Цивилизация
В пятницу, 11 марта, Первый канал покажет документальный фильм «Большой Вавилон». Его авторы — московский корреспондент лондонской газеты The Sunday Times Марк Франкетти и режиссер и оператор-постановщик Ник Рид — в течение двух лет снимали скрытую от глаз зрителей жизнь Большого театра. Они беседовали с гендиректором театра Владимиром Уриным, артистами балетной труппы Анастасией Меськовой, Марией Александровой, Марией Аллаш, с экс-солистом Большого Николаем Цискаридзе, с членами попечительского совета, с премьер-министром Дмитрием Медведевым. Главным героем картины стал Сергей Филин — худрук Большого балета. В январе 2013 года на него было совершено нападение: неизвестный плеснул ему в лицо кислотой. Позднее выяснилось, что нападение организовал танцовщик, солист театра Павел Дмитриченко. Эта драматическая история стала отправной точкой сюжета «Большого Вавилона». Российская телепремьера картины состоится через три года после событий, когда виновные уже наказаны, а Филин перенес многочисленные операции и почти восстановил зрение, и всего за неделю до 17 марта, когда заканчивается его контракт с Большим, который Владимир Урин решил не продлевать (на этот пост приглашен Махар Вазиев). Накануне показа «Большого Вавилона» «Газета.Ru» поговорила с Марком Франкетти (он также снял несколько острых фильмов о современной России) о том, почему Большой театр интересен широкой аудитории, и о том, почему он до сих пор остается символом страны.
— Почему вы заинтересовались закулисной жизнью Большого театра?
— Идея «Большого Вавилона» появилась сразу после нападения на Сергея Филина. Это была экстраординарная ситуация, об этом писали во всем мире, и мне стало интересно не только сделать фильм о самом покушении, но и понять, насколько театр отражает российские реалии, насколько он является отдельным миром или зеркалом общества. С самого начала мы не собирались снимать фильм об искусстве или о балете — таких картин много, но они в основном предназначены для балетоманов. А «Большой Вавилон» — для широкой аудитории, которая, скорее всего, ничего о балете не знает.
— Трудно было получить доступ в закулисье театра?
— Сначала мы договорились с Иксановым (Анатолий Иксанов, гендиректор Большого в 2000–2013 годах. — «Газета.Ru»), получили разрешение на съемку в театре, но, когда в нападении на Филина обвинили солиста Павла Дмитриченко, нас перестали пускать. Для Большого то, что преступником был человек изнутри, оказалось двойным ударом. А через несколько месяцев после назначения гендиректором Владимира Урина (в июле 2013 года. — «Газета.Ru») нам пришлось договариваться снова — мы показывали то, что уже успели снять, рассказывали о своей задумке. И, как ни странно, то, что казалось самым сложным, оказалось самым простым. Нас пустили в здание.
Причем никаких ограничений, никаких дополнительных согласований, абсолютная свобода разговаривать со всеми и делать все, что мы хотели.
Ни разу не прозвучало и просьб показать фильм до его показа. Я живу в России давно, у меня было много острых материалов, и я могу сказать, что так, как мы работали с Большим театром, на Западе было бы просто невозможно.
А вот доступ к внутренней кухне, подводным течениям зависит от артистов и работников театров. Это действительно закрытый и очень сложный мир, и мы не говорим, что полностью разобрались, как устроен Большой, но форточку все же приоткрыли.
— Владимир Урин в комментарии к фильму сказал, что согласен не со всем, что вы показали в «Большом Вавилоне», но сам фильм он назвал честным и не стал просить что-то убрать, что-то не показывать. Все было именно так?
— Хотя такая просьба не звучала, мы решили после завершения работы показать фильм Урину — и не только ему, но и остальным героям картины. Ведь все было построено на доверии, и нам было важно знать, есть ли какие-то принципиальные претензии. Балерина Мария Александрова, например, замечаний не высказала, но сказала, что ей было больно смотреть, ведь история, вокруг которой построен фильм, очень болезненная. А они все очень любят свой театр и, естественно, хотели бы, чтобы картина была, допустим, только о балете, искусстве или красоте. А комментарием Урина я очень доволен — главное, чтобы они не чувствовали, что мы предали их доверие. И если лично к нам у него претензий нет, значит, мы никого не обманули и сделали то, что обещали.
