Цивилизация
— Александр Роднянский рассказывал, что вы изначально пришли к нему с заявкой, написанной чуть ли не на листке А4. Что в ней было?
— Фамилия героя — Яковлев, указание времени — 1860 год, и сама коллизия — что возможна замена в дуэлях.
— Она действительно была возможна? Зрители сомневаются.
— Замены допускались — это факт. Дуэли были вне закона, это было уголовно наказуемое преступление, поэтому по ним даже нет толком статистики. Все скрывалось: подкупали доктора, дуэль представлялась как самоубийство. Был некий свод правил, под которым подписывались участники. В общем, это было не одномоментное «бах-бах», а целая долгая операция. Противников долго пытались помирить — Пушкин с Дантесом, как известно, вышли стреляться не с первого раза.
Режиссер Алексей Мизгирёв
Екатерина Чеснокова/РИА «Новости»— У вас в картине дуэль — это, среди прочего, целый аттракцион — и всякий раз разный. Все эти типы поединков действительно имели место? Мы-то привыкли, что дуэль — это 11 шагов, барьер, «сходитесь»…
— Мне очень хотелось штампов избежать. Вот этого — Пушкин на Черной речке. Двое в белых рубахах, красивые, «сходитесь»…
— Просто у вас это убийство, лоб в лоб.
— Все дуэли, показанные в фильме, хотя бы однажды имели место в реальности. И дуэль лоб в лоб, и стрельба через ширму — она, кстати, не должна была быть стеклянной, это важно. Дуэль могла быть любой — насколько хватит фантазии. Например, один из вариантов был таким. Два человека сели в комнату, им туда бросили гадюку, а дверь заперли — кого укусит, тот и проиграл. Дуэлянты апеллировали, прежде всего, к справедливости. Тут еще важно, что выбирал форму поединка всегда обиженный. Человек сознательно ставил себя на грань. Это своего рода экстремизм — или жизнь, или смерть. Именно поэтому если побеждал обидчик, то никто не предъявлял ему претензий — он тоже стоял на линии огня. Никто не считал его негодяем, он оставался рукопожатным. Дуэль очищала.
— Давайте теперь немного вернемся. Расскажите, как и почему вы вообще придумали кино про XIX век?
— Я никогда не чувствовал ничего особенного по отношению к этой эпохе. Все мои знания о XIX веке были в рамках школьной программы и обучения в вузах. У людей есть ощущение — в большинстве случаев ложное, что они много знают о прошлом, и в частности про XIX век. Причем большинство путает XVIII и XIX века. В те годы, о которых снят «Дуэлянт», уже очень активно развивалось фотографирование — не только дагеротипное, но и мокрая печать. Людей, живших в XIX веке, можно увидеть. Обыкновенных людей, не только царей. Крымская война вообще вся сфотографирована. И с этих снимков смотрят живые люди. У них нет бакенбардов. Они очень просто одеты. Есть же знаменитый фотопортрет молодого Толстого, с которого смотрит вполне современный злой парень. Блогер. На самом деле люди того времени были почти такими же, как и мы. Только в определенных случаях пользовались особыми формами общения. Сейчас на богатых приемах разговаривают, как в курилке возле ПТУ — популярен стиль дворовой шутки. Раньше речевые формы были разными. Плюс там существовала такая мощная вещь, как честь.
— Да, причем это понятие было фактически законодательно регламентировано.
