Цивилизация
Люся Гурченко родилась 12 ноября 1935 года на Украине, в Харькове, в семье артистов местной филармонии Марка и Елены Гурченко. Ее отец происходил из батраков и был горячим сторонником Октябрьской революции, а мать принадлежала к репрессированному дворянскому роду.
«Испуганный папа отвез маму в роддом. А сам на «нервной почве» побежал в кино. Тогда на экранах с огромным успехом шел американский приключенческий фильм «Акулы Нью-Йорка»…Герой фильма красавец Алан, совершает чудеса – спускается по канату с самолета на крышу несущегося поезда, в котором увозят его похищенную возлюбленную. Прелестную Люси. После сеанса потрясенный папа примчался в роддом и срочно передал маме записку: «Лель, детка моя! Если в меня будить орел, назовем Алан. А если девычка, хай будить Люси!» (из книги Людмилы Гурченко «Мое взрослое детство»)
Детство будущей актрисы прошло в однокомнатной полуподвальной квартире в Мордвиновском переулке.
Комната была подвальной, с одним окном. Я видела в окно только ноги прохожих. Мне было интересно определять по обуви и юбкам своих соседей. Прямо под окном стоял стол. Слева — буфет. В буфете на верхней полке в вазе постоянно лежали конфеты. Я их получала за свои «выступления» (из книги «Мое взрослое детство»).
Когда началась война, отец, несмотря на инвалидность и непризывной возраст, ушел на фронт, и девочка осталась с матерью в оккупированном Харькове.
Чтобы получить хоть какое-то пропитание, ей приходилось петь и танцевать перед немцами.
Осенью 1944-го Люся Гурченко поступила в музыкальную школу имени Бетховена.
В нашем доме была удивительная здоровая атмосфера. Все — и плохое, и хорошее, и страшное — все открыто! Никто не стеснялся быть слабым. Если кому-то плохо — прекращались шутки, и все силы, вся нежность и любовь переносились на того, кому тяжело. .... Я выросла в странной, сумбурной, бессистемной и, может, неразумной, но чистой, доброй, широкой и абсолютно иррациональной семье. Огромная моя страсть, стать актрисой, непрестанно подогревалась папой. Он в меня верил. Я к своей мечте шла прямо, без сомнений и раздумий, вбирая в себя все необходимое. (из книги «Мое взрослое детство»).
Белая ворона с баяном
<2>
После окончания десятилетки Гурченко уехала в Москву и поступила во ВГИК, в мастерскую Герасимова и Макаровой (1953). В дипломных спектаклях играла роль Кето в оперетте «Кето и Котэ» Долидзе и роль Имоджин в сценической композиции по Драйзеру «Западня» — пела, танцевала, играла на рояле.
Среди учеников Герасимова я как белая ворона. Я пришла на курс с большим аккордеоном, с желанием на экране петь и танцевать, с мечтой быть только музыкальной артисткой. Обязательно. Постепенно, исподволь и незаметно, Сергей Апполинариевич и Тамара Федоровна подводили меня к тому, чтобы я стала ученицей их школы — реалистической школы. И в то же время ни в коем случае не оставляла, а, наоборот, развивала свои музыкальные способности. На третьем курсе я сыграла в «Разбойниках» Шиллера свою первую драматическую роль — Амалию. И только после этого начала становиться полноценной ученицей Герасимова. (из книги «Мое взрослое детство»).
Карнавальная ночь и гнев министра
Кадр из фильма «Карнавальная ночь» (1956)
ТАССМузыкальная комедия Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь» (1956), в которой Гурченко сыграла роль комсомолки-активистки, клубного работника Леночки Крыловой, принесла актрисе первый серьезный успех и всенародную любовь.
Миловидная девушка с осиной талией мгновенно завоевала сердца зрителей. А ее песенку про пять минут потом пела вся страна.
