Цивилизация
Игривое название выставки «Дорогая, я передал коллекцию!» заимствовано у одноименного радужного постера Аллена Рупперсберга. Таким же барским похлопыванием по плечу отдает и серия Луизы Лоулер, которая фотографирует одни и те же произведения в домах коллекционеров, в музеях и на аукционах, чтобы измерить мощь контекста. Если показанные на выставке произведения и объединяет какая-то общая примета, то это завороженное наблюдение за фигурой коллекционера в мире искусства.
Следом за фотографией Луизы Лоулер «Зачем нужны картинки», которая первой встречает зрителей на выставке, идут работы-исследования о несостоятельности языка, ненужности изображения, смерти автора и еще дюжина концептуалистских практик.
Филипп Паррено в течение двух часов читает лекцию пингвинам.
Пьер Жозеф транслирует на экран текст философа Жана Бодрийяра об исчезновении образа. Мэтью Дей Джексон имитирует собственные похороны.
В 1992 году французский стоматолог Филипп Коэн благодаря знакомству с арт-дилером Филиппом Сигало попадает на легендарную выставку «Post Human» в Луизиане, на которой показывают Пола Маккарти и Синди Шерман. Вскоре после нее он покупает первое свое произведение — пять разноцветных ваз постконцептуалиста Аллана Макколлума, который исследует искусство в контексте оптового производства. За двадцать лет Коэн насобирал солидную коллекцию современного искусства.
Сегодня в его коллекции есть такие суперзвезды постконцептуализма, как Ричард Принс, Синди Шерман и Луиз Лоулер.
Помимо громких имен, скелет собрания составляют работы, содержащие в себе цитаты из классических и околоклассических образцов. То есть, по сути, произведения, вспарывающие живот культурной истории. Они образуют бесконечно разрастающееся пространство пародий, копий и аллюзий, зачастую растерявших связь с оригиналом. Здесь есть, скажем, инсталляция Марио Гарсиа Торреса — колонки, из которых доносится мерзкий скрежет ластика, якобы стирающего картину абстрактного экспрессиониста Виллема де Кунинга (намек на концептуалиста Роберта Раушенберга, который в 1953 году выставил пустой холст под названием «Стертый Де Кунинг»). Или срисованная с надгробной плиты Марселя Дюшана эпитафия «Кроме того, умирают только другие».
Среди всей этой агрессивной визуальности и густоты по-настоящему интересными оказываются самые простые созвучия.
Например, отпечаток ладони Дюшана, увеличенный и растиражированный немецким концептуалистом Хансом-Петером Фельдманом, и точно такая же фоторабота Энди Уорхола, но с его собственной рукой. Пару также образуют барочное зеркало, на которое налеплен знак, запрещающий делать селфи, и книга с пустыми пронумерованными страницами Софи Калль — почти классические образцы дадаизма. С ними же зарифмован неисправный телевизор Пьера Бисмута, который, по идее, должен был транслировать видеоработу великого американца Брюса Наумана.
Если задумываться об отечественных аналогах, сразу напрашивается сравнение с кардиохирургом Михаилом Алшибая, который коллекционирует нонконформистов 1970–1980-х. И действительно, можно говорить о родственном подходе к собирательству.
Коллекция Коэна тоже — как и у Алшибая — отличается внятностью и отсутствием натужных параллелей, возникающих в результате агрессивного вмешательства куратора.
Как и почти любое частное собрание, она представляет собой мозаичный портрет владельца, регулярно обрастающий новыми формами. Пунктиром намеченную нить, которая превращает разномастные экспонаты в монолит, на выставке в МАММ определяют через термин французского критика Николя Буррио «искусство взаимоотношений».
Частная коллекция, разумеется, не метит в область глубоких искусствоведческих исследований, но при этом попадает в другой тренд — иллюстрирует процесс, как личное вторгается в пространство публичного. Коллекция, функционирующая как склад (если не сказать — свалка), становится музеем, зачастую, правда, сбивчивым и несистематизированным. Правда, пока в России не принят закон о меценатстве, ценна любая робкая попытка показать, как музей может работать с частными собраниями.