— Фильм делался пять лет. Картина претерпела какие-то изменения по сравнению с первоначальным замыслом?
— В самом сценарном блоке немногое изменилось. Что-то, конечно, допридумывалось в процессе — мы, скажем, долго не могли придумать, как должен быть одет гид в музее или как должна выглядеть выставка современного искусства. Изменился финал — в нем стало больше энергии. Плюс я долго думал, должны ли все герои встретиться в финале. В результате я решил, что нет, не должны — ведь в жизни люди часто исчезают. Ну и, наконец, была военная новелла — о молодом новобранце, который постепенно входит в военную жизнь. Эту роль должна была сыграть Чулпан Хаматова, которая в итоге сыграла подростка в другой новелле.
— Кстати, в этой новелле говорится, что родители героя Хаматовой погибли во время артобстрела на Украине. Это было в первоначальном сценарии?
— Нет, изначально просто говорилось о том, что родители были убиты. Украину мы добавили в процессе озвучания.
— А в вашем восприятии что-то изменилось? Нет ощущения, что вы снимали про какую-то другую реальность, которая теперь в прошлом?
— У меня лично ничего не изменилось. Более того, ощущение, которое я пытался поймать в картине, даже созвучнее дню сегодняшнему, когда меняются исторические эпохи.
Мне уже тогда было понятно, что тот исторический цикл, в котором мы живем, должен привести к тому, к чему пришло сегодня, — это не плохо и не хорошо.%
Просто было понятно, что те противоречия, которые в нас заложены, дойдут до точки разрыва, это неизбежно. Впрочем, я вообще живу в ожидании смены эпох. «Бумажного солдата» я ведь снимал о том же, а когда фильм вышел, этого никто не понял, хотя там многое угадалось и про современность — скажем, когда в финале люди пускают белые шарфы, которые улетают в никуда. В «Облаках» получилось странное совпадение с ватником, в который одет герой, сыгранный Луи Франком. Когда мы придумывали образ, этого термина вообще не было! А возник он из желания поймать ощущение времени, ощущение разнообразия мира. Я как-то гулял и дошел до какой-то новой эстакады, по которой ехало много дорогих красивых машин, а под эстакадой брел, прихрамывая мигрант… Реальность состоит из таких контрастов, это и хотелось передать.
— Мозаичная композиция фильма тоже продиктована вашим ощущением духа времени? Или просто формальным нежеланием рассказывать историю хронологически?
— Мне это было неинтересно. Наша жизнь состоит из воспоминаний, из разных времен, снов, разных людей. Мне хотелось, чтобы фильм собирался как пазл, состоящий из всех этих компонентов.
— Не боитесь обвинений в невнятности? И того, что зрители просто не смогут сложить этот пазл в голове?
— Ну… Поймите правильно, я не сравниваю, но вот был такой фильм «Андрей Рублев». После показа Тарковскому говорили, что это сложно. Отцу тоже говорили, что «Мой друг Иван Лапшин» сложное кино. Со временем оказалось, что не такое уж и сложное.
Мы своими комплексами сами себя загоняем в ситуацию, в которой чем тупее и однозначнее, тем лучше.
А мне кажется, что кино интересно тогда, когда оно пытается, во-первых, объять мир — это благородная задача, и во-вторых, когда оно говорит о сложности и разности жизни. Снимать патриотический плакат или киногазету мне неинтересно.
Я не хочу жить в мире, где кино разделяется на условно фестивальное (хотя я люблю эти фильмы) и державно-патриотическое.
Именно поэтому я решил развернуться и совершенно сознательно пойти в другую сторону, пойти поперек того, как у нас принято снимать кино. Мне кажется, это круто. Да и какой смысл заниматься кино, если в этом нет вызова?
— А в том, чтобы снять жанровый фильм, вы вызова не видите?
— Да нет, эти амбиции я могу реализовать в рекламных проектах. Понимаете, есть люди, которые изобретают графен, а есть те, кто адаптирует его для услуг мобильной связи. Так вот мне интереснее изобретать. Да и, как мне кажется, всегда в российском искусстве что-то получалось, когда мы старались что-то выдумывать, делать что-то не так, как все. Хотя лично я ни на что не претендую.
— И в заключение не могу не спросить о вашем проекте «Довлатов». В какой он стадии? Утвержден ли актер на главную роль?
— Актер не утвержден, мы будем много кого смотреть — возможно, даже американских, вплоть до героев «Игры престолов». Мы уже начали что-то делать, собираем бюджет — многие сомневаются, что такое кино нужно. Мы даже заказали Левада-центру опрос, хотят ли люди увидеть фильм о Довлатове, — желающих оказалось 28,6%, что составляет сорок миллионов человек. Естественно, в кино пойдет небольшая часть, но тем не менее это, мягко говоря, немало. Тем не менее я понимаю, что это будет тяжелая борьба с общей инерцией. Хотя мне кажется очень интересным рассказать об эпохе и этом крайне интересном человеке. Так что будем бороться.