Цивилизация
В прокат выходит фильм «Ярость», в котором Брэд Питт играет командира американского танка, ведущего ожесточенные бои с немцами в конце Второй мировой войны. Помимо прочего это кино примечательно тем, что снимал его российский оператор Роман Васьянов, чья карьера в Голливуде складывается весьма успешно. После сериала «Бригада» и фильмов «Ночной продавец», «Охота на пиранью» и «Стиляги» Васьянов перебрался в США, снимал короткометражки и рекламу и добрался до большого кино сравнительно недавно, но в его послужном списке уже значится несколько заметных проектов: «Жизнь в мотеле» с Эмилем Хиршем, Стивеном Дорффом и Дакотой Фэннинг, независимый конспирологический триллер «Восток» с Эллен Пейдж, «Опасная иллюзия» с Шайей Лабафом и «Патруль» с Джейком Джилленхолом, который поставил режиссер «Ярости» Дэвид Эйр. Корреспондент «Газеты.Ru» поговорил с Романом Васьяновым о том, как снимать большое кино о войне с большими звездами в главных ролях.
— Не было желания побольше танков в кадр загнать?
— Нет, изначально в сценарии не было задачи рассказать о великой войне, а была задача рассказать об этих ребятах, которые в танке, рассказать их человеческую историю. И показать войну их глазами, а не показывать войну со стороны, как некий объект. Это и определило манеру съемки, язык, на котором мы рассказали эту историю. Бюджет позволял нам снимать очень большие батальные сцены, но, думаю, люди уже все это видели, зато им должно быть интересно посмотреть, как этот бой смотрится из самого танка. Ведь эти пять человек, наши герои, смотрят на поле боя через такую маленькую щелку, в которую почти ничего не видно. И каждую секунду откуда-то сбоку в них могут пальнуть.
— Они этот танк домом называют.
— Да, они его называют домом, но это дом, в котором, как все они понимают, в какой-то момент им предстоит погибнуть с вероятностью, близкой к ста процентам. Они этот танк и любят, и ненавидят одновременно.
— То есть если определять это кино через жанр, то…
— То получится роуд-муви с человеческой драмой на фоне полотна Второй мировой.
— Плюс триллер? Ведь это еще и история про замкнутое пространство, которое грозит смертью, может, даже не триллер, а хоррор?
— Да, потому что танк — это не нечто безопасное. Наоборот, это невероятно опасная штука: сидеть в ней, передвигаться в танке даже более опасно, чем быть просто в пехоте. Вот об этом, о том, что человек чувствует, передвигаясь в «гробу», о том, через что прошли наши герои, об их личной войне мы и снимали.
— А концентрацию грязи вы обсуждали? В кадре много внимания уделяется гусеницам, тому, что они месят, и вообще тому, что танк — это довольно грязная вещь внутри и снаружи.
— Дэвид общался с ветеранами, и, казалось бы, они должны вспоминать первым делом какой-нибудь бой, но все, что они помнят, это грязь, бесконечный мазут, глохнущие двигатели, которые надо на дожде заводить, переломанные черепа, переломанные пальцы, и думаете, это все в боях?
— У меня отец служил механиком-водителем самоходной установки — ему три пальца оторвало крышкой люка в мирное время.
— Вот-вот, крышки люков весят каждая по 30–40 килограммов. Когда в какой-то момент ты ее не доводишь рукой, она просто хлопает, и можно спокойно потерять палец. Я же говорю, танк — это жестокое пространство.
— Как именно снимать ту или иную сцену, вместе придумываете?
— Обычно мы обсуждаем сцену, вместе делаем раскадровки. Потом приходим на площадку, и Дэвид с актерами разводит мизансцену, то есть в России это называется «развод мизансцены», а в Штатах — blocking. И вот они все развели, садятся, я смотрю мизансцену, потом мы обсуждаем, какие углы камеры было бы хорошо использовать для съемки того, что они придумали. Такая каждодневная работа в общении, в репетициях, которые переходят в съемки, которые переходят в следующие съемки, и так складывается съемочный процесс. И, что очень важно для меня, Дэвид задает глобальную конструкцию и следит за ней, за тем, чтобы ты не отклонялся, но внутри этой конструкции дает свободу. И эта творческая свобода подстегивает.
