Цивилизация
В Пушкинском музее открылась «Выставка французского рисунка из венского музея Альбертина». До 2007 года он был одним из старейших хранилищ графики в мире, а потом — после пополнения собрания из коллекции семейства Батлинер — стал музеем-гегемоном, который соединил работы Дюрера и Рембрандта с полотнами Моне, Пикассо и современным искусством. На выставку в Москву оттуда привезли больше 80 работ мастеров конца XVI — середины XIX века, от классициста Никола Пуссена до романтика Эжена Делакруа. Часть рисунков здесь «вписали» в постоянную экспозицию Пушкинского музея — в качестве созвучия французской живописи. Директор Альбертины Клаус Альбрехт Шредер рассказал «Газете.Ru» о выставке и тех экспериментах, к которым обращается его музей.
— Когда консервативная институция начинает экспериментировать с форматами, это, как правило, вызывает всеобщее негодование. Легко ли Альбертине далось превращение из хранилища графики в универсальный музей?
— Мы, безусловно, столкнулись с проблемами: люди не сразу поняли, что же мы делаем с Альбертиной. Но если музей хочет меняться, их нельзя миновать.
Вскоре после того, как я стал директором Альбертины в 1999 году, музей начал активно заниматься фотографией, а не только графикой.
Его коллекция активно пополнялась: появились отделы современного искусства, мы стали уделять внимание живописи. Территория Альбертины увеличилась с 2,5 тыс. до 22 тыс. кв. м. До моего прихода Альбертину посещали только 50 тыс. человек в год — сейчас эта цифра выросла до 7 млн. Мы, конечно, понимали, что старые порядки придется перетрясти, но в результате такие изменения стали позитивным моментом для музея.
— В Эрмитаже, например, недавно закончилась «Манифеста» — биеннале современного искусства, вторжение которой прошло для музея довольно болезненно. Вплоть до того, что сотрудники извинялись перед посетителями за «временное неудобство»: некоторые экспонаты были расставлены прямо в постоянной экспозиции Эрмитажа. Как современное и классическое искусство уживаются в Альбертине?
— Мы все же стараемся отделять современное искусство от классических образцов. В Альбертине они разделены:
в одном корпусе, например, представлены Фрэнсис Бэкон, Герхард Рихтер и Ансельм Кифер. Моне и Пикассо — в другом.
Для старых мастеров существует свое здание. Сейчас действительно существует такая тенденция — перемешивать классику и современность. Я видел выставку в Эрмитаже и могу сказать, что Михаил Пиотровский на «Манифесте» тоже по-своему попытался сделать это. То же самое происходит, например, в Лувре, лондонской Национальной галерее и Музее истории искусств в Вене. Зачем это делается? Я думаю,
дело в том, что как нечто значительное зрители до сих пор воспринимают только классическое искусство.
Есть пять главных имен, которые все знают: Тициан, Микеланджело, Рафаэль, Леонардо да Винчи, Рембрандт. Включение в эту схему актуального искусства показывает, что, хоть художники и говорят на разных языках, их волнуют одни и те же вещи — эмоции или, например, политика.
— Как объяснить современное искусство, например, туристам, которые впервые пришли в музей? Создавать образовательные программы?
— У нас нет специальных образовательных программ, связанных конкретно с коллекцией Альбертины. Но тем не менее мы работаем со школами, в музее существуют учебные классы, довольно популярные курсы по истории искусства.
<3>
Но вот, к примеру, мы делали ретроспективу Дюрера — эту выставку только за три месяца посетило почти полмиллиона человек, никаких проблем с пониманием не возникло.
— Почему для выставки в Москве выбрали именно французский рисунок — это дань классической Альбертине?
— Это был выбор Пушкинского музея. Изначально он хотел показать в Москве Дюрера, но, к сожалению, это было невозможно: коллекция его работ на тот момент уже экспонировалась в Национальной галерее искусств в Вашингтоне. У ГМИИ есть очень сильная коллекция французской живописи XVI — XVIII веков, и наш французский рисунок прекрасно в нее вписался и дополнил.
С помощью этой выставки мы налаживаем отношения между Москвой и Веной.
К 2017 году, например, в Пушкинском музее готовится выставка, на которой будут представлены работы Эгона Шиле и Густава Климта, а в Альбертину из Москвы приедут Сезанн и импрессионисты. Хотя раньше Альбертина уже поддерживала проекты ГМИИ, давала произведения для выставки Модильяни например.
— Кому принадлежит идея «вживить» французский рисунок из Альбертины в постоянную экспозицию Пушкинского музея?
— Это была моя идея. Я начал экспериментировать, совмещать живопись и графику в Вене еще в 2003 году. Конечно, это было понято не сразу, но со временем такая практика стала обыденной. Ведь искусство нельзя разделять. Графический рисунок и живописные полотна можно рассматривать как разные виды медиа, но и то, и другое — искусство. Это моя философия и мой главный принцип демонстрации искусства — нужно использовать все имеющиеся ресурсы. Куратор Пушкинского музея Виталий Мишин эту идею прекрасно воплотил: наши Антуан Ватто и Франсуа Буше нашли себе место здесь.
— Что Альбертина получает взамен в рамках обменных сезонов между Россией и Австрией?
— В 2016 году у нас состоится выставка русского авангарда: в Альбертине покажут Марка Шагала, Казимира Малевича и другое искусство начала ХХ века из Русского музея. А уже в следующем году мы проведем там выставку в Санкт-Петербурге Георга Базелица, привезем около 60 его произведений — и графику, и живописные работы.
— В одном из своих интервью вы говорили, что сейчас только треть годового бюджета Альбертины зависит от государства. Вы считаете, что государственные музеи сами должны зарабатывать?
— Сейчас от государства Альбертина получает €7 млн, в то время как требуется музею около €20 млн. То есть почти €13 млн мы вынуждены искать где-то на стороне. Основной доход музею приносят, разумеется, посетители. Кроме того, мы сдаем свои помещения для разных мероприятий и получаем спонсорские взносы. Будучи государственным музеем, невозможно, например, пополнять коллекцию и полноценно развиваться. Поэтому музею нужна независимость для того, чтобы достойно существовать.
