Цивилизация
На канале HBO и сервисе «Амедиатека» стартовал показ шестого и последнего сезона сериала «Девочки» — одного из самых успешных ситкомов последних лет, авторами которого являются режиссер и продюсер Джадд Апатоу («Суперперцы») и исполнительница главной роли Лина Данэм. «Девочки» рассказывают историю нескольких двадцатилетних героинь, а Данэм за время показа сериала превратилась в настоящую звезду и икону бодипозитива благодаря многочисленным откровенным сценам и остроумному отношению к собственной сексуальности. По случаю премьеры «Газета.Ru» побеседовала с Апатоу.
Джадд Апатоу
Richard Shotwell/Invision/AP— Вы всегда были фанатом и мастером комедий. Вы стали работать с Линой именно поэтому? Когда вы увидели в ней родственную душу?
— Родство, о котором вы говорите, я почувствовал, когда смотрел ее «Крошечную мебель». Фильм показался мне похожим на комедии Джеймса Брукса («Язык нежности», «Лучше не бывает»). Там потрясающий финал. Когда мать героини, наконец, пускает ее спать к себе в постель, это именно та светлая нота, именно тот тип финала, который я люблю больше всего — одновременно смешной и трогательный. Но я тогда совершенно не думал, что она такая же фанатка комедий, как я. Я даже не знаю, как и почему она решила писать сценарии. Предыдущие два фильма до «Крошечной мебели», по-моему, были скорее набросками, она еще не очень понимала, как и что она делает. С другой стороны, там уже были элементы того, что в полной мере проявилось в «Девочках».
— Как, на ваш взгляд, изменилась Лина за прошедшие годы?
— Она, конечно, очень повзрослела, многое узнала, но в то же время ее суть осталась прежней. Мы, как и раньше, отлично ладим, много смеемся. В этом ничего не поменялось. Но с другой стороны, все это время она делала большое телешоу, ей необходимо было научиться работать с большим количеством разных людей. С этой задачей она справилась более чем успешно. Кроме того,
она стала настоящей звездой, публичной фигурой, которая не только пишет комедии и играет в них — теперь она говорит о том, что волнует ее лично, о том, во что она верит.
Американцы сейчас очень разобщены. Она взяла сторону — единственно возможную, потому что с другой стороны люди злые и порочные настолько, что вы даже представить не можете. Очень здорово, что она включилась во все.
— А смешных республиканцев вы не знаете?
— Их нет в природе.
— Почему?
— Ну, может быть, Келси Грэммер (актер-комик и продюсер. — «Газета.Ru») единственное исключение. Они не умеют быть смешными, потому что им не хватает сострадания и эмпатии.
Власть — это вообще не смешно, знаете ли.
Люди, склонные к состраданию, стараются помочь людям, преодолеть тягу к власти, высмеять ее. А облеченный властью парень, который старается быть смешным, в результате обычно выглядит просто злобным.
Вы знаете хоть одно вечернее шоу, которое делают республиканцы? Это физически невозможно.
Над чем им шутить? Над тем, как они пытаются разрушить нашу систему защиты окружающей среды? (Смеется.)
— Насколько Лина открыта критике и предложениям со стороны по поводу того, что должно происходить в шоу?
— Знаете, это дико сложный навык. Если бы я был на ее месте в своем кабинете и ко мне приходили бы люди, я всех слал бы к черту. Когда ты пишешь, необходимо сохранять нужный настрой, с которого тебя легко могут сбить разнообразные доброхоты. Но она — другое дело. Лина очень внимательна и всегда больше всех радуется, если у кого-то появляется интересная идея. Она буквально светится. Это очень редкое качество.
— В продолжение предыдущего вопроса, эпизоды, в которых Лина появляется голой, были ее идеей?
— Когда мы снимали пилот, мы не говорили об этом специально, но нам нравилось, что Лине и ее героине комфортно с ее сексуальностью, это большая редкость. Со временем мы поняли, что бодипозитив — это очень важная составляющая «Девочек», и сделали эту линию более явной,
чтобы показать, что каждый должен принять себя таким, какой он есть.
Разумеется, для многих такой месседж звучит провокационно, потому что большинство людей просто переполнены стыдом и бесятся, что кто-то может любить и принимать себя.
— Были моменты, когда вы ограждали Лину от чего-то? После стольких лет у вас наверняка появились отеческие чувства, судя по тому, как вы о ней говорите.
