На пяти телевизионных панелях, разбросанных по полу, мелькают кадры: куклуксклановец в белом балахоне, белые доспехи крестоносцев, модельного вида дама, вышагивающая по подиуму в белоснежном одеянии и колпаке, голова подвыпившего паренька, обмотанная белой майкой. Проект «АРХТП» Анастасии Млеко представляет собой визуализированный поток сознания, образную многоголосицу, соединившую видеоэтюды из московского метро, живопись классиков, фотографии еды и Жерара Депардье, военную кинохронику и еще массу изображений. Вытаскивая из коллективного бессознательного базовые образы, Млеко сплавляет их в культурное целое, достраивает до архетипа, — рифмуя, например, салат «Цезарь» с орнаментом военной формы и горным рельефом.
На выставке в кинотеатре «Ударник» показывают дипломные работы пятнадцати выпускников Школы фотографии и мультимедиа имени Родченко этого года: от «Погружения» Елены Асташовой — по-гоголевски смешного видеодиптиха о бытовой изнанке церковного таинства — до фотографий из серии «Паспорт болельщика» Юлии Абзалтдиновой — разбора нехитрой, сдобренной национальной экзотикой мифологии Олимпиады в Сочи.
Сверхтворцов, съевших не одну собаку на современном искусстве, среди дипломников этого года практически нет.
Уже оформившимися кумирами можно назвать разве что Данилу Ткаченко, который получил первый приз World Press Photo — 2014 за мистическую серию снимков отшельников, переселившихся в лесную глушь, и Сашу Пирогову — лауреата премии «Инновация»: она победила с пластическим видео о коммуникационном бессилии «Библимен».
Пирогова продолжает конвертировать повседневность в ироничное визуальное повествование.
Если в «Библимене» ее герои-хипстеры танцевали, перемигивались и рвали книги, не смея и пикнуть, в Российской государственной библиотеке, то теперь они мнутся, пританцовывают и переругиваются, стоя в очереди. Ледяной голос — сплав публичных речей Путина и радиообращений Левитана — на фоне зачитывает повесть Владимира Сорокина «Очередь»:
«Мужчина, зачем вы пропускаете?! Что нам, целый день стоять?! Они занимали, отошли просто… Да ничего они не занимали!»
В результате вышла терпкая советская проза нюансов, переложенная на язык современной пластики, не замусоренная усложненными символами, неуместными красотами и интерпретациями;
визуальный очерк о ложных общностях, хаотично нарастающих эмоциональных связях и судьбах, выраженных одним словом, образом или жестом.
Как и проект Анастасии Млеко, «Очередь» выглядит не стерильным ученическим опусом, а цельной композицией, самостоятельно себя объясняющей и утверждающей.
Данила Ткаченко выступил с минималистичными фотографическими полотнами из серии «Закрытые территории». Его снимки режимных советских объектов, безрадостно торчащих среди снежной пустыни,
напоминают не то кадры из голливудского фильма-катастрофы, не то дополненные едва проступающим сюжетом абстракции Марка Ротко.
Остальные художники (даже те, кто уже выставлялся) все же предстают чистым листом. Эта неизвестность на грани с анонимностью, отсутствие громких репутаций и неподъемного груза зрительских ожиданий позволяют говорить не об авторе, а о художественном высказывании.
Некоторые из дипломников, правда, перестарались и скатились в эстетические штампы, променяв собственный жизнеспособный стиль на формальные эксперименты.
Олег Устинов, например, пишет пестрые абстракции поверх отбракованной фотобумаги с заштрихованными логотипами —
они, очевидно, символизируют нелегкие отношения коммерции и метафизики, глянцевой формы и грубо-эмоционального содержания, механической штамповки образов и автора-демиурга.
Такие творения мог бы создавать Джексон Поллок, если бы помешался на борьбе с обществом потребления и культурой в состоянии постмодерна.
Конфликт между личным и новым, решенный в пользу личного, выглядит убедительнее — это доказывают, например, монохромные полотна Сергея Буравченко. Вобрав в себя все оттенки серого, они так и не выросли в полноценное сюжетное произведение и остались болезненным порывом к творчеству, непроявленными картинами. Та же история с подростково-депрессивным проектом Натальи Айриян «Не выходи из комнаты», объединившим трех изгоев, сбежавших в интернет от несправедливостей мира, — три портрета и три истории, развивающиеся вокруг мелодраматического пассажа «Я и есть одиночество».
От выставки дипломных работ родченковцев особенно не ждешь откровений, авторского самоанализа или профессионализма, служащего подпоркой не всегда самоценному произведению. Чаще приходится довольствоваться щепетильным соблюдением правил, сведенных к чеховскому афоризму о новых формах, кроме которых ничего, собственно, и не нужно. «Молния» в названии выставки должна была выразить разрыв между означающим и означаемым, а стала чертой, поделившей произведения — на те, что переросли авторскую затею, и те, что не дотянули до нее.