Какое счастье я испытала; когда в черном платье, с белой муфточкой пела «Песню о хорошем настроении»! Ведь именно об этом я мечтала в те голодные и страшные вечера в детстве, когда мы с тетей Валей в упоении, среди боа и вееров, мурлыкали мелодии из «Большого вальса»... «Карнавальная ночь» — это итог моей двадцатилетней жизни с родителями. И больше я такой не была. Никогда. Потому что на следующий же день после выхода картины на экраны, на меня обрушилась слава. (из книги «Аплодисменты»)
«Карнавальная ночь» стала для Гурченко не только счастливым билетом, но и «черной меткой»: за актрисой на долгие годы закрепилось амплуа комедийной актрисы, от которого она любой ценой пыталась отделаться. Сценарий для следующей ее картины — «Девушка с гитарой» Александра Файнциммера — был написан специально «под Гурченко». Но повторить былой успех не удалось. Зрители встретили фильм спокойно.
Накануне Всемирного фестиваля молодежи и студентов (1957) Гурченко предложили сотрудничество с КГБ, от которого она отказалась.
– Мы намерены широко демонстрировать вашу картину. А такие девушки, как вы, будут замечательным украшением праздничных вечеров. Нужно и поговорить с гостями, и показать столицу, и увлечь нашими красотами. И попеть. И станцевать, а что? У нас есть и сила, и красота, и голова на плечах. ...Понимаете, сейчас вы очень популярны в стране. Все, кому иностранцы зададут такой вопрос, назовут ваше имя. Они будут вами интересоваться. …У вас ведь квартиры нет? Будет квартира. И гостей можно будет пригласить. И с обстановкой, и с машиной не будет проблем.
– ...Я хочу сама подумать, простите.
О, как это не понравилось начальнику! Каким же он стал сразу неприятным. У меня очень долго стояло в глазах его брезгливое выражение лица. Я просыпалась даже ночью – оттого, что это выражение показывало мне истинное отношение ко мне, выражение отвращения. И мое настоящее место в жизни.
...Через три дня я, как и положено, позвонила по данному телефону. ...«Простите, – говорю, – все обдумала. Не могу. У меня другая профессия». И повесила трубку. (из книги «Аплодисменты»)
В том же году в «Комсомольской правде» был опубликован разгромный фельетон «Чечетка налево», осуждающий молодую артистку за подработки и «халтуру» — материальное положение Гурченко оставалось сложным, и она выступала с концертами на заводах и шахтах, ездила с творческими вечерами по всей стране.
«Особенно обидно за того молодого, способного артиста, чья слава исчисляется пока лишь какими-нибудь пятью минутами и которую так легко растерять, разменять на пустяки. Ему кажется, что, получив лишние пятьдесят рублей, он стал богаче. На самом же деле он только обокрал и себя и свой талант. А этого ни за какие деньги не вернешь.
Еще год назад комсомольцы Института кинематографии предупреждали увлекшуюся легкими заработками Людмилу Гурченко. Ее партнеров наказали тогда очень строго, с Людмилой же обошлись мягко: все-таки талантливая, снималась в главной роли, неудобно как-то. Снисходительность товарищей не пошла молодой актрисе впрок. Для виду покаявшись, она вскоре снова отправилась в очередные вояжи.
Концерт в клубе шпульно-катушечной фабрики, о котором мы уже рассказали. Концерт в Подрезкове. Концерт в Апрелевке. Концерт в Дубне... И в помине нет уже у начинающей двадцатидвухлетней артистки робости перед зрителем, того душевного трепета, который переживает каждый настоящий художник, вынося на суд зрителей свое творчество.
Какое уж тут творчество! Людмила снова и снова рассказывает эпизоды из своей биографии, а так как говорить-то ей, собственно, пока не о чем, и сделано ею еще очень мало, она дополняет этот рассказ исполнением все тех же песенок из кинофильма «Карнавальная ночь». Смысл ее выступлений по существу сводится лишь к следующему: «Вот она я... Ну. да, та самая, которая в «Карнавальной ночи»... Помните?»
Во время съемок фильма «Девушка с гитарой» (1958) актрису неожиданно вызвали в Министерство культуры.
«С лица земли сотрем! Имени такого не будет!» — это слова министра. ...То было жестокое время. И то был настоящий приговор. И очень скоро такой фамилии не стало. Очень скоро. Долго надо мной будут витать: «однодневка», «несерьезно», «не советуем», «не следует», «не желательно». Перестали снимать в столице. Перестали снимать на других студиях. Забыли. Предали забвению. Тихо похоронили. Забальзамировали. (из книги «Аплодисменты»)
Три листа железа
<4>
В 1958 году Гурченко вышла замуж «по большой любви» за Бориса Андроникашвили, студента сценарно-киноведческого факультета ВГИКа и сына писателя Бориса Пильняка (автора «Повести непогашенной луны»).
