занимался, например, господин Малахов на Первом канале, не щадя своего астрального тела. Я его, кстати, приглашаю на чистку кармы при случае.
Есть замечательные маги – деревянные, меховые колдуны и очень хороший колдун, который работает со мхом. Мне кажется, что Андрею нужно отмыться от нападения на него миллиардов людских энергий, покрытых, в основном, шлаком и гнойными язвами.
— Отмыться при помощи мха?
— Безусловно, только через мох. Он растет медленно, чует все. Это известная английская традиция, очень важная.
— Речь о колдунах вообще, или вы предлагаете Малахову обратиться к колдунам, участвующим в «Сверхъестественном отборе»?
— Я, конечно, говорю только об участниках нашей программы. Можно сказать, что «Сверхъестественный отбор» - это такой своеобразный пароход, который плывет по городам и весям, а на него присаживаются различные герои: колдуны, ясновидящие, бабки-знахарки. Абсолютно разношерстный контингент. И этот пароход открывает для нас картину России. Я же с каждым человеком перед камерой работаю отдельно, я должен его полюбить. Хотя я не люблю слово «должен»…
В общем, я вступаю с каждым в довольно тесное общение.
Иногда душевное, иногда нет, но градус такого общения всегда очень высок.
— А что это за люди? Они молодые, старые?
— Очень разные, очень. Но что мне нравится, в них нет заскорузлости столичных магов, которая меня лично раздражает.
— Они практикующие маги?
— Да, у многих есть свои бюро. Они используют передачу как рекламу – если не победить, то хотя бы показать свои возможности при помощи телевидения и стать как Энди Уорхол.
— Я, кстати, видел в интернете видео, в котором вы говорите, что участие в «Битве экстрасенсов» для вас было теми самыми 15 минутами славы.
— Ну да.
— Так все-таки это был художественный жест или выход для демонстрации магических способностей?
— А я уже давно занимаюсь универсальными практиками. Ведь в чем их сила? Почему у меня нет ни одного слабого проекта? Потому что я действую со всех сторон сразу. Это же политическая деятельность, полководческая. Нужно управлять не только собственной психикой, но и разными другими составляющими – я всегда стараюсь замешать какой-то коктейль, чтобы было больше уровней. С «Битвой» было так же – с одной стороны так, с другой так, с третьей – эдак. Мне пришлось руководить этим кораблем, вводить в гавань уже сложившегося медиапроекта и делать там уже какие-то выкрутасы.
— Насколько сильно изменилась ваша жизнь за эти два года после «Битвы»?
— Она стала более плотной — что мне нравится, я же трудоголик внутри себя. Никаких особенных открытий я не сделал – мне все-таки уже 50 лет. Просто сама по себе ситуация уникальная:
в 50 лет человек вдруг идет на телевидение и двигается там семимильными шагами.
В принципе, я всю жизнь к этому готовился. Для меня ведь даже нет понятия работы: как вольный человек, я никогда не занимался тем, что мне не нравится. Даже работая арт-директором в издательском доме, где очень много официоза, где надо через свое тело сливать верхов с низами – даже среди всего этого я искал то, что меня делало совершенней. Постулаты самосовершенствования мне вообще милы. В общем, жизнь никак не изменилась, просто стала более осознанной и плотной.
— Но вы были человеком из андеграунда и тут вдруг шагнули в поп-культурное поле…
— А мне это интересно. Я люблю сопоставлять несопоставимые вещи. Мне очень нравится также работать с обвинениями, брошенными мне в лицо временем или историей. Например, я очень много в восьмидесятые слышал – не в свой адрес, а вообще – мол, главное не скурвиться, не продаться. Кому продаться? От чего скурвиться? Никто не мог ответить.
Но видимо, хорошо пахнуть и быть в нормальной физической форме для какого-то запредельного класса – есть такой класс – означает «продаться».
Но фигура представителя этого класса, к сожалению, не эпична. Самые удачные эксперименты, как известно, связаны с тем, что происходит здесь и сейчас. Одни люди идут на войну, а я из андеграунда иду в поп в своим любимым филиппам киркоровым.
То есть я скурвился и продался, вот что важно. И, как святой, несу эти вериги – скурвившегося и продавшегося.
