Цивилизация
— В конце прошлого года вас критиковали за отмену показа фильма о Pussy Riot в «Гоголь-центре». Почему было принято именно такое решение?
— Существует такое понятие — культурная политика города, мы уже не стесняемся этого термина и именно в рамках этой политики осуществляем всю свою деятельность. В ней заложены разные принципы – децентрализация, развитие современных форм культуры; меняются парки, меняются ДК, библиотеки... Но в ее рамках есть определенные городские требования и принципы. Кирилл Серебренников был назначен руководителем театра Гоголя как раз в рамках новой культурной политики Москвы, театр Гоголя был изменен и теперь это «Гоголь-центр». Полностью изменен репертуар, пришли новые артисты, но и часть старой труппы осталась. Был большой скандал, и весь тот скандал я взял на себя. Но это культурная политика, и мы по ней живем. Так вот, в рамках этой культурной политики провокационный кинопоказ фильма про Pussy Riot неуместен. В силу того, что эта история происходит в объеме, и если мы в одном месте нарушаем принципы, то в другом месте сразу же начинает искрить. Общество же неоднородно.
— Получается, что принцип автономии культурных учреждений как бы для вас не очень желателен, для вас более желательна централизация управления.
— Нет, конечно — полностью желателен. Только «Гоголь-центр» это все равно театр — репертуарный театр.
— А если бы Серебренников пришел к вам с просьбой включить показ фильма в план?
— Мы бы это обсуждали. У нас в кинотеатре «Художественный» проходил «Артдокфест», фестиваль документального кино Виталия Манского. Там был ужасно провокационный фильм «Путинские игры», он намного хуже — для системы. И ничего, прошел. Больше того, фестиваль был организован на федеральные деньги Министерства культуры. А мы помещение предоставляли.
— То есть у вас неприятие вызвало только то, что это сделано было явочным порядком, вне плана, без согласования?
— Честно могу сказать, это не вызвало у меня неприятие, нет. Я считаю, что это просто делать не надо. В стратегической перспективе.
— То есть вы будете вмешиваться в дела подчиненных вам институций, если они начнут действовать, так сказать, неоднозначно?
— Мы будем смотреть, во что вмешиваемся. Это очень многоуровневое решение, начиная с того, что у фильма должно быть прокатное удостоверение.
— Зато есть номинация на «Оскар». Вы употребили такой термин – «неоднозначная реакция». Такую реакцию вызвали еще два спектакля в Москве — «Идеальный муж» Константина Богомолова в МХТ и «Сон в летнюю ночь» Бриттена в Музтеатре Станиславского и Немировича-Данченко. Почему вы не вмешались тогда?
— В ситуацию вокруг спектакля «Сон в летнюю ночь» я вмешивался. Мы встречались с родителями, пригласили на премьеру театральных критиков, экспертов «Золотой маски». Они отстояли спектакль. Он остался в репертуаре.
— То есть тогда вы собрали совет, сели и посоветовались.
— Конечно.
— Почему тогда вопрос с Pussy Riot вы решали сами, явочным порядком, а в случае с Бриттеном решили посоветоваться?
— Тут другое. Спектакль – это «продукция» театра, и мы его защищаем. А в случае с фильмом, просто предоставляется площадка, причем отменяется ранее запланированное мероприятие, на которое продавались билеты. Это неправильно. У нас с Кириллом отличные отношения, он все понимает, хотя публично реагирует, скажем так, особенно.
— Комментарии он давал довольно эмоциональные...
— Вообще, ситуация с этим фильмом и со всем вниманием к этой теме защищает всю культурную политику, включая и спектакли Кости Богомолова. Сложно понять?
— Можно, но, действительно, сложно.
— Почему, легко могу объяснить. Кто защищает Богомолова и его спектакли?
— Табаков.
— Табаков и должен защищать, он художественный руководитель. Но должно защищать спектакль общество. И если общество не хочет фильма про Pussy Riot, то тогда это проблема общества.