— Наша работа на шоу, с одной стороны, предполагала творческое сотрудничество, а с другой — создание необходимых условий для работы. Когда ты звезда сериала, но при этом еще и сценарист, режиссер и продюсер, это отнимает огромное количество энергии. Я помню это по работе на Шоу Ларри Сандерса — для него все это было слишком тяжело. Лина, к счастью, все это очень любит, особенно писать. Кроме того, силы отнимало и то, что многие люди резко реагировали на Лину в новостях и в твиттере. Было несколько моментов, когда она была готова сорваться. Но к счастью, она умеет восстанавливаться. Было сложно, но быть откровенной женщиной вообще непросто.
— У вас, очевидно, сложился прекрасный тандем. Планируете в дальнейшем сделать что-то вместе с ней?
— Да, было бы здорово, нужна только подходящая идея. Вообще, понимаете,
одна из причин окончания «Девочек» — наше желание дать Лине немного отдохнуть.
Она много лет отдала этому шоу, а ей всего тридцать. Все остальные в этом бизнесе несколько дольше, чем она, и мы понимаем, что очень важно иногда отключиться, отдохнуть какое-то время. Ей надо привыкнуть жить без этого шоу, а это непросто, учитывая, что работа длилась семь лет. И вот когда это произойдет, тогда можно будет подумать о новых идеях для фильмов и сериалов.
— Вы общались со многими комиками. Насколько в этом деле обязательно быть невротиком?
— Быть невротиком… Знаете, невроз помогает быть интересным. Счастливые люди со стабильной психикой гораздо менее интересны, чем мятущиеся.
— Кто из комиков, с которыми вы встречались, был самым интересным?
— Гэри Шендлинг. Я сейчас делаю про него документальный фильм для HBO. Он был очень добрым, приятным человеком, и при этом все его шутки строились вокруг эго и того, как люди пытаются с ним справиться. Гэри не просто развлекал людей, а пытался понять, как ему самому стать лучше, и посвятил этому всю свою жизнь и карьеру.
— Для вас существуют какие-то табу?
— Весь вопрос в ваших намерениях. Смеяться можно над всем, чем угодно, если ты слушаешь свое сердце. Если твоя шутка опирается на твою веру, она работает лучше, чем что-либо.
— А смеяться над современным положением дел в Америке возможно, как вам кажется?
— Да, конечно. Я, правда, не совсем понимаю, как именно и чего ради. Сам я, честно говоря, страшно напуган. У меня ощущение, что я в багажнике машины похитителя, который везет меня черт знает куда. (Смеется.) Смеяться нужно, но я не очень понимаю, к чему это приведет. Я думаю, что вся та сатира, которая есть на нашем телевидении, помогает образованию, помогает молодым людям внимательнее приглядываться к политикам, показывает, что в нашем обществе есть коррупция и с ней надо бороться. В конечном счете, все это должно привести к изменениям на всех уровнях — например, к тому, чтобы новости были такими, какими мы хотим их видеть.
Но я не уверен, что сатира может что-то изменить, потому что, если бы это было так, Трампа бы просто не выбрали. Потому что лучшие политические шутки прошлого года были написаны и пошучены в США. Это не помогло.
— Вы недавно вернулись на сцену в качестве стендап-комика. Почему вы решили это сделать?
— Я это сделал для того, чтобы сохранить свежесть рассудка и сохранять связь с аудиторией. Этого можно добиться только при помощи живого контакта, когда ты в реальном времени видишь и чувствуешь, что трогает людей, от чего им смешно. Ну и это, конечно, хороший способ не превратиться раньше времени в дряхлого старика.
— И каково вернуться после 20–30 лет отсутствия?
— Очень страшно, конечно. Трясет, кажется, что у тебя недостаточно материала для вечера, особенно поначалу. Для стендапа нужен довольно внушительный арсенал на все случаи жизни. Но с другой стороны, куда труднее в самом начале карьеры, когда у тебя есть только четыре минуты. Когда же у тебя полтора часа, то появляется пространство для маневра, для выбора формы.
В какой-то момент ты уже чисто интуитивно чувствуешь аудиторию, ее энергию. Это происходит бессознательно.
— С какой шутки вы обычно начинаете?
— Как правило, я начинаю так: «Я точно знаю, что я не тщеславный человек. Потому что, когда ко мне на улице подходят люди и спрашивают, я ли Джадд Апатоу, я обычно отвечаю: «Нет». И они такие: «Ну ладно». (Смеется.)
