Цивилизация
— Расскажите, как вы оказались в проекте Sound Up и что это вообще такое?
— Примерно год назад в Москве активно начала свою работу такая структура, как Sound Up, в лице Вероники Белоусовой и ее нескольких компаньонов. Его идея — в соединении западных и российских музыкантов на одной площадке в одном концерте: с одной стороны, публику с ними познакомить, а с другой — наладить диалог. И там сразу был сделан такой очевидный упор на некую аудиторию, которая, ну, немножко не та, которая ходит в консерваторию или на концерты музыки авангардной. Какая-то другая, третья аудитория. Это, может быть, офисные работники, может — какая-то продвинутая молодежь, которая не очень глубоко вникает в музыку, но тем не менее стремится к прекрасному и которая…
— Интересуется, что называется.
— Интересуется, да. И которой интересно, пафосно и привлекательно будет прийти на такое культурное мероприятие, хорошо организованное, с красивым светом, звуком и в интересном месте. Я участвовал в одном из первых концертов с группой Piano Interrupted и вот сейчас второй раз с удовольствием согласился.
— Расскажите теперь, как возникла идея концерта к юбилею Стива Райха и что он для вас лично значит?
— В какой-то момент я привел в этот проект своего друга, замечательного пианиста Петра Айду. И вот у нас втроем с Вероникой возникла идея отпраздновать 80-летие Стива Райха, которое для нас является большим событием и крупным праздником. И не только для нас, конечно, для композиторов во всем мире это большой праздник. Десять лет назад я ездил на его 70-летний юбилей в Нью-Йорк. Я пробыл там целый месяц, посещал концерты — не менее десяти. И был в Карнеги-холле на авторском исполнении «Музыки для 18 музыкантов». И весь город был обвешан такими огромными билбордами с надписью «Great Composer of America». Думаю, что сейчас там происходит то же самое. В моей жизни фигура Стива Райха основополагающая, водоразделяющая. В школе я слушал много авангарда — Шнитке, Губайдулину. Потом попал в армию и сильно заболел джазом, поскольку служил с ребятами из Гнесинки, с джазменами. И они меня накормили какими-то километрами бобин, еще тогда с Майлзом Дейвисом, Китом Джарреттом и прочими вещами. Когда вернулся, то пошел в Гнесинский институт на джазовое отделение, на поиски некоего джазового композиторства. Его там нет, поскольку считается, что каждый джазмен — он сам себе композитор. И я был вынужден с некоторым неудовольствием поступить в консерваторию московскую на композицию, на обычную. Там мне предлагалось быть авангардным, предлагалось быть атональным — в общем, не совсем тем, кем мне хотелось быть на тот момент моей еще юной, веселой, искрящейся жизни. Кроме того, глядя вокруг, я понимал, что денег это тоже особенно не приносит. Но на втором курсе я как раз таки познакомился случайно с музыкой Стива Райха благодаря моей однокурснице, а ныне немецкому авангардному композитору Александре Филоненко. Ее педагог Владимир Тарнопольский как-то дал ей кассету, где записал для нее специально сборник музыки — как бы от противного, как ни в коем случае сочинять не надо. И она эту кассету принесла мне. Так я впервые услышал Стива Райха. Я был к тому моменту очень всеяден, слушал все на свете — рок, джаз, Жан-Мишеля Жарра — и пытался найти этому какое-то применение.
И вот, услышав Райха, я понял, что я пришел в родную гавань, вот здесь мой дом.
А именно в его сочинении под названием «Музыка для 18 музыкантов», которое, конечно, является центральным и лучшим в его творчестве. Надо сказать, что я являюсь редким обладателем партитуры этой вещи, которую купил в Нью-Йорке. Вот она лежит у меня дома, я периодически в нее заглядываю и никому ее не отдам. Когда-нибудь обязательно сыграем эту пьесу в Москве.
— А можете как-то объяснить, почему человеку, несведущему в современной академической музыке, стоит обратить внимание на этот концерт?