«Объединяться надо. Любить друг друга»
— А памятная доска Брежневу — это тоже проблема общества?
— Да, это запрос общества. К нам обратились уважаемые люди — заслуженные граждане города, депутаты Государственной думы, представители общественных организаций, советов ветеранов, попросили установить табличку Брежневу, который, кстати, был во главе государства 18 лет. Их заявку рассмотрели на комиссии по увековечиванию при департаменте культуры, все проголосовали, поддержали. По-моему, против никого не было, может, один воздержался. Брежнев — четырежды Герой Советского Союза, и формально причин для отказа нет.
На той же комиссии принято решение установить мемориальные доски еще двум бывшим руководителям государства — Хрущеву и Черненко. Закон единый для всех.
Или, например, есть позиция Дмитрия Муратова, редактора «Новой газеты»: сделать табличку Анне Политковской — только не на доме, а на редакции. Мы также голосуем – и появляется табличка.
Власть, любая, реагирует на требования общества.
Вот Сергей Пархоменко хочет таблички делать репрессированным гражданам Москвы. Мы открываем доски генсекам, но мы строим и Музей ГУЛАГа. И то и другое – наша история.
— А не стоит власти все-таки определиться — она любит все старое, открывает доски бывшим генсекам, или ее история страны с ее нынешним названием началась 19 августа 1991 года. Власть не хочет себе выбрать идеологию наконец? Как бороться тогда с этой нашей постсоветской раздвоенностью?
— Образованием надо бороться. Убирать инфантильность в себе, в поколении. А за идеологию я не ответственен.
— Но согласитесь, все-таки Политковская и Брежнев — люди из разных миров.
— Да, но заметьте, об этом никто не вспоминает, потому что у меня есть уважение к закону. Общество разделено. С одной стороны — там 50, может, 70 процентов — это большая сформировавшаяся часть общества, мы догадываемся, что она любит, какую музыку слушает, какой телевизор смотрит. С другой стороны — разнородные персоны: Кирилл Серебренников, Костя Богомолов, Марат Гельман. Первая часть достаточно мобилизованная, она четко понимает, что им не нравится, а что нравится.
И когда в публичную плоскость выходит вопрос про Pussy Riot, я надеюсь, что персоны из второй части все-таки становятся друг другу ближе.
Потому что им друг без друга не прожить в этой ситуации, их общество становится более монотонным, монолитным.
А так они все разрозненные. Вот залез Энтео в МХТ на сцену — и никто в полицию не заявил. Охрана его вывела – и все. А всем же интересно, режиссеру интересно в этой форме жить: вот, меня травят. Так вы защищайтесь. Защищайте свои права.
— Пока что так называемые православные защищают свои права.
— Так я и говорю — это крепкая масса. Объединяться надо. Любить друг друга.
— Любовь — хорошо. Но повестка обсуждения культуры смещается не в сторону вопросов, которые ставит спектакль «Идиоты» или «Идеальный муж», а в сторону того, наказуемо ли уголовно говорить и играть то, что думаешь, и то, что хочешь сыграть.
— Такую повестку формирует наша, общества, разрозненность. А я пытаюсь с помощью культуры искать общие точки — с теми же ДК и парками.
— Вы убедительно излагаете аргументы, но у вашего решения был определенный контекст — незадолго до этого Следственный комитет начал проверку театра МХТ как раз в связи с жалобами верующих на «Идеального мужа». Есть ли какой-то способ ведения культурной политики так, чтобы блокировать мракобесие и нападки на тех, кто делает современную культуру?
— Я тоже ходил в Следственный комитет, как вы знаете, во время проверки по «Гоголь-центру», там всех вызывали. Тогда некоторые граждане тоже жаловались на спектакли — мол, Серебренников развращает молодежь.
Карательные органы у нас не улыбаются, так сложилось исторически.
Вот приносит человек заявление – и никто даже не спрашивает, есть ли у него справка от психиатра или нет. Они принимают заявление, они не могут отказать.
