Цивилизация
Актриса Ингеборга Дапкунайте не дает о себе забыть: неделю назад «Кинотавр» закрылся фильмом «Про любовь», в котором она играла в паре с Джоном Малковичем, до этого состоялась премьера спектакля «Цирк» в Театре Наций, а еще раньше она снялась в «Матильде» Алексея Учителя в роли Марии Федоровны, матери Николая II.
— Вы только что приехали с фестиваля «Кинотавр». Расскажите про фильм закрытия «Про любовь – 2» Анны Меликян.
— Мне про него трудно говорить, съемки происходили почти год назад, и голова с тех пор в других проектах, а внутренний компьютер стирает прошлое. К тому же мои воспоминания о съемках — это обратная сторона кадра. Но работать было вдохновенно; все, что делает Аня Меликян, незаурядно, и у Резо Гигинеишвили огромная энергия…
— Вы там играете с Джоном Малковичем.
— Да, играем супружескую пару, которая живет вместе уже давно, отношения стали «повседневными». Тема всей этой картины-мозаики — как сохранить любовь. Моя героиня пытается найти из этого один выход, герой Малковича — другой.
— Вы же уже не впервые с Малковичем работали…
— Мы потеряли счет, сколько раз. (Смеется.)
— Вы говорите, что это фильм о том, как сохранить семью, — это действительно одна из тем фестиваля и вообще нынешнего русского кино. «Нелюбовь» Звягинцева будто бы задала этот тренд — кино о том, как люди пытаются или не пытаются сохранить семью. «Аритмия», «Близкие» тоже об этом. Как вам кажется, с чем это связано, откуда вдруг такой тренд на эту тему?
— Наверное, дело в том, что люди, которые снимают эти фильмы, стали старше.
Я не говорю, что Звягинцев и Хлебников экранизируют свои личные истории, но какой-то опыт за этим очевидно стоит.
— Помимо «Про любовь – 2» вы участвовали в пресс-конференции фильма «Матильда», в котором вы снялись еще раньше. Но скандал не утихает, и я не могу не спросить о вашем отношении к нему.
— То, что происходит, — возмутительно. Женя Миронов выступил на пресс-конференции на «Кинотавре», и я полностью согласна с его позицией. Стыдно, что мы оказались в такой ситуации…
В английском языке есть такое понятие nanny-state — «государство-няня». Это означает, что государство не считает зрителей взрослыми людьми, говорит: «Вы недостаточно взрослые, чтобы это видеть».
Как с пятилетними детьми — этот мультик вам смотреть нельзя. Но зрителю не пять лет, он вполне в состоянии выбирать, что ему смотреть. Лично я всеядна, мне нравится разное кино — в зависимости от настроения. Может быть, сегодня хочу что-то веселое, а завтра — серьезное. Бывает по-разному.
— Но здесь речь идет не столько о цензуре, сколько о том, что в фильме якобы порочится образ царя, о фальсификации истории…
— Термин «фальсификация истории» может быть применим к документальному кино.
Любое художественное произведение имеет так называемую лицензию художника. Он может изобразить Николая II как вампира или как Микки-Мауса.
Не думала, что тут могут быть проблемы. Другое дело, если человек снял документальное кино, где говорится, что Николай II издал такой-то закон, а закона — не было. Тогда может идти речь о фальсификации. Если вернуться к нашей ситуации, то давайте предположим другой вариант. Допустим, режиссер Пупкин снимает про Черчилля и показывает его в том или ином виде. Родственники могут не согласиться с такой трактовкой, но и это спорно. Есть много примеров, когда исторические личности изображались художниками в самом разном виде. Это как писать портрет — он же не должен быть зеркалом.
— Ну да, фильм «Президент Линкольн: Охотник на вампиров» не вызвал какого-то осуждения, насколько я помню…
— Вот именно.
— У вас есть какое-то объяснение, почему с «Матильдой» у нас случился такой скандал?
— Я не понимаю, как и почему такое вообще может происходить. Хотя люди разные, все по-разному реагируют. Меня удивляет то, что все это воспринимается всерьез.
— С другой стороны, черный пиар никто не отменял. Вам не кажется, что эти «разборки» пойдут фильму на пользу, привлекут к нему внимание?
— Нет. Потому что все это отвлекает внимание от фильма. Никто не говорит о том, что Ларс Айдингер (подвергшийся нападкам «патриотической» общественности артист театра «Шау-бюне», исполнитель роли Николая II в «Матильде». — «Газета.Ru») — великолепный, глубочайший, тончайший актер.
И что Алексей Учитель снял большую картину, в которую вложил годы творчества.
Вместо этого обсуждается какая-то ерунда. Я не думаю, что это хорошо, я считаю, что это очень плохо.
— Еще и люди могут устать от темы, утратить интерес к фильму.
Актриса Ингеборга Дапкунайте (Мария Федоровна) во время съемок эпизода коронации в фильме Алексея Учителя «Матильда»
Алексей Даничев/РИА «Новости»— Каждый, с кем я беседую, первым делом спрашивает про «Матильду». И я понимаю их, понимаю вас, но мне куда интересней говорить с вами про императрицу Марию Федоровну, чем обсуждать скандалы.
— Тогда давайте как раз поговорим про Марию Федоровну, которую вы играете в фильме.
— Я всегда говорю одно и то же: моя героиня, Мария Федоровна, настолько исторический персонаж, насколько это позволяет сценарий. И то, какой мы эту героиню вместе с Алексеем Учителем придумали. Этот опыт у меня был с Аликс — Александрой Федоровной. Я играла ее дважды, и в разных сценариях она была разная — разный период ее жизни, разный набор поступков.
