Цивилизация
«Бродский среди нас»
Эллендея Проффер Тисли
В 1972-м американские слависты и издатели Карл и Эллендея Профферы (он специалист по Пушкину, Гоголю и Набокову, она — по Булгакову) выбили Бродскому визу в США, пристроив его преподавателем в Мичиганский университет, а после — публиковали все его книги в созданном ими издательстве «Ардис». В 1984-м Карл Проффер умирает, оставляя после себя книгу воспоминаний, так и не увидевшую свет из-за причуды Бродского. Через тридцать лет Эллендея написала свои мемуары «Бродский среди нас», переведенные теперь Виктором Голышевым, в которые частично вошли и заметки Карла.
В книге сложно отыскать то, за что поэта любили больше всего.
Образ античного героя, каким, кажется, видел себя он сам, обрастает в ней плотью, довольно скверным характером, не всегда уместными подробностями быта. Эллендея Проффер Тисли не из тех, кто ловит каждое слово гения, документируя все без разбора.
В итоге получилась фактически книга памяти — она не столько про Бродского, сколько про русскую Америку, в которой поэт царил, не стесняясь делить свои повседневные хлопоты с друзьями, заменившими ему семью. Вынужденный в США заново учиться жить — покупать еду, выписывать чеки и водить машину, он предстает здесь человеком, а не персонажем: пытавшимся фиктивно жениться на иностранке ради визы, дурно переводящим свои стихи на английский, жертвуя грамотностью ради рифмы. Это работа по очеловечиванию гения, который, по версии Эллендеи Проффер, очень хотел быть знаменитым и принадлежать к элите, но как «русский поэт» вынужден был стать пророком, мучеником и изгнанником.
«Век супергероев: истоки, история, идеология американского комикса»
Дарья Дмитриева
«Век супергероев» культуролога Дарьи Дмитриевой выглядит как попытка разом компенсировать недостаток академичности в существующих на русском языке текстах о комиксах. Вместо снисходительных смешков, которыми до недавнего времени сопровождалась любая подобная дискуссия, у нее — бездна серьезности (этим отчасти и объясняется конспективность книги, отдающей студенческим рефератом больше, чем хотелось бы). Вместо теоретической базы — набор трюизмов, мол, супермен — «абсолютный иммигрант», Бэтмен — единственный супергерой, не обладающий сверхспособностями, а американское правительство использует супергероев, чтобы насаждать патриотизм в обществе.
Книга начинается с истоков — палпа, радиопостановок 1920–1930-х и газетных стрипов, проходит через первые образцы «супергероики» и движется к возникновению графических романов, а завершается почему-то трагедией 11 сентября, воскресившей, по мнению автора, интерес к супергероям. Стиль ее суховат и однообразен, однако же книга включает в себя главу «Что почитать», отсылки к Умберто Эко и Славою Жижеку, а также попытку проследить процесс рождения мифа — вторжения фантазии в жизнь.
«Советская повседневность»
Наталия Лебина
Супермен в США рождается в 1938 году. Годом ранее в СССР начинает формироваться собственный легион супергероев: крепко сбитые «рабочие» и «колхозницы», чуть раньше появляется «Девушка с веслом».
Все они являют собой образцы грубой, переиначенной на советский лад античности сталинского периода.
«Советская власть просуществовала более 70 лет. Но означает ли это, что повседневная жизнь все эти годы была действительно советской?» — этим вопросом задается историк Наталия Лебина, которая анатомирует советский быт послереволюционной и сталинской эпохи.
Впервые ее исследование быта с точки зрения норм, которые диктовались правительством или же возникали стихийно, вышло в свет в 1999 году. Однако тогда оно охватывало всего-навсего десять лет — с 1920 по 1930 год. На этот раз Лебина концентрируется на координатах повседневности и рассказывает, как насаждавшийся в 1920-е пролетарский быт эволюционировал до сталинского барства.
В 1930–1940-х годах, например, появляется плакат с текстом: «Всем попробовать пора бы, как нежны и вкусны крабы» и формируется «ресторанно-банкетная составляющая сталинского гламура».
Кроме того, она доступно и своевременно объясняет, что насаждение новых представлений о норме и патологии начинается на кухне — с появления идеологически неугодных продуктов, например. И только потом в обществе пересматривается отношение к религии, сексу и браку.
«Зона затопления»
Роман Сенчин
Роману Сенчину, прозаику и призеру «Большой книги» и еще нескольких литературных премий, не впервой хоронить в своих романах спивающуюся русскую деревню и ее обитателей. В романе «Елтышевы», например, он выводил современных то ли «глуповцев», то ли чеховских мужиков. На этот раз книга, вновь написанная в формате экскурсии по социальному дну, посвящена Валентину Распутину и представляет собой, по сути, вариацию его «Прощания с Матерой»:
сибирскую деревню спешно переселяют в город из-за строительства новой ГЭС.
Люди «зоны затопления» протестуют против переселения и поднимают бунт против глухого бюрократического аппарата. Словом, Сенчин остается в привычной для себя системе культурных координат — Сибирь, бичевание социальных пороков, русская реалистическая проза и убогий быт простых людей.
«Пусть льет»
Пол Боулз
Впервые на русском языке выходит второй роман американского классика-нонконформиста и композитора Пола Боулза — собеседника Трумена Капоте и Теннесси Уильямса, начинавшего с «автоматических стихов», как у сюрреалистов (приговор им вынесла Гертруда Стайн, объявившая, что Боулз не поэт), но вовремя переключившегося на прозу. Его первый роман «Под покровом небес», который в 1990-м экранизировал Бернардо Бертолуччи, признан одной из лучших книг века.
«Пусть льет» также рассказывает о жизни в Танжере, в последние дни существования там Международной зоны: робкий кассир нью-йоркского банка сбегает в Марокко в поисках новой жизни и обнаруживает там изнанку цивилизованного общества. В общей сложности сам Боулз прожил в Танжере около 60 лет, впервые перебравшись туда в 1947 году.