— Честь – это сложносоставное понятие. Честь индивидуальна и социальна одновременно. Честь защищалась дуэлью. Если у человека отбирали честь, ему фактически нельзя было жить. Лишенный чести не решался больше выходить в общество. Он уже был, по сути, не человеком, это была гражданская смерть. И это очень перекликается с нашим временем. Не в том смысле, что у всех обостренное отношение к собственной чести, а наоборот — у людей зияющая дыра на том месте, где она должна быть. И эта дыра наполняется мусором, уродством и тем, что называется словом «понты». Когда мы с художниками стали прояснять подробности предметного мира, то выяснилось много интересного. Например, дворяне очень просто одевались — простые ткани, простой крой. Всего два раза в год они вкладывались в богатые дамские платья. Два раза в год были всеобщие дворянские собрания, на которых нельзя было не присутствовать. Дворяне ели простую пищу. Для них стыдно было хвастаться бриллиантами. «Понты» появились позже, чванство — это прерогатива люмпена. Когда большевики стали, как у Булгакова, «уплотнять», то изменился взгляд на жизнь. Ценность личности обнулилась. Честь — это возможность личности быть. Важнейший базовый принцип человеческого существования. И кончилось все тем, как мы сейчас живем. Мне все это показалось интересным, важным. Мы взяли время, когда происходил слом эпох. Уходило пушкинское и николаевское время, приходила эпоха технологического прорыва — из Англии, Бельгии, Германии. Еще не до конца ушло старое, но уже пришло новое, такое наложение эпох.
— Я знаю, что в кадре у вас какие-то очень редкие пистолеты.
— Да, мы нашли, антикварное оружие. Продюсеры купили это оружие — оно стоило больших денег. Мы искали нестандартные пистолеты. Такие нельзя придумать. Оружие почистили, переделали и дали актерам.
— А где оно сейчас?
— Осталось на складах. Роднянский говорит, что не верит во франшизы про супергероев, а верит в создание мира, который можно населить разными героями, рассказать много историй в одном пространстве. Наше оружие ждет.
— Вы не будете участвовать в проекте «Девятая», которым сейчас Роднянский занимается?
— Повторяться я точно не буду.
— А у вас есть вообще это ощущение смены вектора? Яковлев из «Дуэлянта», по-моему, очень близок к остальным вашим героям. Даже Антоха Ремизов из «Кремня» — отморозок, но, что называется, с принципами. Или, по крайней мере, с характером. То есть ваши фильмы про современность были как раз про тех героев, у которых дыра на месте чести, о которой вы говорите, если не заполнена, чем надо, то зияет чуть меньше.
— Когда я делал «Кремень», то хотел сделать картину про абсолютно отрицательного героя. Был такой фильм «Лакомб Люсьен» Луи Маля о таком первобытном по сознанию человеке, попавшем внутрь фашистской действительности и почувствовавшем там себя на своем месте. Такое кино о природе фашизма. «Кремень» — это кино о парне без сдерживающих факторов, у которого в голове — мусор. Он руководствуется лозунгом «Бери от жизни всё» и погружается в самый низ — дэпээсники, бомжи, проститутки. И там выяснялось, что у этого парня хоть какие-то есть принципы. Герой «Дуэлянта» совершенно другой, конечно. Ремизов был плохим, но совершал хорошие поступки, а Яковлев — хороший, но делает плохие поступки.
— Ну да, но это просто разные полюсы одной парадигмы.
— Не уверен, что они похожи. Для меня важна парадигма поступка. Парадигма того, что ты, как человек, должен совершать поступки и, что особенно важно, отвечать за них. Делать, зная, что ответишь самим собой, и все равно делать шаг. Я вижу, что люди не хотят поступков. Поступков почти нет — ни в бизнесе, ни в культуре, ни, к сожалению, в политике.
— А любовная линия — насколько она для вас была важна в этой истории?
— В «Дуэлянте» чувство возникает между двумя людьми, которые все потеряли, у которых никого не осталось. Они сближаются вопреки правилам поведения дворян, но сближаются тогда, когда оказались уже за пределами, в совершенно другой, экзистенциально напряженной ситуации — там все иначе. У Виктора Астафьева есть рассказ про то, как он познакомился со своей женой. Во время войны он ехал в вагоне в госпиталь, раненный, и там была медсестра. И между ними даже не искорка пробежала, они просто увидели друг друга. И там же, в набитом солдатами вагонами, они забрались на полку и там соединились. Эта встреча — про невероятный уровень экзистенциального отчаяния. В женщине, прежде всего. Она не оглядывалась на окружающих, она бросила себя в руки такого же отчаявшегося, полумертвого человека, как и она. «Дуэлянт» — это рассказ о существовании на пределе, с постоянным ощущением «быть или не быть». И в этом смысле здесь не могло быть трюизма в любовной истории — это было бы неуважением к этим героям.