Он как будто явился из фильмов «взятых в качестве трофея после разгрома немецко-фашистских захватчиков», которые я смотрела после уроков. Просто одурела, ослепла от любви. Я сильно отставала по всем «швам»: и по образованности, и по воспитанию, и многому разному. Я тянулась к высокой планке.
Молодожены поселились в квартире на Садовой-Кудринской в квартире-мансарде у Бориса Андроникашвили. В их жилище была одна особенность — все жильцы активно пользовались черным ходом. Все, кроме самой верхней квартиры — опасаясь ареста, Андроникашвили заколотил дверь черного хода тремя листами железа.
Машенька и развод
Актриса мечтала о мальчике и даже придумала ему имя «Марк», но родилась девочка Машенька. 5 июня 1959 года. Гурченко плакала от отчаяния и не знала, куда скрыться от людских глаз в Харькове. Потом приняла ситуацию и свыклась с новой ролью.
В то время я обещала стать образцовой матерью. Боже мой, прижмешь к себе ребенка и чувствуешь внезапный прилив крови, головокружение. Собираешь силы на его защиту, хотя его еще не от кого защищать. У меня был такой порядок с режимом, с питанием, с пеленками, что я сама диву давалась — неужели это я? Откуда это? Это была я, но в новом качестве. (из книги «Аплодисменты»).
Между тем, в отношениях с мужем, жившим в Москве «свободным художником», появилась трещина. Позднее Гурченко с обидой вспоминала, как она вернулась в столицу с мамой и полуторамесячным ребенком, а на вокзале их никто не встретил.
Так начался «распад», который актриса переживала болезненно и тяжело.
Ей, бесконечно любящей и любимой дочери своего отца, было крайне трудно смириться с тем, что ее ребенок будет расти в неполной семье. Брак с Андроникашвили продлился 3 года.
Материнство залечивало первые раны молодости. Оно меня смягчило и внешне, и внутренне. ...Но вдруг — откуда ни возьмись — на меня тянуло легким кладбищенским ветерком. Успокоившийся человек, ищущий покоя артист — это мертвый человек. Это мертвый артист. Долгое страдание вызвало вдруг внутри протест к себе такой. Говорят, время залечивает все раны. Нужно начинать жить. Передышка была. Передышка непростая. На свет появилась девочка. ...Она должна гордиться своей мамой, как я горжусь своими родителями. Решение принято — надо работать. Под лежачий камень вода не течет. «Помирать, дочурка, собирайся, а поле сей…» (из книги «Аплодисменты»)
Машенька осталась жить в Харькове у бабушки с дедушкой, которые в ней души не чаяли, а Гурченко, вернувшись к съемкам, концертам и гастролям, стала жить на два города. Так продолжалось, пока ребенку не исполнилось три года.
После развода нам с дочерью досталась тринадцатиметровая комната в общей квартире на первом этаже высокого московского дома на большом проспекте. Был 1962 год. Ей уже было три года. И настала пора забрать ее у родителей. Как им это ни было тяжело они понимали, что ребенок должен жить вместе с матерью. (из книги «Аплодисменты»)
Дочь приняла маму-актрису не сразу. Молчала, не спала несколько ночей подряд, даже пыталась сбежать назад в Харьков к любимой бабушке, но потом смирилась.
Слава богу, думала – не выдержу. И я сразу же окунула ее в свою жизнь, свои гастроли, концерты. Пусть познает жизнь своей мамы горячим, недетским способом. И пойдут потом укрощения и притирки и ощущение страха уже не только за себя, но и за родное существо рядом. И новое ощущение материнства. И выработка личных методов воспитания, соединяющих и «море», и муштру. Это все потом. (из книги «Аплодисменты»)
Десятилетка «забвения» и еще один сын писателя
Большинство работ актрисы в последующие 10 лет остались незамеченными: «Балтийское небо» Владимира Венгерова (1961), «Гулящая» Ивана Кавалеридзе (1961), «Женитьба Бальзаминова» Константина Воинова (1964), «Рабочий поселок» Владимира Венгерова и Алексея Германа (1965). Работа в «Современнике» и Театре-студии киноактера также не принесла актрисе каких-то знаковых ролей.
