Цивилизация
В прокате идет фильм «Дубровский» — один из самых удачных за последнее время опытов по переносу классического сюжета в современность. Фильм по повести Пушкина снял Александр Вартанов, несколько лет назад дебютировавший картиной «Собиратель пуль» по пьесе Юрия Клавдиева о подростке, попадающем в воспитательную колонию. В нынешней картине авторы сделали Троекурова и Дубровского-отца ветеранами Афганистана, Дубровского-сына (заглавную роль в картине сыграл Данила Козловский) — столичным юристом, а Машу отправили справлять свадьбу в Лондон. В интервью «Газете.Ru» Вартанов рассказал о даре предвидения, которым обладает русская литература, как реальная история «приморских партизан» нагнала съемочную группу уже во время съемок — и о пятисерийном телефильме «Дубровский», премьера которого пройдет осенью нынешнего года.
— Вас много хвалят за перенесение обстоятельств в современность и неожиданную актуальность — а вам было очевидно, что архетипические проблемы те же, что сработает?
— Когда Константин Чернозатонский написал этот сценарий, то аллюзий, которые всем сейчас стали очевидны — поселок Речник, приморские партизаны, — их еще не было. Ничего злободневного нарочно сделать или написать нельзя, история может только стать такой. Да, у нас жгут ОМОН — не потому, что мы хотим проиллюстрировать ненависть русского человека к власти, а потому, что так в первоисточнике — это элемент сюжета, без которого он дальше бы не смог развиваться.
— Многие усматривали параллель между бандой Дубровского и приморскими партизанами. Скажите честно, вы сознательно закладывали эту параллель?
— Специально не акцентировались на этом. Народный бунт — явление, свойственное российской истории; народ в нашей стране далеко не всегда в восторге от своих правителей. Эта тема волновала и Пушкина, волнует и нас сейчас, и тогда она была актуальна, и сейчас остается. На самом деле, реальная жизнь нас нагоняла, пока шли съемки — просто ощущение грозы витало в воздухе и в 2011 году, и в 2012-м. И то, о чем мы снимали, начинало сбываться. Например, у нас чиновники в определенный момент начали переписывать имущество на членов семьи — когда мы сделали эти сцены, эта тема еще не была на первых полосах газет. Но очень скоро появилась. Не хотелось бы, чтобы и дальше мы продолжали… так угадывать.
— Вам не страшно от того, какое количество вещей вы угадали?
— Я все это воспринимаю как данность — по-буддистски. Хотя, честно говоря, за последний год в широкий прокат вышли два фильма, которые говорят о нашей социальной реальности, которая есть «здесь и сейчас», — это «Горько!» и «Дубровский». И есть некое ощущение гордости от того, что один из них снял ты.
— У вас не было желания прислушаться и дописать сценарий теми историями, ходами, штрихами, которые подкидывала жизнь?
— Нет, мы упорно снимали свое кино, видя свою задачу в адекватном перенесении Пушкина в современность.
— Но сами-то вы закладывали в кино какое-то собственное послание? Какую-то позицию? Намеренно снимали «народное кино», в котором герой жестко оппонирует произволу местной власти?
— Тут все не так просто. Кино-то мы сняли довольно трагическое — никакого хеппи-энда (как и у Пушкина), кончается все плохо. Мы с продюсером Евгением Гиндилисом думали: с одной стороны, это кино про «здесь и сейчас», а с другой — ну а что мы, собственно, хотим сказать? Что надо ждать и терпеть? И мы поняли, что это кинопредупреждение — все может кончиться очень плохо, если власть не включит голову и не пойдет на внимательный диалог с людьми.
— Или люди не возьмут сами власть в свои руки.
— В нашем кино получается, что когда люди берут все в свои руки — как правило, все кончается очень плохо. Без какого бы то ни было диалога с людьми наверху, без участия власти вряд ли могут произойти долговременные серьезные изменения к лучшему. Иначе — хаос. Только это предупреждение не для народа, а для тех, кто берет на себя смелость распоряжаться его судьбами, — смотрите, что будет, если вы не будете внимательны.
— Материал вам сопротивлялся? Многое ли приходилось в литературной части менять по ходу работы?
— Да нет, не сопротивлялся. Когда находишь ключ, какую-то характерную деталь, все дальше идет само, одно тянет за собой другое. Я вам отвечу словами Дмитрия Быкова: о каком прогрессе в России может идти речь, если до сих пор к нам применимы все афоризмы Салтыкова-Щедрина? Не изменилось же вообще ничего — ни коррупция, ни разобщенность верхов с низами — ничего. Читаешь Диккенса, видишь его насмешки над британской судебной системой XIX века — и видишь, насколько далеко эта система ушла вперед. Читаешь нашу классику — и хватаешься за голову.
