Цивилизация
— Почему вы решили отказаться от офлайнового формата и перенести аукцион в интернет?
— Потому что офлайновые аукционы — это прошлое, это то, что мы хотим победить. Их можно делать ради смеха или чтобы собрать какую-то благотворительную тусовку, но как регулярное мероприятие традиционный аукцион уже никому не интересен.
— Аукцион современного русского искусства Vladey, который проводит коллекционер и галерист Владимир Овчаренко, недавно заявил, что именно они впервые в России проведут онлайн-трансляцию. Вы считаете их своими конкурентами?
— Они всё же запускают принципиально иную вещь: Vladey останется классическим аукционом, который будет транслироваться в интернет. То же самое уже делал Sotheby's, например. Так что и этот формат уже стал вчерашним днем. Ведь в итоге покупатель все равно обязан в определенный день и час сесть у компьютера, чтобы поучаствовать в аукционе. В сравнении с обычным аукционом с молотком это, конечно, шаг вперед, но формат для покупателей не самый удобный.
Vladey, без сомнения, был лучшим проектом на российском арт-рынке, который появился в последнее время. Но для того, чтобы рынок стал цивилизованным, нужно несколько игроков.
Иначе это будет не рынок, а монополия, а значит, очень скоро опять настанет крах всему — начнется задирание цен, обман, да все, что угодно!
Мы с Овчаренко, конечно, конкуренты, но он больше интересуется современным искусством, а я — шестидесятниками. Наш аукцион будет перманентным, мы планируем каждый месяц выставлять на продажу новый товар. Соответственно, раз в месяц в музее будут проходить вернисажи, чтобы, приходя на выставку, человек смог увидеть вживую абсолютно все лоты.
— Выходит, теперь каждая выставка в ART4 будет предаукционной?
— Да, фактически это так. Но поток наших ежемесячных выставок не иссякнет. Правда, когда я задумал этот аукцион в январе, я предполагал, что он послужит поддерживающим механизмом для нашего основного потока выставок. Сейчас уже очевидно, что все будет ровно наоборот: аукцион — это наше главное дело на данный момент. Мы создаем новый аукционный дом ART4 и хотим сделать лучший в мире аукцион.
— Почему вы решили запустить аукцион именно сейчас? Разве ситуация на арт-рынке располагает к этому? Кризис все-таки.
— По ряду причин именно сейчас почти все современное русское искусство было вновь перевезено в Россию. Если раньше за ним приходилось ехать в Лондон на аукционы Sotheby's, Christie's, MacDougall's, то теперь весь товар вернулся в Москву. Процентов 70, из того, что было вывезено до 2000-х, вернулось. Поэтому здесь и надо организовывать аукцион. Сейчас вообще настало время покупать, потому что цены на искусство упали раза в четыре. Еще непонятно, где дно кризиса, но цены настолько низкие, что нужно пользоваться моментом.
— Поэтому аукцион должен идти круглый год?
— Конечно. Представьте ситуацию: получает, скажем, чиновник взятку, и ему хочется эти деньги сразу во что-то вложить, а ближайший аукцион только через полгода. У нас же он сможет в любой момент зайти на сайт и сделать ставку. Это феноменальная ситуация. Такая опция недоступна ни на одном из крупных аукционов. В России уже предпринимались попытки запустить онлайн-аукционы, но у них у всех была одна и та же беда — они пытались впарить покупателю барахло.
Но идея аукциона в том, чтобы выставлять только уникальный товар, что-то, что не так-то просто найти на рынке.
— То есть вы рассчитываете скорее на спонтанную аудиторию, которая ни с того ни с сего решила потратиться на искусство, чем на профессиональное сообщество?