Итак, в один прекрасный день я вдруг подала заявление об уходе из театра по собственному желанию.Тихо и спокойно. Как будто это было давно решено. Хотя еще утром, идя на репетицию, об этом даже не думала. Я просто представила, что сейчас, на репетиции новой пьесы, я буду долго сидеть в ожидании своих двух реплик...
...Не было ни одного выступления, где бы зрители не интересовались причинами моего ухода из «Современника». Почему же я все-таки ушла из лучшего театра? Уязвленное самолюбие? Непризнанный талант? О, как же я изо всех сил подавляла в себе все негативное и подавила в конце концов. Тогда и стало легче. Но прежде мне нужно было научиться терпеть. А порой я думала так: первый успех пришел «вдруг», без вклада. Без труда выловила рыбку из пруда. А после была неминуемая расплата. Научиться терпеть и воспитать в себе волю. (из книги «Аплодисменты»)
В 1962 году Гурченко снова вышла замуж. На этот раз за Александра Фадеева, приемного сына писателя Александра Фадеева.
Саша Фадеев очень напоминал Машиного отца-студента. Был артистом в театре армии. Его беда была в том, что он неверно выбрал профессию. Он многое сумел бы в жизни, если бы не стал актером. Здесь кроется причина и нашего разрыва. Меня все тянуло в музыку, в кино... Куда-то в мечту... А приходилось сидеть на земле. Хоть человеком он был очень добрым. Он, очевидно, переживал свои неудачи и горько их заливал. Моя интуиция и здоровый дух опять выбросили меня в одиночное плаванье. (из книги «Аплодисменты»)
Всего актриса была замужем шесть раз, среди ее мужей — певец Иосиф Кобзон, музыкант и аккомпаниатор Константин Купервейс (неофициальный брак), продюсер Сергей Сенин.
Возвращение
Фильм Алексея Германа «Двадцать дней без войны» (1976) показал драматический талант Гурченко, а ее партнером в картине был Юрий Никулин
ТАССЭти годы меня закалили. В них заключены начала, которым потом суждено вылиться на экране в ролях женщин, прошедших испытания жизнью. Зато теперь я знаю, что, пройдя сквозь самое невозможное, можно перенести все. И, все перенеся, человек может быть даже счастлив! Главное — суметь не растерять остатков доброты, человечности и душевного тепла. (из книги «Аплодисменты»)
На широкий экран Гурченко вернулась только в 70-е. После выхода музыкальных фильмов «Табачный капитан» (1971), «Соломенная шляпка» (1974), «Небесные ласточки» (1976), «Мама» (1976) она вновь стала одной из ведущих советских актрис.
На съемках картины «Мама» Гурченко вновь столкнулась с серьезными испытаниями — клоун Олег Попов случайно упал на льду и сломал актрисе правую ногу.
После катастрофы на съемке, когда чуть не потеряла ногу, позвонили из родного профсоюза маме: «Мы можем выделить триста рублей. Ну, что она? Допрыгалась?». Жаль было маму. (из книги «Аплодисменты»)
Гурченко получила закрытый перелом со смещением — во время сложнейшей операции ногу собирали из 19 осколков.
И моральная травма, и физическая очень похожи. Обе хочешь забыть поскорее, как тяжелый сон. Обе вынуждают вести себя и жить по-другому. Обе оставляют рубцы. Обе заставляют постоянно задавать себе вопрос: «болит или не болит?», «прошло или не прошло?» И обе, нанося поражение, удар, потом, впоследствии, приносят победу. Травмы заставляют тебя пережить наивысший пик трагедии и счастья! И когда в роли есть хоть намек на подобное — тебе все ясно, потому что у тебя такой «потолок», такой запас перенесенного! (из книги «Аплодисменты»)
Сразу после операции Гурченко продолжила сниматься.
Она, наконец, дождалась серьезных, глубоких драматических ролей и смены амплуа.
«Двадцать дней без войны» Алексея Германа (1976), «Пять вечеров» (1978) и «Несколько дней из жизни И.И.Обломова» (1979) Никиты Михалкова, «Сибириада» (1979) Андрея Кончаловского — эти и другие картины того времени открыли актрису с новой стороны. «Сибириада» в 1979-м была удостоена специального приза жюри Каннского кинофестиваля.