— Это стандартная схема работы оператора с режиссером в США сильно отличается от российской?
— Ну, в Америке, в Голливуде режиссер — это святое. Там не бывает панибратства или неуважения. Даже если, например, оператору кажется, что режиссер в чем-то не прав, нельзя запросто поставить под вопрос его авторитет. В случае же с Дэвидом нас связывают дружеские отношения, мы же прошли с ним через фильм «Патруль», который был очень малобюджетным, и это был один из его первых фильмов, и один из моих первых фильмов в Америке. Эти отношения нам очень помогали на съемках «Ярости». И если говорить о работе с Дэвидом, я бы отметил его чувство такта, честность, открытость — он всегда дает возможность проявить себя. Для меня это дополнительный стимул, потому что я понимал, что он хочет, чтобы я был тоже творческой личностью, а не просто исполнял какие-то его четкие указания. У нас отличный тандем сложился.
— Эйр ведь сам захотел фильм о Второй мировой снять, сценарий написал. Откуда у него интерес к этой теме?
— У Дэвида военное прошлое: он служил на подводной лодке в американских ВМС, его дедушка участвовал во Второй мировой войне. Еще когда мы снимали «Патруль», я спросил: «Что ты хочешь делать дальше?» Он ответил: «Я хочу снять фильм о Второй мировой». Он мне не говорил конкретно про что, но я так понял, что какая-то идея у него уже тогда была. И вот в апреле буквально он мне звонит и говорит: «Я написал сценарий, приезжай, прочитай». Приезжаю к нему в офис, читаю сценарий — абсолютно фантастический, лаконичный, девяносто страниц идеальной литературы, которая тебя крепко держит. Когда у тебя на руках такой сценарий, можно и Брэда Питта звать.
— И он сразу придет?
— На самом деле все очень просто: американские звезды часто снимаются в не самых крупнобюджетных фильмах, и гонорары для них не являются чем-то основополагающим. Они просто хотят сниматься в хорошем кино. И хорошее кино начинается с очень хорошего сценария. Когда есть такой сценарий, то шансов, что кино будет значимым, намного больше.
— А зачем вообще сейчас снимать героическое кино о Второй мировой войне?
— Думаю, это такой этап в истории человечества, фильмы о котором будут продолжать сниматься. Плюс это замечательный фон для любой драматургии, потому что на войне чувства людей обостряются, и это позволяет рассказать об интересных персонажах, создать какие-то необычные роли для артистов. И вообще, это важная часть человеческой истории, так что кино о войне никогда не уйдет, оно так и будет сниматься.
— Пересматривали какие-то важные фильмы?
— Скорее пытались абстрагироваться, ведь уже столько шедевров было снято, в том числе в 1990-е: «Список Шиндлера», «Спасти рядового Райана». Хотелось сделать свое кино, личное, так что мы с Дэвидом не стали пересматривать чужое кино о войне, а искали собственные, внутренние источники вдохновения. И Дэвид отличается от многих других режиссеров тем, что для него основополагающим и в игре актеров, и в сценарии является чувство правды, чувство достоверности, честность.
— Если чужое кино не смотрели, то как к фильму готовились?
— Смотрели огромное количество хроник боев, ездили в несколько музеев, в которых остались какие-то танки, смотрели, как они устроены. Встречались с частными коллекционерами. Существует огромный как бы подпольный мир с людьми, которые занимаются только коллекционированием техники, атрибутики, антиквариата времен Второй мировой войны. Пообщались с огромным числом экспертов. Каждая деталь прорабатывалась вплоть до того, что у нас, например, в финальной сцене батальон СС одет в форму войск СС, которая была выпущена в апреле 45-го года. Германия не верила в то, что она проиграет войну, и поэтому Гитлер продолжал выпускать новую форму, и вот эту форму вы не увидите ни в одном фильме — она выглядит более современно, у нее камуфляж немножко другой.