— Обратить внимание, безусловно, надо, но с чего бы тут начать… Райх — один из основоположников так называемого минимализма, хотя он сам это слово терпеть не может, как, собственно, и его коллега Филип Гласс. Слово придумал, как известно, Майкл Найман, и он его тоже не использует. Все они, короче, как-то стесняются слова «минимализм». Тем не менее от этого термина нам никуда не деться.
Если совсем просто, то это направление, уделяющее ключевое внимание самоограничению автора в средствах музыкальной выразительности, этакому музыкальному монашеству, медитативному аспекту музыкального произведения.
Для того чтобы исследовать этот аспект, композиторы по очереди ездили в восточные страны. Филип Гласс изучал музыкальные науки в Индии, а Стив Райх ездил в Африку, туда, где аборигены бьют палками по камням и черепам животных, изучал индонезийский оркестр гамелан. Я, кстати, недавно нашел совершенно дивную запись, где гамелан-оркестр играет вот эти самые «Шесть роялей» Стива Райха, нота в ноту. Получается такая какофоничная минималистичная стучалка прекрасная. Но мы отвлеклись. Сначала Стив Райх экспериментировал с магнитофонной пленкой — делал петли и смещал записи по фазе, замедлял одну относительно другой. Получалась такая квакающая музыка из слов (например, выступлений американских проповедников) и других звуков. В то же время появились и другие «Фазы» Райха — для фортепиано с фонограммой (Петр Айду виртуозно исполняет фортепианную «Фазу» один на двух роялях), скрипки с фонограммой и т.д. На этом этапе идея была в повторении какого-то простого интервала, нескольких нот, которые постепенно смещаются по фазе, меняются их соотношения, вертикали.
Такая музыка сродни математике, но постепенно Райх вышел из своего этого периода и стал писать более такие развернутые, очеловеченные произведения.
В этот же момент композитор обратился к традиционному академическому инструментарию. На сегодняшний день он мастер большого симфонического стиля. Одним из его ноу-хау стал такой композиторский прием. Он берет человеческую речь, просто записи, фонограммы, раскладывает ее на ноты и превращает в мелодию. Так, в частности, сделана композиция «Разные поезда» («Different trains») для струнного квартета и фонограммы с записями голосов ветеранов войн, запись которой Кронос-квартетом получила награду Grammy.
В общем, все это уже не очень и не всегда укладывается в рамки слова «минимализм». Мне больше нравится термин «репетитивизм» — повторение.
Я обычно сравниваю такую музыку с большим муравейником. Издалека не видно, что там происходит, кажется, что это статичная фигура, но если вглядеться вблизи, там бурлит очень активная жизнь, все постоянно меняется. Конечно, творчество Стива Райха гораздо шире такой формулы. Он невероятный мастер создавать затейливые ритмические конструкции, необычайно пряные, терпкие, политональные аккорды, гармонии, которые звучат сочно, как хороший джаз. За все за это я очень полюбил его музыку уже в консерваторские годы. Тогда все только начали ходить с плеерами и наушниками, и у меня в них чаще всего звучала «Музыка для 18 музыкантов», которую я не знаю сколько раз прослушал, наверное, много сотен. И это, конечно, очень повлияло на мое мировоззрение.
— Скажите, что конкретно будет исполнено?
— Нас там будет шесть композиторов. Мы сначала поиграем поодиночке собственные произведения, а в финале вечера прозвучит вот это эпохальное произведение Стива Райха под названием «Шесть роялей». Это такая медитативная рага для шести роялей, которую нужно, в общем, слушать, переносясь в какие-то лучшие миры, при этом это вполне религиозная музыка. Пьеса при этом для исполнения непростая. Требующая особой концентрации внимания. Но если позволить себе в нее погрузиться, то становится понятно, о чем она, и играть становится вдруг как-то неожиданно легко.
— То есть вы можете сформулировать, о чем эта музыка?
— О, вы знаете, вот эта музыка как раз обо всем. Она над… Это такой поток, в который необходимо войти и в нем себя найти. И тогда станет хорошо. Я почти что гарантирую этот результат. Потому что сам его много раз переживал. Есть несколько композиторов, музыка которых даже с утра в дождливую погоду может сделать ваш день. Стив Райх, безусловно, один из них.
Концерт состоится в цеху «Надежда» «Трехгорной мануфактуры» 6 октября.