Мне кажется, это очень по-русски. К тому же, в этом есть справедливость. Я считаю, что человек, который работает в андеграунде, должен делать все в четыре раза лучше, чем профессионал. У нас раньше считалось, что в андеграунде наоборот может быть больше свободы, самодеятельности. Наоборот, андеграунд должен быть лучше, чтобы влиять и развивать культуру.
— А есть какая-то конечная цель у этого эксперимента?
— Вот когда приезжаешь на Венецианскую биеннале в русский павильон, то понимаешь, что России нечего противопоставить Западу, кроме нерукотворного чуда. Я как раз этим чудом и занимаюсь, это мой художественный проект. В итоге я готовлю акцию к Венецианской биеннале – картину России, это мой долг как художника. С другой стороны, это бесконечный проект: веревочка вьется долго, я объезжаю все больше городов. Это работа над артикуляцией русского посыла в мире.
То есть «Сверхъестественный отбор» — это такая патриотическая передача, в принципе.
— Расскажите чуть подробнее о проекте для биеннале.
— Я, как поклонник сверхзадач, нагружаю себя тем, чтобы составить своего рода отчет о России, который и станет проектом на Венецианской биеннале. Я предложу его кураторам и буду развивать. У меня вообще было много проектов такого рода – за Россию обидно, хочется представить ее достойно. У меня была идея Янтарной комнаты, потом был замысел «взрыва» павильона при помощи Царь-пушки, фабрика по производству сусального золота, естественно. То есть какие-то важные русские вещи, не нагруженные европейскими смыслами, которые и так вокруг нас.
Нам нужен чистый нарратив, образ России, без фиги в кармане.
— Вы много говорите о русском пути. В чем он заключается? Многие считают, что его надо перестать искать и пойти по пути Европы.
— Да нет для нас никакого «надо». Мы же люди универсальные, всеядные, все время все по обрывкам, по ошметкам, да еще не так поняли, а к сердцу близко приняли. Да еще и на крови замешали. Богоборчество, детские фантазии… Такая она, картина России. Причем никакой ущербности я в этом не вижу, наоборот – величие. Да и в любом пути, как известно, важнее движение, чем результат. Результат – смерть, как мы все знаем. Пока пуля летит – весело, прилетела – все, свет выключили.
Русский путь это после двух бутылок водки утром выйти в поле и спросить: «Где я?»
Но не в том смысле, мол, подайте мне навигатор, а в смысле восторга от жизни, от ее полноты и многообразия. Вот движение в сторону восторга и есть русский путь. Это хорошая вещь.
— Давайте вернемся теперь к «Сверхъестественному отбору». В разговорах о магах всегда присутствует мотив шарлатанства. Как вы к нему относитесь?
— Я? Прекрасно! В шарлатанстве обычно пытаются обвинять те люди, которые сами не чисты на руку. Шарлатанство — это игровой момент, условность телевидения и очень демократичная форма. Потому что это ярмарочная, совершенно народная вещь. С другой стороны, я всегда привожу такой пример. Ну вот, допустим, экстрасенс – хитрый человек, который ничего не умеет делать – это такая сказка от Пахома. В общем, снял он комнату, обвешал тухлыми мышами, стали к нему люди ходить. Пришел к нему бандит, тот ему что-то наговорил, получил деньги, а на следующий день пришел брат бандита и говорит, ты все неправильно сказал, теперь должен держать ответ. Так восемь раз его избили, после чего он стал давать точные, верные ответы – или ушел из профессии.
То есть шарлатанство – первый шаг. Почему он остался в профессии? Потому что за это время научился разговаривать с людьми, включил какие-то центры внутри себя, которые позволяют действительно выходить на какие-то другие уровни.
Он понял, что можно жить не только ради денег. И постепенно шарлатан превратился в мага.
Он перестал шутить, стал серьезным человеком. Это все то же самосовершенствование, о котором я говорил. Вот у меня же есть образ в сознании людском – с хохолком этим. Я же сам его придумал. В результате телевидение прониклось им и предложило мне работу. Моя задача сейчас – быть Пахомом, просто оставаться самим собой. Это дорогого стоит.
— А есть какой-то зазор между Сергеем Пахомовым и Пахомом?
— Уже нет. Я, к сожалению, стал несчастным человеком. Раньше был Сережа и был его лирический герой. А сейчас они настолько плотно срослись, что я стал Пахомом. С другой стороны, мы единое целое, так что никакой фиги в кармане тут нет, это просто данность.