— Как отмечала «Газета.Ru», актер Данила Козловский в последнее время стал лицом «героя нашего времени» — сыграл в «Духлессе», в «Легенде №17», а теперь в «Дубровском». Как вам кажется, в чем специфика его героя? Чем вы руководствовались, приглашая его на эту роль?
— Для меня Данила — стопроцентный герой времени. А точнее — поколения, имеющего доступ ко всем благам и информации, возможность выезда за границу и… не заставшего (или почти не заставшего) коммунизма. Выросшего в ощущении, что мир открыт, рационален и, в общем, разумно устроен. И вдруг выясняется, что все это разнообразие и рациональность устройства вы чувствуете, пока сидите в интернете. А стоит вам выйти на улицу, как обнаруживается, что все совсем не так.
Его Дубровский — он же очень чистенький поначалу. Когда начинается народный бунт, он же очень боится крови и хочет все делать по закону. Возникающие проблемы он пытается решать через дипломатию, через маленькие хитрости и шулерство, лавирование. И когда на него вылезает хтоническая, темная реальность — для него это полнейшая неожиданность.
— Какова могла быть позиция вашего героя в нынешней действительности — внешне- и внутриполитической?
— У меня нет ответа на данный вопрос — слишком «сейчас» все происходит. Мы живем в интересные времена — только надо помнить, что и десять, и двадцать лет назад они в нашей стране были не менее интересными, и бытование человека в предлагаемых эпохой и страной обстоятельствах было достойно самой глубокой рефлексии. Вся большая эпоха — начиная с 1970-х и до нынешнего времени — никакого существенного отражения в нашем кинематографе не нашла; сериал «Бригада» — единственное исключение, подтверждающее это правило. У нас вообще проблемы с чувством действительности, мы живем на какой-то планете абстракций и идей. То, насколько написанная Пушкиным история всего лишь перенесением в современность угодила в нерв и злобу дня, для меня — большое удивление. И большая ответственность, как бы пафосно это ни звучало.
— Известно, что изначально был написан и снят сериал, а потом было решение сделать из него полнометражный фильм...
— Изначально снимался сериал. Однако качество и актерских работ, и самого материала оказалось более высоким, чем в среднем требуется телеканалам, и было принято решение сделать киноверсию. Грех было этим не воспользоваться. Убеждение продюсеров в том, что киноверсия имеет право на существование, формировалось постепенно — сначала о фильме говорили как о возможном, вероятном. Ближе к концу уже была уверенность, что фильм делать надо.
— Сейчас, кажется, вообще все кинопроизводство (и деньги заодно) переместилось в область телекино — оно заведомо более рентабельно. Какая из версий для ваших продюсеров важнее — телевизионная или кинотеатральная?
— Это нельзя сравнивать. Кино предполагает более активное смотрение: надо собраться, собрать друзей, отправиться в кино — это одна аудитория. Сериал предполагает более пассивное смотрение — пришел с работы, включил телевизор — это другая аудитория.
— Но у сериала и фильма разные отношения и со зрителем, и со временем, экранным и реальным. Какая форма вам кажется более подходящей для вашей истории?
— В сериале другой синтаксис кинематографической фразы, нежели в кино, другой монтажный ритм. И другой ход действия — в сериале все развивается постепеннее, у героев появляются дополнительные мотивировки.
— Сериал же давно готов — почему он не выходит на экраны?
— Он должен выйти в эфир осенью нынешнего года. И здесь дело не в том, что «в наше нелегкое время» кто-то боится выпускать такой сериал на ТВ. Просто между кинопродюсерами и представителями телеканала существовали определенные договоренности о том, что сначала пройдет кино, а потом выйдет ТВ-версия.
— Нынешний фильм имеет преемственность с вашей дебютной картиной «Собиратель пуль»?
— Я бы сказал, что они довольно похожи по сути. Оба эти фильма — о противостоянии индивидуума окружающей действительности, окружающей среде, стране, природе. И все они заканчиваются трагично.
— «Собирателя» обвиняли в чернухе…
— Есть абсолютно легитимный, почтенный, древний, корневой жанр — трагедия. С каких пор между трагедийной историей и депрессивным кино стоит знак равенства? В обоих фильмах, кстати, финал открытый.
— «Собиратель...» был демонстративно авторским кино. «Дубровский» — кино массовое. В какую сторону вы будете двигаться дальше — в сторону фестивалей или в сторону «большого проката»?
— Хочется быть канатоходцем, балансируя между одним и другим. Отвечу вам формулой Эйзенштейна: эксперимент, понятный миллионам. На этой грани хочется работать. Фильм «Дубровский» — это наша попытка поговорить о нынешнем моменте доступным языком.
