Цивилизация
«Лестница Якова» Людмилы Улицкой
Героями нового романа Улицкой вновь стали «люди в очках». По духу — те же диссиденты из «Зеленого шатра». На деле — сентиментальные страдальцы, похоронившие в бытовухе и духовные искания, и ядовитое неприятие современности, которым отличались почти все персонажи ее предыдущих книг.
Театральный художник Нора обнаруживает случайно всплывшую переписку бабушки с дедом, от которой и разбегаются в разные стороны ручейки повествования. Ее дед Яков сгинул в сталинских лагерях. Его жена Маруся померла в коммуналке. Сын Норы еле выкарабкался, промотавшись сначала по сомнительным хипповым притонам Нью-Йорка, а после — по наркологическим клиникам Москвы. Ни свободные танцы Айседоры Дункан, ни образование, ни Рахманинов и «Битлз» не спасли их от банальности существования: жизнь сложилась из вялотекущих романов, разваливающихся годами браков, детей, взросления которых не замечаешь, спасая их от школы, армии, от самих себя.
Правда, в этот раз семейная сага на фоне эпохи вышла у Улицкой на удивление мирной: пропала этическая оценка, черно-белая гамма оказалась размыта. В итоге лишенный сюжетного каркаса текст сложился из писем, разрозненных воспоминаний и превратился в огромную фреску. Историческое полотно увязло в мизерных сюжетах. Однако именно эта игра с масштабом — скачки от преувеличенно деятельного мира к маленьким людям, его не замечающим, — пожалуй, самое занятное, что предлагает роман.
«Дублинеска» Энрике Вила-Матаса
Вила-Матас — сочинитель изящных постмодернистских безделушек и один из самых востребованных испанских авторов — пока довольно скудно представлен на русском языке. Он давно сросся с образом ироничного фланера от литературы, дрейфующего между химерами классических романов. Каждая его книга то так, то эдак заигрывает с читателем, воспроизводя, пародируя или деконструируя чужие тексты. В этом смысле «Дублинеска» не стала исключением из правил. Это традиционный для Вила-Матаса конструктор, сборник аллюзий и цитат.
Главный герой — разорившийся немолодой издатель — от скуки сутками зависает в интернете, гугля свое имя, борется с алкоголизмом и переживает «психоз конца всего». Однажды он даже заново изобретает теорию постмодернистского романа, но, немедленно в ней разочаровавшись, хоронит ее где-то в лионском отеле. Распрощавшись с мечтами о «вселенской книге», он решает отправиться в Дублин — непременно 16 июня, то есть в день, когда происходят события романа Джойса «Улисс». Все вместе это складывается в подобие очередной романтической комедии Вуди Аллена, если бы тот решил снять фильм по джойсовскому произведению.
«Детство Иисуса» Джона Максвелла Кутзее
Кутзее, лауреат Нобелевской и двух Букеровских премий, имеет репутацию южноафриканского Кафки, борца с апартеидом и навязанными западной цивилизацией нормами. При чтении его книг эмоциональный вакуум — как будто из них выкачали весь воздух, — психологический распад и отчуждение ощущаются почти физически. Приятная читательская дрожь в любой момент рискует обернуться предсмертной судорогой. Лучшие его романы («Жизнь и время Михаэла К.», «В ожидании варваров»), как и «Детство Иисуса», выстроены на аллегориях.
В новом романе стареющий мужчина с мальчиком прибывают в некую Новиллу в поисках новой жизни. Город при этом представляет собой условную пограничную зону — стерильное анонимное пространство, напоминающее чистилище. Это, несомненно, мир, переживший апокалипсис. Люди прибывают сюда, чтобы окончательно расплеваться с прошлыми привычками и привязанностями, заговорить на новом языке и получить новое имя. Но Симон, как местные бюрократы нарекают мужчину, мальчик Давид и его приемная мать Инес не уживаются в этом благостном мире без секса, юмора и даже мяса. Они рвутся прочь — к стейкам на обед, большим собакам, способным разнести полквартиры, и историям про Дон Кихота.
Комментируя название романа в одном из интервью, Кутзее говорил, что хотел бы для своей книги слепую обложку, чтобы читатель находил заголовок, перевернув последнюю страницу. За библейскими метафорами здесь действительно чаще всего слышатся лишь авторские смешки. Матерью мальчика становится 30-летняя девственница, отец ему вроде бы и не отец, а «покровитель», сам он уверяет, что может воскрешать мертвых. В идеальном мире святое семейство вынуждено оставаться вечными беженцами. Все это, конечно, отдает слегка издевательским символизмом, в рамках которого ни один из знаков не может быть расшифрован до конца. Но Кутзее в принципе никогда не объясняет главного, и в этом его главный плюс.
«Вся кремлевская рать: краткая история современной России» Михаила Зыгаря
История путинской России в изложении главного редактора телеканала «Дождь» начинается с рассказа о тщетной попытке ельцинской администрации тайком закопать Ленина в 1999 году и тянется до убийства Немцова.
Книга организована как сборник придворных портретов — от Волошина и Суркова до Сечина и Шойгу. Рассказывая о деле ЮКОСа и конфликтах Путина с Меркель, Саркози и Саакашвили, Зыгарь берет за основу документы, открытые источники и свои интервью с сотрудниками администрации президента, депутатами и предпринимателями из списка Forbes. Главный интересующий его вопрос: как либеральный политик, каким представал Путин в начале своего президентского пути, дошел до антиамериканизма и ура-патриотизма? Однако пишет Зыгарь не столько про Путина (канонической биографией тут и не пахнет), сколько про путинизм. Путин же у него — фигура статичная, не человек даже, а образ, который, как говорит Зыгарь, «придуман за него и зачастую без его участия».
Одним из следствий такой стратегии стал налет скандальности, который обеспечили книге анекдотичные подробности внутрикремлевской жизни
«Города вам на пользу: Гений мегаполиса» Лео Холлиса
Размышляя об «умных» городах будущего, английский историк Лео Холлис предлагает читателю урбанистику кота Леопольда, точнее, вариацию теории Джейн Джейкобс, которая утверждала, что нельзя насильно осчастливить горожан с помощью государственных инициатив. Его модель доброжелательного мегаполиса предполагает, что все живут дружно, публичные пространства принадлежат людям, а машины знают свое место. Город, с точки зрения Холлиса, должен быть громадной самоорганизацией, подпитывающей и жителей, и себя, «точкой опоры, без которой нет будущего». В качестве нового набора ценностей он называет доверие, равенство и право каждого на город, а заодно объясняет, из чего это доверие складывается, как Google Earth влияет на процесс урбанизации и так ли хорош «креативный ребрендинг» публичных мест. Впервые книга появилась на английском языке два года назад, ее перевод вышел в издательстве Strelka Press.
