Цивилизация
Несколько лет назад, когда труппой Королевского балета еще управляла Моника Мэйсон (покинувшая пост в позапрошлом году), она как-то решила зайти на утренний класс и — чтобы показать дружелюбие и расположенность ко всем артистам — поздороваться с каждым на его родном языке. По мере ее маршрута вдоль станка лицо ее все вытягивалось: в процессе она осознала, что ей почти не приходится говорить по-английски.
Испанский и итальянский, русский и украинский, португальский, болгарский, японский — и если кому-то и можно было сказать «good morning», так человек почти наверняка был из Австралии.
Что ж, так собиралась (и собирается сейчас — ее преемником Кевином О'Хэйром) труппа Королевского балета — над этой империей уж точно никогда не заходит солнце.
Потому если говорить о солистах на гастролях, что начинаются в Большом театре 17-го и продлятся до 22 июня, мы не увидим какого-то одного «английского стиля». Примы и премьеры, мигрирующие в «Ковент-Гарден», привозят с собой обычаи своих школ, личные артистические привычки и манеры.
Особенно это будет видно, конечно, когда начнется блок «Манон»; блокбастер Кеннета Мамиллана за три дня (с пятницы по воскресенье) станцуют четырежды, в главных ролях каждый раз будут новые артисты.
Макмиллан, в 1974 году поставивший в «Ковент-Гардене» один из лучших своих спектаклей, ориентировался на драмбалетный канон, на который англичане молились с момента первых послевоенных гастролей Большого театра и пробежки Улановой-Джульетты по лондонской сцене.
Его Париж так же густо и разнообразно населен, как Верона Леонида Лавровского, — но, конечно, в советском балете не могло быть таких захватывающих танцев торгующих собой дам.
Юная, но уже свободная от предрассудков девица увлекает молодого поэта в столицу и мимоходом направляет его на путь шулера; в последнем акте она погибает при побеге с каторги, последовавший за ней в американские болота герой рыдает над трупом. Французское легкомыслие, приведшее к большой беде английский хореограф, конечно, не одобрял — но Парижем был увлечен и гимн Парижу спел. В этом Париже разъезжают кареты, обаятельные шлюхи танцуют в некоем гибриде игорного и публичного дома, а поэт пишет потрясающие стихи (за эти вариации не один танцовщик на земле душу готов продать). Понятно, что Манон аргентинки Марианелы Нуньес (она выйдет на сцену в пятничном спектакле) будет разительно отличаться от Манон американки Сары Лэмб (в субботу), и обе они ни в чем не будут схожи с Манон бывшей примы Большого Натальи Осиповой (воскресенье). То же и с кавалерами де Грие: героя, учившегося в Канаде Мэтью Голдинг (утро субботы), так же невозможно спутать с персонажем австралийца Стивена МакРея (вечер субботы) и с втрое более яростным, чем оба предыдущих де Грие, героем кубинца Карлоса Акосты (воскресенье).
Понятно, что на «Манон» будет особенно рваться постоянная балетная публика. И потому, что знаменитый спектакль, и потому, что совсем скоро — 4 июля — премьера этого балета пройдет в московском Музыкальном театре. Там уже год отлично танцуют другой спектакль Макмиллана — «Майерлинг», а теперь получили права и на «Манон».
Сравнение трактовок — любимый балетоманский аттракцион.
Начинаются же гастроли с вечера одноактных балетов — и тут ажиотаж меньше, хотя они несомненно заслуживают внимания.
Потому что вот тут английский стиль есть. Это стиль хореографии — точнее, стиль отношения к хореографии.
Главный английский театр не боится рисковать, регулярно заказывает новые сочинения весьма нетривиальным авторам, и потому его программы одноактовок дают представление буквально о самой последней балетной моде.
В Москву Королевский балет привозит небольшие спектакли Уэйна Макгрегора — деконструктора, одного из главных нынешних ньюсмейкеров в мире танца, автора фантастической одноактовки «Chroma», которую пару лет назад перенес в Большой театр, и Кристофера Уилдона — менее революционного, но изобретательного автора, сочиняющего благообразную неоклассику; в Большом он десять лет назад ставил «Misericordes».
Макгрегор представляет свежую, февральскую премьеру «Тетрактис» на музыку Иоганна Себастьяна Баха в обработке Майкла Беркли; Уилдон — «DGV» на музыку Майкла Наймана. Название последнего балета связано с наймановским опусом «MGV» («Musique a grande vitesse»), который композитор сочинил по заказу французского железнодорожного ведомства в честь открытия скоростной дороги TGV.
Так что «DGV» расшифровывается как «Танцы на большой скорости» — и этот бессюжетный балет действительно летит со скоростью суперэкспресса.
На случай же, если сегодняшние модные авторы не глянутся московской публике, в той же программе припасена одноактовка английского классика и сооснователя Королевского балета Фредерика Аштона: «Рапсодия», поставленная им тридцать с лишним лет назад как подарок ко дню рождения королевы-матери, придумывалась на Михаила Барышникова, и она безукоризненно классична. Под музыку Рахманинова («Вариации на тему Паганини») идет старинное как мир повествование о судьбе артиста; в нем даже пафос обаятелен, а если смотреть с юмором, воспринимая изобилие вращений как констатацию факта «хочешь жить — умей вертеться», то точно можно понять британцев, приравнивающих сочинения Аштона к короне Ее Величества.