— Но вы же наверняка заодно и о Марии Федоровне читали?
— Да, конечно, у меня есть свое отношение. Но роль есть роль. Речь идет про долг, про отношение мамы к сыну. И может быть, как мама она желает, чтобы он жил с человеком, которого любит, но как супруга императора Российской империи она чувствует ответственность за поступки сына. Потому что она отвечает за то, что будет происходить в стране. Она желает лучшего стране, желает, чтобы ее сын был достойным императором.
Мы говорим о временах, когда не было демократии и власть передавалась по наследству.
При этом у нее самой было непростое начало брака. Ее жених Николай Александрович умер, и они, государственные верха, решили, что русский наследник женится на датской принцессе Дагмар. Это происходило с русскими царями постоянно, они женились на немецких, австрийских, датских принцессах. Я часто смеюсь, что чисто русского царя не было.
— В случае с историческими проектами всегда интересно, как этот сюжет соотносится с нашей реальностью?
— Это темы долга, совести, ответственности. Мы бываем в ситуации, когда надо выбрать между долгом и личными пристрастиями. И это не всегда касается империи (смеется).
— Какими были те люди по сравнению с нами?
— Они были такие, какие они были. Обстоятельства были другими. Нравы, понятия чести, совести.
— А что сегодня, на ваш взгляд, с понятием чести? Оно существует? Честь же не регламентирована, как тогда.
— Я думаю, существует. Разумеется, того этикета сегодня нет. Но люди есть люди — они любят, ненавидят, рождаются, умирают. Для меня важно то, как люди ведут себя в предлагаемых обстоятельствах.
У нас в фильме есть репетиция коронации. Сегодня большие мероприятия репетируют так же, мы не очень далеко от этого ушли.
— Давайте теперь про другую эпоху, раз уж вы так успешно по ним путешествуете. Вы недавно сыграли премьеру, спектакль «Цирк» Максима Диденко в Театре Наций. Расскажите, как этот проект вообще состоялся, как он начинался?
— Наверное, они обсуждали несколько проектов, потом с Евгением Мироновым выбрали. У него, как у худрука, есть удивительное видение. Я невероятно благодарна за все три роли, которые у меня есть в Театре Наций. «Цирк» — легендарный фильм и очень сложный технически спектакль. Зритель не должен видеть на лице артиста адский труд. Я после показа «Аритмии» Бориса Хлебникова думала, в чем прелесть и очарование Саши Яценко (исполнитель главной роли в фильме. — «Газета.Ru»). В том, что кажется, будто он делает все без усилия. Но скорей всего, без труда бы ничего не было.
Но здорово, когда это смотрится легко, как полет под куполом. Так, словно эти кувырки в воздухе ничего не стоят.
Ингеборга Дапкунайте в роли Марион Диксон на прогоне спектакля «Цирк» в постановке Максима Диденко на сцене Театра Наций
Владимир Федоренко/РИА «Новости»— Когда спектакль «Цирк» только запускался — да и после премьеры, — было много разговоров про то, что это инсценировка фильма тоталитарной эпохи, чуть ли не реконструкция пропагандистской картины. Как вы относитесь к этой точке зрения?
— Это фильм, который снимался во время самых страшных арестов, расстрелов, ссылок. Это как два полюса. С одной стороны, фильм о том, что жизнь — праздник, что мы в СССР не расисты и что любовь побеждает. А с другой —
ощущение, что люди ничего не стоят. Максим не мог обойти эту тему, и она есть в спектакле.
Но решена с юмором. У нас директор цирка — Ленин, в конце концов. Но не Сталин.
— Когда вас пригласили в этот проект, в чем был ваш интерес?
— Во всем! Как можно отказаться спеть «Диги диги-ду, я из пушки в небо уйду»? (Смеется.) Я шучу.
На самом деле с Максимом Диденко ты знаешь, что вступаешь на неведомый путь.
Если взять его «Идиота» и «Цирк» — это два абсолютно разных спектакля. «Идиота» мы сочиняли буквально на ходу — все участники. Максим говорил, что хочет клоунское шоу, но, как это будет, было непонятно. Где-то на середине пути мы начали понимать, что это такое, я поняла, что я делаю, кто такой Мышкин. А с «Цирком» Максим пришел с раскадровкой, рисунком того, что происходит по сценам. Задача была другая — заполнить это жизнью.
— По моему личному опыту, спектакли Максима очень трудно описать, сложно сказать, о чем он ставит. Но тем не менее, может быть, у вас есть ответ на этот вопрос в случае с «Цирком»?
— Я могу говорить про себя. Мэри — американская дива, как будто гостья с другой планеты. Она приезжает в Россию, влюбляется в русского парня и улетает с ним на Луну.
— Не страшно было играть после Любови Орловой?
— Она есть в этой истории. Но трудно сыграть актрису, которая играла роль до тебя, и такой задачи я себе не ставила. Может быть, там есть какой-то оммаж, но это было не главное.
Я смотрела на американских актрис 1930-х годов, потому что нужно было сыграть не Любовь Орлову, а американскую актрису.
— Вы сами сказали, что уже не впервые работаете с Мироновым и Диденко. Что для вас в них самое важное?
— Очень просто. Они очень талантливые люди. Еще в том, что они делают есть, … В английском есть слово «challenge»…
— Вызов?
— Да, вызов. И уверенность, как ни странно. Ты знаешь, что то, что ты делаешь, — рискованно и может не получиться. Но ты веришь в талант этих людей и знаешь, что они сделают лучшее, на что способны. И ты будешь работать на пределе своих возможностей. И они помогут тебе, помогут разделить свое понимание.