— Какие-то детали сюжета вы будто бы сознательно не проговариваете. Например, про то, что все-таки сделали с героем алеутские шаманы?
— Что касается шаманов, то мне хотелось, чтобы они были в картине, но не было прямого ответа — что случилось с героем. У нас же не мистическая картина, а реалистическая.
— А деньги у Яковлева откуда?
— Про деньги там есть указание — Яковлев приезжает в Петербург из Висбадена, и это неслучайно. Дело в том, что в Висбадене были очень распространены так называемые коммерческие дуэли. Там промышляли профессиональные задиры, которые нарывались на дуэль. С ними вместе работали своего рода менеджеры — вроде барона при Яковлеве, которые мирили противников — за деньги. Одним из профессиональных бойцов был Яковлев.
— У вас уже не первый раз героев пули не берут — в «Кремне» так было, в «Конвое» герой не чувствовал боли. Это сознательно повторяющийся мотив?
— Человек, находящийся в серьезном нравственном конфликте с самим собой… У него нет конфликта с телом. Он не чувствует физической боли. Моих героев объединяет очень сильное чувство вины. Настолько огромное, что тело уже не имеет значения. Да и тело устроено хитрее, чем нам кажется. Я однажды видел, как человека сбил «Мерседес» в центре Москвы. Причем не так, как бывает — взвизгнули тормоза, ты обернулся, увидел, что человек лежит. Это прямо в кадре произошло: машина ударила, с парня слетели ботинки, его подбросило на несколько метров. Потом он встал, надел ботинки и пошел, свернул за угол, я пошел за ним, но его там уже не было. Может быть, зашел в подъезд и там умер, я не знаю. Но факт остается фактом: тело мощнее, чем мы о нем думаем. Боксеры стоят на ринге под ударами на диком адреналине и на морально-волевых качествах, на ощущении, что ты сейчас споришь с собой. Солдаты раненые бегут вперед… Я снял картину про такой градус жизни.
— Вы сняли фильм про прошлое, но на эскаписта совершенно не похожи. В чем для вас самого современность «Дуэлянта»?
— Я не уважаю эскапизм. Эскапизм — это бегство от правды. Это от инфантильности все. Знаете, хороший человек отличается от плохого не тем, что не совершает плохих поступков, а тем, что ему за них стыдно. Мне кажется, это очень важная вещь. Необязательно возрождать дуэли, чтобы понять, что такое личность и в чем ее ценность. Мы, кстати, проводили фокус-группы — в том числе для аудитории 30+. Так вот, эти люди ругались друг с другом. Они не могли понять, почему Федоров сразу не убил Машкова. Им было непонятно, что герой не хочет убивать, он хочет доказать право на собственную личность. Тридцатилетних это не устраивает, они агрессивно отталкивают даже мысли о собственной чести. Вы посмотрите, кто сегодня герои? Это же не Юрий Гагарин. Это пупсы из реалити-шоу.
— То есть в современном мире такого героя, как Яковлев, вы не видите? Нет таких людей?
— Наша жизнь активно доказывает неважность таких вещей, как честь. Я снял картину, которая задает этот вопрос. Он, конечно, неудобный. Картину обвиняют в шовинизме, в исторической недостоверности, кричат, что люди в XIX веке были какие-то другие. На самом деле не надо говорить про костюмы и про других. Говори про себя. Ответь сам себе на вопрос — как там обстоят дела с твоей собственной честью.
— Как вам кажется, насколько это универсальный сюжет? У вас же была премьера в Торонто, после которой вышла издевательская заметка в Variety, где «Дуэлянта» сравнивали с «Монти Пайтоном». Но вы же там были, как зрители реагировали?
— На тех показах в Торонто, на которых я был, никто над картиной не глумился и не смеялся. Петра Федорова выходящие из зала подходили потрогать — понять, цел ли он. Эмоциональный градус «Дуэлянта» считался. И это значит, что фильм своей цели достиг.
Билеты на фильм «Дуэлянт» можно приобрести Рамблер-кассе