— Спонтанной аудитории, к сожалению, не существует. Но мы, конечно, стремимся к максимальной доступности, приложение вот для гаджетов запускаем, чтобы привлечь неофитов. Если у человека есть задатки коллекционера, он сможет со своего мобильного следить за изменениями цен, выбирать работы. Правда, товар у нас сугубо коллекционный, самые топовые работы, которые есть на арт-рынке, — Илья Кабаков, например. Мы специально выставили его первым лотом в качестве символа. Стартовая цена на него — 200 тысяч евро. Понятно, что обычный человек такое не купит и не повесит у себя на кухне. Но, может, более молодые коллекционеры придут на более дешевые лоты.
— Более дешевые — это что?
— Оригинальная графика Эрика Булатова — поздравительная открытка, которую он нарисовал в 1990 году, будет стоить 200 евро. На одну из работ Михаила Рогинского, выставка которого откроется у нас вместе с аукционом, стартовая цена составит всего 300 евро. Это в десять раз меньше его рыночной цены, но мы хотим, чтобы у нас были представлены привлекательные работы по привлекательным ценам. Хотя бы в период раскрутки.
— С молодыми художниками вы собираетесь работать?
— Нет, на аукцион должны попадать аукционные материалы. Эта установка принципиально расходится с желанием поддержать молодых художников. Молодых надо выставлять на продажу только для того, чтобы получить дешевый лот и заинтересовать начинающих коллекционеров. Но это все равно должны быть молодые звезды.
— Например?
— Ну, кто у нас звезды до 30? Женя Антуфьев, Дуня Захарова, Илья Федотов-Федоров, выставку которого мы недавно делали в музее, а теперь выставляем три его работы на аукцион. Это художники, о которых все знают, все пишут, все говорят.
— Вы говорили, что сейчас современное русское искусство возвращается в Россию. С чем это связано? В мире окончательно упал к нему интерес?
— Да, в Лондоне цены на «голубые фишки» (то есть художников с богатой аукционной историей вроде Красноперцева) упали раза в четыре. В России всё же чуть меньше.
Теперь чисто коммерчески выгодно там купить, а здесь продать. Хотя всегда было ровно наоборот: лондонские аукционы задавали планку верхней цены, а не нижней, как сейчас.
— На аукционе будут представлены только работы из вашей коллекции?
— Да, хотелось бы для начала испытать эту технологию на себе, потому что поначалу обязательно будут возникать какие-то баги, процент продаж будет низкий. Но в дальнейшем планирую выставлять и чужое. Мы хотим сотрудничать с Sotheby's, чтобы поднимать статус мероприятия. Не знаю, согласятся ли, сейчас они вряд ли во мне видят конкурента или коллегу.
— Не жалко расставаться с таким количеством произведений?
— Жалко, но что делать, мы же должны быть лучше всех, должны выставлять на продажу самые лучшие вещи, а не зажимать их себе в коллекцию, чтобы потом делать выставку «Борщ и шампанское» (выставка «Борщ и шампанское» в ММОМА демонстрирует коллекцию Владимира Овчаренко. — «Газета.Ru»). Я же выставил Кабакова первым лотом, хотя, конечно, не очень хочу его продавать за стартовую цену. За такие лоты должны бороться. Но на них, к сожалению, не выехать, потому что работ очень мало, и они очень дороги.
— Еще несколько лет назад вы утверждали, что в музее не торгуют.
— Я ошибался. Ошибался целых восемь лет. Конечно же, музей должен торговать. Просто почти все крупные мировые музеи формируются за счет пожертвований.
Если даритель узнает, что его работу потом продадут, он перестанет жертвовать.
Это единственная причина, по которой музеи не торгуют искусством. Иногда это делается подковерно — открыто музеи не торгуют, но если деньги нужны, то все-таки могут. А я никогда не существовал за счет пожертвований. У нас коллекция музейного уровня, мы делаем музейные выставки, на которых все представленные работы можно купить. Это даже для обывателей интересно — вот останавливается человек перед картиной и думает: «Почему же это стоит миллионы, если нарисована какая-то ерунда?»