Интерес к фильму «Сибириада» был большой. Народу полно. ...Уже до финала были аплодисменты, а перед концом картины и после они не смолкали и превратились в «скандеж» - как на концерте. И «браво», «браво», «браво»...
Мы кланялись вперед, назад, влево, вправо. Никто не уходил, и мы стояли и кланялись, кланялись... А потом стали обнимать и целовать друг друга… Эмигранты кричали по-русски: «Молодцы! Мо-лод-цы! Людоч-ка! Мы так счастливы за вас!» Мы плакали от радости. Смешались звания, регалии, титулы, посты — мы были небольшим русским островком на прекрасной французской земле. Она нас приняла, она почувствовала нашу силу, на ней запахло Русью… (из книги «Аплодисменты»)
В 80-е актриса запомнилась зрителям по своим ярким ролям в картинах «Любимая женщина механика Гаврилова» (1981) Петра Тодоровского, «Вокзал для двоих» (1982) Эльдара Рязанова, «Полеты во сне и наяву» (1982) Романа Балаяна. А реплики эксцентричной роковой Раисы Захаровны из фильма «Любовь и голуби» (1984) Владимира Меньшова — «Девушки, уймите вашу мать!», «Людк, а Людк! Деревня!» — разошлись на цитаты.
1983 год. Последний год, когда казалось, что вот, наконец, наступило небывалое, душевное «перемирие», долгожданное прекрасное затишье. Как долго я его ждала. Достигнут желанный успех и покой. И весь мой подуставший организм и душевное равновесие сигналили: мгновение, остановись! Это твой личный рекорд. Не о нем ли ты втайне мечтала, хотя и говорила: нет у меня «мечт», ни о чем не мечтаю? Лукавишь. Разве не приятно, что зрители цитируют «Голуби»? А! Приятно. А «Вокзал» как отшумел! И шумит. И как по душе пришелся людям. Конечно, очень, очень приятно. (из книги «Люся, стоп!»)
В 1983 году Людмила Гурченко была признана лучшей актрисой года по опросу журнала «Советский экран».
Певица, композитор, режиссер
В 90-е и 2000-е актриса снималась реже. Среди фильмов тех лет — «Прощальные гастроли» (1992), «Белые одежды» (1992), «Гардемарины-3» (1992), «Люблю» (1993), «Послушай, Феллини!» (1993), «Женское счастье» (2001), «Если завтра в поход…» (2004), «Карнавальная ночь-2, или Пятьдесят лет спустя» (2006), телевизионный мюзикл «Двенадцать стульев» (2004), телесериал «Взять Тарантину» (2005). Кроме того, актриса участвовала в антрепризах, записывала диски со своими песнями и участвовала в театральных постановках (Школа современной пьесы, Театр Антона Чехова, Театр Сатиры).
В 2000-м Гурченко снялась в картине Эльдара Рязанова «Старые клячи». На съемочной площадке вместе с актрисой работали Лия Ахеджакова, Ирина Купченко, Светлана Крючкова.
С Эльдаром три встречи. Начало пути. Середина жизни – «Вокзал». И вот «Клячи», третья дистанция, самая короткая. Я должна была с Эльдаром пройти эти пути. И я это сделала. В этой картине я его очень любила. Мы друг друга поразительно чувствовали, как будто прожили всю жизнь бок о бок. Как люди, которые прошли все испытания, размолвки, интриги, сплетни, зависть. Переступили через все и снова вместе. Мы победили. ...Недавно Эльдар рассказывал мне, что только после «Карнавальной ночи», когда он выходил к зрителям, зал стоял. И вот после «Старых кляч» точно так же. (из книги «Люся, стоп!»)
В 2009-м актриса дебютировала в качестве режиссера и композитора в фильме «Пестрые сумерки».
В феврале 2011 года Гурченко попала в больницу с переломом бедра.
Последней ее работой после удачно перенесенной операции стал клип на песню Земфиры «Хочешь?», снятый за месяц до смерти актрисы. В клипе Гурченко исполнила песню на фоне портретов ушедших из жизни коллег-актеров — Александра Абдулова, Юрия Белова, Олега Борисова, Евгения Евстигнеева, Александра Кайдановского, Андрея Миронова, Юрия Никулина и Олега Янковского.
30 марта этого же года актриса скончалась дома в Москве. Гурченко было 75 лет.