«Я культивирую культурные процессы»
— Как вам кажется, вы управляете культурой в городе или, на самом деле, культура управляет вами?
— Культура мной. Но… у меня так это не делится. У нас 150 домов культуры. Мне важно, чтобы вы туда своих детей привели, чтобы было интересно. Я культивирую культурные процессы.
— Культивация – это одно, инициация – это другое. Вы их инициируете сами?
— Мы инициируем их сами. Потому что очень большая сеть, больше тысячи учреждений. Даже смена людей не всегда дает результат, с трудом все меняется.
— В МХТ ходит меньше одного процента горожан, несмотря на то что Москва – прогрессивный город.
— И что? И в Большой театр будут ходить меньше двух процентов горожан. Но люди знают, что это есть. Это «эффект освещенной улицы». Да, у нас вот так, но есть Большой театр. И поэтому все скандалы с Большим театром, конечно, бьют по имиджу.
Проблема в том, что мы живем в постъельцинское время в отношениях культуры.
У нас от представителей интеллигенции, потому что страна была бедная, было принято откупаться.
А надо поддерживать институции, а не фамилии. Вот у нас, через конфликт, институция получается на базе Большого театра. И мы уже обсуждаем, правильно ли сняли, хорошо ли назначили… Жизнь какая-то.
А начнем раздавать деньги «своим» — все, конец истории.
— От вас и ваших заместителей в последнее время часто можно слышать слово «децентрализация». Когда в Зюзине или Бирюлеве появится свой ДК «ЗИЛ», куда будут ездить из центра?
— Когда будет человек, который возьмется его там сделать. Теоретически это возможно.
— А в какие сроки это может быть реализовано?
— Цикл — два года: берется точка, год на ремонт, год на репертуар.
— Скажите, а кто этим будет заниматься? Вы потеряли за последний год двух ключевых заместителей, которые во многом и реализовывали «децентрализационные» проекты. Вы подобрали кандидатуры на замену?
— Мы же не потеряли, мы знали про их уход давно. Про Екатерину Проничеву (первый заместитель Капкова, возглавила департамент культурного наследия в Минкультуры. — «Газета.Ru») я знал, кажется, с апреля месяца, она передавала дела, про Евгению Шерменеву (в ее ведении находились театры. — «Газета.Ru») — где-то с августа.
Теперь моим первым замом будет Елена Зеленцова.
Она и так была моим замом, а до того была руководителем культурного центра «ЗИЛ». Елена Мельвиль, сменившая Зеленцову в ДК «ЗИЛ», теперь станет замом, который будет заниматься домами культуры. Вопрос с заместителем по театрам пока открыт.
— Театр — это самая большая проблема сейчас у вас в департаменте?
— Нет. Она самая публичная просто. Но основной-то показатель какой? Во Франции, в Германии – культурный охват. У них там 60% населения в чем-то участвуют. У нас 62% сидит дома. Есть 2–4 млн потребителей театра, они так и ходят. Куда важнее вопрос ДК, музыкальных школ, библиотек — именно они меняют атмосферу.
По всем опросам у людей первое место в культурном отдыхе занимает ресторан, потом кино, а потом уже пошли музеи, театры. Я бьюсь за то, чтобы театр был на втором месте.
Мы же конкурируем за свободное время москвича — его у него не очень много.
Серебренников откуда появился? Молодым человеком побывал в Театре на Таганке, посмотрел спектакль. Или — Гергиев – его в шесть лет привели на концерт классической музыки. Если вы о чем-то не знаете, вы не можете этим увлечься. Приходи в ДК «ЗИЛ», тебя научат играть на гитаре или научат петь. А потом ты можешь на Первом канале выступить в шоу «Голос». И обязательно — борьба с инертностью общества. Спортзалов же много сейчас? Много. Поголовно люди заниматься спортом? Нет. Английские языки можно изучать – можно. Все изучают? Нет. Я и к себе это отношу.