Хотя, надо сказать, в фильме тема нападения на Сергея Филина звучит подробнее, чем мы ожидали.
Мы хотели, чтобы эта история была отправной точкой рассказа о театре. Но уже во время монтажа стало понятно, что всем интересна именно история Филина — об этом нам говорили дистрибьюторы, говорили на телеканалах, на «Би-би-си», на немецком телевидении.
— Нужно ли публике, зрителям знать о том, что происходит в театральных кулуарах, как распределяются роли, о конкуренции? Что даст им это знание?
— Ну, конечно, можно спокойно жить до старости, не зная, что происходит в Большом театре. Но это уникальный мировой бренд, и почти у каждого — пусть не россиянина, но москвича — есть история, связанная с первым посещением этого театра. В мире нет театра, который имеет такой статус, какой Большой имеет в России. Он представлял Советский Союз, представляет сейчас Российскую Федерацию. И попытаться понять, какое это удивительное место, как этот фантастический мир устроен, мне лично было интересно. Удалось, конечно, лишь частично. Но результат получился интересным.
— Мир балета вам показался жестоким?
— Вы знаете, он не жестокий, а сложный, очень сложный. Эта первая вещь, которую ты понимаешь, когда приходишь на репетиции, ничего не зная о балете, как я, например. Из зала этого не увидеть. Когда смотришь на сцену, то видишь лишь, как все красиво и легко. Вторая вещь, которая поражает в мире балерин, — что они в семь, восемь, девять лет знают, чем хотят заниматься в жизни. Я только в 25 лет понял, чем хочу заниматься в жизни! Интересно, откуда это в них?
И они абсолютно преданы собственной профессии, собственному выбору. Для них балет — это жизнь.
Разумеется, очень сложно стать звездой, потому что много талантливых артистов и много желающих. В балете сложнее, чем в спорте, потому что он субъективен, все зависит от личных вкусов руководителя и взаимоотношений.
— Можно ли снять что-то подобное «Большому Вавилону» о западных балетных компаниях?
— Думаю, что можно. Много лет назад «Би-би-си» снял шестисерийный документальный фильм «The House», посвященный тому, что происходит за кулисами (в Royal Opera House и Covent Garden. — «Газета.Ru»). У них был доступ за сцену, и после выхода картины был большой скандал, поскольку обнажилось все, что скрывалось.
Но я повторяю: в мире нет другого театра такого же статуса, как Большой.
И было интересно понять, откуда взялся этот статус, почему это настолько уникальное место, что это говорит о России, откуда взялись политические связи, почему возникла эта интрига. Даже итальянский «Ла Скала» — он все равно остается театром, а не государственным символом, подобным Большому.
<1>— 17 марта заканчивается контракт Большого театра с Сергеем Филиным. Он уходит со своего поста, но вроде бы собирается остаться в театре в другом качестве. В фильме вы об этом не рассказываете, но, на ваш взгляд, к такому финалу привело именно нападение на Филина в январе 2013-го?
— В фильме мы показали конфликт между Филиным и Уриным, но я точно знаю, что директор не снял бы худрука балета только из-за творческих разногласий. Но Филин долго болел, у него травма глаз, и требовать от него, чтобы он работал как раньше, невозможно. Не мне судить, насколько правильны принятые решения. Но то, что Филин остается в театре, означает, что между ними сохранились нормальные отношения. И, на мой взгляд, хорошо, что он остается.
— В фильме Владимир Урин сказал, что он надеется создать правильную атмосферу в театре? Как вы думаете, у него получится?
— Этого я не знаю! Во время съемок я убедился, что Урин — человек прямой, смелый, открыто говорит, что думает, и быстро принимает решения. И он действительно хочет, чтобы, например, система назначения артистов на роли была прозрачная.
«Большой Вавилон»
Первый канал
11 марта, 0.00