Мама и бабушка — монолог от первого лица
<9>
Кроме единственной дочери Маши в жизни Гурченко были внук Марк и внучка Леночка, которых она бесконечно любила и баловала, как настоящая бабушка.
О дочке Маше:
Когда до отчаяния сознаю, что я плохая мать, – начинаю впопыхах наверстывать упущенное, подлизываться и угождать. Но в этой профессии потери не наверстаешь. Мать – это всегда. Ежеминутно, постоянно.
Я переживала, что во время гастролей Маша оставалась со случайными людьми. Уезжаешь на неделю, а душа болит. И боишься звонить, а вдруг подружка забросила девочку. ...И летишь в Москву. И крутишься вокруг ребенка. И уроки с ним делаешь. И все покупаешь. И зоопарк и кино. А потом проходит время… Жить надо. И опять гастроли. И опять не с кем оставить девочку.
Мой ребенок не избалован. С шести лет она отлично справлялась с магазинами. Все покупала, да еще и без очереди. Сначала без очереди потому, что маленькая. А в десять лет могла присочинить, что мама больная, что в больницу опаздывает.
С детства на долю ей выпали недетские заботы – помочь маме выстоять, не потерять стержня, веры в людей, не осесть, не раствориться в суете, не плыть по течению. Она тихо жила рядом, помогая изо всех своих детских сил, и, наверное, чувствовала – об этом говорили ее печальные недетские глаза, – что жизнь может втолкнуть человека в такие тупики, загнать в такие дебри, откуда нет выхода.
...Она бывала по целым дням одна. Когда ей становилось невмоготу, она звонила моим друзьям.
Моя Маша никогда не кичилась известностью своей мамы. До замужества была незлобивой, не завистливой и не хвастливой. Девочка красивая, приятная, хоть и несобранная. Ее муж — одноклассник. Девочками не увлекался. Увлекался обменом и перепродажей книг, тогда они были в цене. Ходил в поношенных вещах. Вот, думала, скромный парень, не будет упрекать мою дочь, что преподнес ей машины, роскошь и деньги.
О внуке Марке:
Сбылась моя тайная мечта – мальчик! И природа, обойдя меня, наградила мою дочь талантом – быть матерью. Вот она – настоящая, прекрасная мама. Я ей завидую. У нее сын Марк. Марк!
Он жил со своими родителями, которые захотели детей воспитывать по-своему: платные колледжи, зарубежные поездки, учеба в Англии — так, как принято в последние годы в имущих семьях. Какое-то странное было соревнование. Вы известная артистка, но мы тоже не лыком шиты. У вас одно видео, а у нас два. У вас, у нас и т. д. Когда и откуда это появилось?
Вижу сейчас. Совершенно незнакомый мне молодой мужчина лет двадцати пяти. Красив как бог! Бедный Ди Каприо… Не узнаю мальчика. Моднейшая стрижка, голова выкрашена в светлые тона, черты лица заострились, ушла детская пухлость и смешной широковатый нос. В лице все выстроилось в совершенную красоту. Длинные густые темные ресницы и изумительные верхние веки.
О внучке Леночке:
Леночка «Капошина», так ее называла моя мама. Лена все время что-то складывала, перекладывала, копошилась в своих игрушках. «Барыня-коробочка» — сказала бабушка Леля. Она была остроумной женщиной: «Капошная» — смешно и весело. Мне нравилось, хотя Леночка больше любит, когда ее зовут Аленкой. Я и не спорю, но разве можно объяснить, почему, когда произносишь «Капошная», внутри разливается особое родственное счастье. Слов для объяснения нет. Счастье разливается. И все…
О семье:
Однажды на встрече со зрителями Никита Михалков сказал, что есть актрисы, которые семью, ребенка не променяют на хорошую роль, и, покосившись в мою сторону, сказал, что «она» за хорошую роль может поджечь свой дом, сама принесет керосин, — потом будет раскаяние, суд, но роль она сыграет.
Я тогда, аж, сжалась вся. Да нет, не подожгла бы я дом, конечно. И все же это правда. Все мои недуги в работе излечиваются. Но если что-то не так в работе — дом меня не излечит. Дом, мой дорогой дом, прости. Прости меня, любимая семья, за то, что ты в жизни для меня не главное.
