Цивилизация
«Иуда» Амоса Оза
Издательство «Фантом Пресс», перевод Виктора Радуцкого
Классик израильской литературы и один из главных претендентов на Нобелевскую премию Амос Оз никогда не скупился на критику «оккупационной политики» Израиля. Когда роман «Евангелие от Иуды» вышел в свет в 2014 году,
в кулуарах начали шептаться, что в образе Искариота Оз изобразил самого себя.
Ведь в его интерпретации предатель — это тот, кто способен мыслить наперед и чья вера не знает сомнений даже перед лицом смерти.
Поставив во главу угла вопрос, был ли Иуда предателем, Оз вывел на сцену всего трех основных персонажей: безалаберного бородача Шмуэля Аша, исследующего еврейские взгляды на фигуру Христа, вздорного старика Гершома Валда, к которому тот поступает на службу в качестве компаньона, и его невестку Аталию — дочь опального члена сионистского правительства — единственного, кто в 1948 году выступил против создания Еврейского государства. Из их диалогов преимущественно и складывается первый за десять лет роман Амоса Оза.
Иуда в спорах героев проходит путь от архетипического еврея, предавшего Христа, до единственного истинного христианина, который ни на миг не усомнился в Воскресении, а Шмуэль Аш — из бросившего учебу студента превращается во вдумчивого, взрослого человека.
Зарифмованная с библейской история Шалтиэля Абрабанеля, отца Аталии, который был изгнан и назван предателем за свои взгляды, переносит борьбу идей с поля академического знания в реальность.
Кроме того, как у Орхана Памука одним из главных героев является Стамбул, так у Оза плоть и кровь обретает другой город — Иерусалим. Но эта линия так и остается вспомогательной — Озу меньше, чем кому бы то ни было, присуща томительная памуковская меланхолия.
Его «Иуда» подкупает сочетанием обширного экскурса в историю религии с камерным звучанием текста: неторопливое, несколько даже сонное повествование обволакивает читателя аллюзиями и цитатами из священных текстов до тех пор, пока не прорывается в современность. Именно такая форма позволила Озу раскрыть две магистральные для него темы — отличие истинной веры (а вместе с ней и патриотизма) от ложной.
«Белгравия» Джулиана Феллоуза
Издательство «Азбука-Аттикус», перевод Елены Кисленковой
В Великобритании выход «Белгравии» Джулиана Феллоуза, создателя «Аббатства Даунтон», с самого начала был обставлен разнообразной мультимедийной «заманухой», в которой некоторые англоязычные критики разглядели долгожданный прорыв книгоиздательства в XXI век. Каждую неделю на сайте проекта появлялись свежие подкасты с новой главой романа, которые сопровождали секретные карты особняков лондонской Белгравии, эскизы костюмов и инфографика с правилами этикета.
По сюжету, юная София Тренчард, бесстрашная дочь полкового интенданта, влюбляется в молодого графа Белласиса, которому суждено погибнуть в битве с Наполеоном при Ватерлоо, оставив ее беременной — и уверенной, что их свадьба была фикцией, подстроенной коварным соблазнителем и его дружками. В следующий раз, в 1841 году, читателя встретит уже взрослый сын Софии, воспитанный приходским священником, который согласился помочь Тренчардам сберечь честь их погибшей при родах дочери и взял мальчика на воспитание.
Теперь уже бабушкам, дедушкам и прочим титулованным родственникам с обеих сторон предстоит распутать клубок семейных тайн и интриг,
чтобы в конце концов вернуть мальчику доброе имя, положение в обществе и наследство.
Здесь надо сказать, что серийный формат, с помощью которого Феллоуз разобрал роман на составляющие, действительно выглядит самым адекватным. Оказавшись на бумаге, тот же самый сюжет, который еще можно было воспринимать в качестве интерактивного развлечения, немедленно утонул в викторианском сиропе.
Так могла бы выглядеть история вертихвостки Бекки Шарп, если бы та добилась своего: предприимчивый делец, изо всех сил пытавшийся примкнуть к аристократическим кругам, принят во всех благородных домах; бастард обманувшего честную девицу лорда оказался вполне себе законным сыном и спас семейное состояние от ушлого родственника — пьяницы и мота; кроткая дочь герцога избежала несчастливого брака, выйдя замуж за любимого и проч., и проч.
Ближе к финалу создается впечатление, что Феллоуз просто не стал усложнять себе жизнь и оставил героев мелодрамы такими, какими они, в общем, и должны быть — прелесть какими картонными. Хоть сейчас запускай сериал в производство.
«Пьер, или Двусмысленности» Германа Мелвилла
Издательство «РИПОЛ Классик», перевод Дарьи Ченской
После довольно холодно принятого публикой «Моби Дика» роман «Пьер, или Двусмысленности» стал катастрофой такого масштаба, что один из отзывов на него назывался просто-напросто «Герман Мелвилл спятил». Рецензенты, не покладая рук, осуждали как витиеватый стиль, изобилующий мясистыми метафорами и отступлениями, так и попрание всех мыслимых моральных принципов.
Для 1852 года инцестуальные мотивы и многостраничные описания маний блуждающего юношеского ума на фоне семейной драмы и впрямь выглядели чересчур экстравагантно.
Мелвилл это, очевидно, понимал и даже хотел напечатать роман под псевдонимом, но издатели быстро раскусили его, и афера не удалась. В результате освистанный роман отложили в долгий ящик, из которого извлекли лишь в конце XX века.
Тогда же появилась вольная экранизация Лео Каракса «Пола Икс», которая, кстати, тоже получила довольно скептическую критику.
Сегодня «Пьера» называют одним из первых в мировой литературе психологических романом о шаткости общественных норм и разнообразных формах сексуальности, который лишь маскируется под традиционную историю взросления и утрату иллюзий.
Главный герой, Пьер Глендиннинг, впервые встречает читателя восторженным и праздным юношей, который со дня на день женится на ангелоподобной возлюбленной Люси и унаследует немаленькое состояние обожаемой матушки. Но появление роковой дикарки Изабель, которая уверяет, что приходится ему сводной сестрой, разрушает эту идиллическую картину.
Повинуясь дьявольскому влечению, Пьер женится на своей сестре, якобы чтобы честно поделить наследство, но постепенно превращается в изгоя и катится к печальному финалу.
Для Мелвилла «Пьер» — это еще и способ поквитаться с тем слащавым романтизмом, который он щедро намазывает на страницы романа, описывая уютный и беззаботный мирок Пьера и его рано овдовевшей матери. Это рутина, банька с пауками, от которой герой со всех ног бежит на встречу новым, причудливым страстям, а автор — к экспериментам с готической фантастикой и сексуальными девиациями.
