Цивилизация
На этой неделе российская культура в очередной раз встала с колен. Случилось это, как уже всем известно, в ночь с понедельника на вторник, когда в сеть была выложена видеозапись «главного рэп-баттла года».
Уже утром происходящее в социальных сетях напоминало не то чтобы ажиотаж, а настоящее помешательство.
По поводу поединка Оксимирона и Гнойного высказался даже Михаил Ходорковский, не говоря уже об Авдотье Смирновой, транслировавшей, среди прочего, симпатии своего супруга Анатолия Чубайса. Про обыкновенных, не облеченных славой пользователей соцсетей и говорить нечего — мемы, коубы, пародии и, конечно, аналитика самого разного пошиба.
Зрелище было завораживающим и требующим некоторого времени для серьезного осмысления. Сейчас, когда рабочая неделя подходит к концу, запись набрала больше 15 млн просмотров, а про баттл написали даже некоторые специализирующиеся на рэпе зарубежные сайты. Всего этого, проще говоря, достаточно для того, чтобы констатировать не просто всплеск истерики голодных потребителей (вроде того, который вызывают новые клипы «Лениграда»), а некоторый феномен. Едва ли не самый громкий с самого начала нулевых.
В ту эпоху имеет смысл ненадолго вернуться, чтобы понять, что и почему, собственно, произошло.
Сейчас уже несколько подзабылось, но музыкальная картина девяностых обещала совсем не то, что в итоге предложили нулевые. Экстремальные фестивали «Учитесь плавать» тогда собирали все новые и новые группы, в полуразрушенных кинотеатрах выступала «Гражданская оборона», а в спорткомплексах царила экспериментировавшая с индастриалом группа «ДДТ».
Всего через несколько лет открытие «Северного потока» вызвало рост заработных плат, а музыкальная мода поменялась самым радикальным образом. Вместо самобытных и резких групп на первый план вышли исполнители в формате «Нашего радио» — брит-поп-софт-порно «Мумий Тролля», аккуратная истерика Земфиры, легитимный мат «Ленинграда». Альтернативу же составили ЖЖ-поэты вроде Веры Полозковой. Эти и другие артисты научились веселить сытую публику и зарабатывать на корпоративах.
Так продолжалось лет десять, пока не наметился очередной политический и экономический кризис, а из Лондона не приехал Мирон «Оксимирон» Федоров.
Абсолютно в соответствии с тревожным духом времени, он стал голосом нервной молодежи, который она до поры стеснялась подать. Голос этот был громким и неиллюзорно злым, чем быстро завоевал популярность. Однако масштабы ее были бы куда меньше, если бы Мирон не вывел на новый уровень традицию рэп-баттлов — как правило, импровизационных поединков рэперов.
У России, впрочем, как известно, особый путь и рэп тут тоже не такой, как у всех.
С рифмованных строчек у нас высокий спрос, да и сами по себе язык и особенности речи не располагают к копированию гангстерских откровений черных братьев из Комптона. Самыми успешными рэперами в России, как несложно заметить, становятся люди в основном культурные, а не бравирующие числом ходок и криминальных выходок. Влади из «Касты» перекладывает на бит «Слово о полку Игореве», Баста перепевает Галича и Высоцкого, L'One, в конце концов, эксплуатирует простенькие космические метафоры.
Рост популярности Федорова был во многом связан не только с техникой читки, но с богатейшим спектром аллитераций, затейливых способов рифмовки и аллюзий — от Плутарха до Толкиена со всеми остановками. Потому и перезагруженные Оксимироном баттлы больше напоминали поэтический слэм — здесь ценилась не только и не столько скорость реакции, сколько виртуозность домашних заготовок и объемы оперативной памяти участников. Именно на этапе первых баттлов Мирона к его пастве присоединились более взрослые поклонники, которых отпугивали толпы подростков на концертах, и агрессивный грайм из колонок.
На баттле верх взяло слово, с которым уже давным-давно никто не работал так тщательно и эффектно.
Язык вдруг ожил, хоть и эта форма его жизни на сей раз была не самой приятной. С другой стороны, в ней угадывались шестидесятники и футуристы (а на баттле с Гнойным Мирон не зря наизусть читал Гумилева). Энергия прорыва Мирона (усиленная успехом двухлетней давности альбома «Горгород») встряхнула рэперов, рокеров и даже некоторых журналистов, задав новую планку работы со словом, обнаружив богатство, которое таит в себе русская речь.
Собственно, именно эти до поры позабытые возможности языка (плюс яркая подача) и стали причиной того, что мы наблюдали всю неделю. Невероятные цифры счетчика баттла с Гнойным, в общем, не являются какой-то неожиданностью — каждый следующий поединок Оксимирона собирал все больше просмотров.
В данном случае роль сыграло то, что еще до того, как видео было выложено, стало известно о первом проигрыше Федорова, что дополнительно подогрело интерес.
Теперь, собственно, немного о причинах провала Мирона, которые, впрочем, уже отчасти названы им самим да и вообще довольно элементарны — и, в общем, укладываются в мифологические архетипы, о которых говорили упомянутый им Джозеф Кэмпбелл или земляк-петербуржец Евгений Шварц в пьесе «Дракон».
Задав новый стандарт качества для других, он не учел, что теперь и сам должен ему соответствовать. Ему наступают на пятки такие же молодые и злые, каким был он сам, а главное — перед ним очевидным образом встали компромиссы, неизбежные в случае испытания медными трубами. За пять лет Федоров из бунтаря и бузотера превратился в часть номенклатуры русского рэпа, который он раньше открыто презирал. Так работает шоу-бизнес: одобрение и внимание вызывают сильнейшее привыкание.
И то, что сам артист описал все это в треке «Кем ты стал», ситуацию, в общем, не меняет.
В итоге в лице Гнойного он получил не хейтера или дракона (которым его пытался представить сам Оксимирон), а критика, указывающего на несоотвествие декларируемых имперских амбиций и реальности. С другой стороны, публика в лице оппонента Мирона увидела альтернативу его витиеватости — куда более точные формулировки и гнев, оправданный не личной неврастенией, а исключительно специфической, но все же жаждой справедливости.
Что касается общественной дискуссии, то разговоры о новом формате поэзии, конечно, звучат слишком прекраснодушно.
Все-таки стихосложение от Пушкина до Рембо предполагает куда большую лаконичность, пока что все это «длинно и нескромно» (Чехов — Суворину о Достоевском, 1889). В конце концов, более или менее исчерпывающе все претензии Гнойного изложены в бодлеровском «Альбатросе» — стихотворении, в котором великий француз предостерегал поэта насчет того, чем грозят ему лишние визиты в мир людей:
Король, расставшийся с небесным, гордым лоском,
На грязной палубе постыдно неуклюж,
А крылья белые волочатся по доскам,
Как весла, жалкие на мелководье луж.
Со всех сторон ему насмешки угрожают;
Весь белый, кажется он здесь шутом седым;
Его беспомощной походке подражают,
Из носогрейки в клюв пускают едкий дым.
(перевод В. Микушевича)
Раунд.