— И так со всеми деталями?
— В комментариях люди говорили, что обилие трассеров, оставляющих в воздухе разноцветные следы, смотрится нереалистично. У нас были консультанты, которые в Ираке проходили службу, и армейские люди, те, кто реально был на войне, и видел, как летит трассирующая пуля 50-го калибра, знают, что она действительно создает такой длинный-длинный путь. Все они говорят, что трассирующий огонь выглядит ровно так, как у нас на экране. Просто ленивые люди в кино не делают такого, потому что, типа, ну, зачем заморачиваться, достаточно дыму напустить и звуки пальбы по звуковой дорожке пустить.
— Мой коллега отметил, что когда «наши» стреляют, трассеры красные, а когда немцы — зеленые.
— Так и было, у американцев они должны были быть такие блекло-зеленые, а у немцев это красные и белые, они другие материалы использовали. Дэвид все это изучил до мельчайших деталей. Мы использовали сигнальные огни, которые специально для нас были изготовлены по старым технологиям, потому что такого красного цвета с желтым оттенком, какой был, уже давно не производят, материалов таких нет. И мы находили людей в каких-то лабораториях, которые вручную собирали эти тысячи сигнальных огней, которые были нужны нам для финальной сцены.
— В этой любви к деталям, к форме, к технике есть что-то от детской игры в войнушку, переходящей в страсть к реконструкции.
— Это характерная черта Дэвида. Сам иногда задаюсь вопросом, откуда в нем это. Ну, такой человек, очень увлекающийся историей. Плюс, мне кажется, и «Патруль», и «Тренировочный день» (к нему Дэвид Эйр написал сценарий), и «Ярость» — это фильмы о мужской дружбе, это очень мужское кино. Он любит рассказывать такие истории о дружбе, и это замечательно, потому что такого кино не хватает. Все гонятся за новизной, за чем-то необычным, а получается что-то неубедительное. Вот у Дэвида это всегда очень правильное, четкое, держащее, не отпускающее кино.
— Легко ли про мужскую дружбу снимать с такими солистами, как Брэд Питт или Шайа Лабаф?
— С Лабафом мы сняли два фильма, поэтому у нас с ним дружеские отношения. Про него разное говорят, и, да, с ним работать иногда сложно, но просто он человек, горящий профессией, у него мир состоит из черного и белого, там серые цвета отсутствуют. С одной стороны, это создает проблемы, с другой — делает его гениальным актером. И как бы там ни было, он все равно адекватен, и нельзя не уважать его самопожертвование в профессии. Для этого фильма он вырвал зуб, резал себя каждую неделю, чтобы кровь настоящая шла. Ну, он не один такой. Брэд Питт спал в танке. Американский институт звезд — это не просто так, это гигантский-гигантский труд: они невероятно трудолюбивые и невероятно сосредоточенные. Когда мы снимали кого-нибудь в танке, остальные там же сидели, даже если у них не было никакого текста и камера их в этом куске не снимала. Каждый понимал, что для другого это важно, что это влияет на то, как будет сыграна сцена. Как результат — замечательные актерские работы и абсолютно точно одна из лучших ролей Брэда Питта.
— Не верится, что так все гладко было, тем более в замкнутом пространстве.
— Ну, мы, конечно, не внутри настоящего танка снимали — туда с камерой не сунешься, построили макет, но, да, все равно тесно было, и возникали стычки. Все-таки такое количество тестостерона на два квадратных метра — что-то должно произойти обязательно. Но Дэвид не допускал того, чтобы это разрасталось в серьезные конфликты. Например, Шайа не мылся месяц и в какой-то момент стал уже очень плохо пахнуть, а танк маленький, все рядом. Но он же не мылся не потому, что хотел сделать плохо кому-то, а потому, что события фильма происходят в течение одного непростого дня — его герою некогда было мыться. Так что, казалось бы, казусная вещь, но зато какие у него невероятные глаза в нашем фильме.