Цивилизация
Постмодернистский лозунг 1980-х «Искусство умерло» уже и сам успел почить в бозе, но проблема, им обозначенная, никуда не делась. Традиционные категории художественного творчества — вдохновение, самоуглубленность, последовательность развития, ремесленное мастерство — плохо котируются на сегодняшнем арт-рынке. И дело тут не только в том, что модные тренды моментально задавливают все попытки художников двигаться собственным путем, без оглядки на сиюминутную конъюнктуру. Кризис привычной изобразительности не выдуман культурологами, и то обстоятельство, что большинство населения, скорее всего, предпочло бы объектам и инсталляциям нечто фигуративное на холсте, еще не означает, что живописцы в состоянии удовлетворить такой социальный запрос. Вряд ли найдется хоть один серьезный художник с кистью и палитрой в руках, который бы не испытывал ощущения тупика, не оказывался бы в ступоре из-за стремительных перемен в окружающей действительности.
И все же хоронить фигуративную живопись по-прежнему рано.
Если заниматься ею стало трудно, то это не означает невозможно. Еще в 1950-х годах молодой британский художник Люсьен Фрейд, внук основателя психоанализа, удостаивался презрительных комментариев арт-критиков и отказов преуспевающих галеристов из-за своей приверженности натурному изображению. Ему резонно указывали, что так теперь никто не делает. В мире тогда правил бал абстрактный экспрессионизм, выходил на авансцену минимализм, наклевывался поп-арт — ну кому нужны реалистические портреты, пейзажи и натюрморты?
В ответ Люсьен все решительнее двигался в сторону беспощадного живописного натурализма.
Если в ранних его работах заметна была склонность к слегка манерному символизму, то зрелый стиль не подразумевал никаких заигрываний со вкусами даже консервативной части общества. Он попросту писал то, что хотел, и как считал нужным. И в результате разрушил стену неприятия: приблизительно с конца 1970-х годов рейтинг его начал расти как на дрожжах. А в нулевых он уже слыл фигурой поистине легендарной. Его произведения оценивались в миллионы, вспомнить хотя бы нашумевшую в 2008 году покупку Романом Абрамовичем картины «Социальный смотритель спит» за $33,6 млн.
Репродукция этого полотна сейчас красуется на венских городских афишах, зазывающих публику посетить посмертную ретроспективу Люсьена Фрейда. Публика отзывается с воодушевлением, в залах весьма многолюдно.
Можно даже встретить стайки отроковиц во главе с классными дамами, хотя по российским законам этой выставке следовало бы предпослать ограничение 18+.
Но венские педагоги и родители ничего не знают о российском законодательстве и смело отправляют детей на встречу с фрейдовскими обнаженными, порой весьма брутальными. В их понимании это и есть настоящее искусство, уберегать от которого нежное подростковое сознание нет ни малейших причин.
Выставка собиралась из многих источников по всему свету. Кроме упомянутого Романа Аркадьевича работы Люсьена Фрейда из своих коллекций предоставили многие другие частные собиратели, а также лондонские Тейт и Национальная портретная галерея, мадридский Музей Тиссен-Борнемиса, Художественный институт в Чикаго, нью-йоркский Метрополитен и фонд самого автора. Иначе говоря, экспозиция вышла чрезвычайно представительной, начиная с юношеского автопортрета 1943 года до самой последней работы «Портрет собаки», оставшейся неоконченной. Люсьен Фрейд скончался два года назад в возрасте 88 лет, и слава его продолжает расти. В этом случае становится как-то особенно ясно, что если художник не пиарится при жизни, но все же достигает успеха, то для посмертного укоренения в истории искусства его участие тем более не требуется.
Потомки сами позаботятся.
Вообще-то в биографии Фрейда хватало пикантных фактов, чтобы заполнить страницы мировых таблоидов, однако он был человеком не слишком публичным и личную жизнь напоказ не выставлял. Редко давал интервью, практически не появлялся на телевидении. Впрочем, возник один эпизод, когда он согласился на свое длительное присутствие в эфире, исключительно ради того, чтобы призвать британцев внести пожертвования для выкупа двух картин Тициана. Владельцы намеревались продать эти полотна за границу, местным музеям не хватало средств, и Люсьен Фрейд взялся уговаривать народные массы. Главный его аргумент гласил: «Просто это самые прекрасные картины в мире». Мудрое простодушие мэтра помогло: тициановские произведения остались в британских музеях. Сейчас видеозапись того телеобращения крутится на выставочном мониторе перед залом Тициана, который намеренно встроен в экспозицию Фрейда.
Да, именно так: венские музейщики не побоялись прямого соседства Тициана Вечеллио с Люсьеном Фрейдом. Сочли, что оно уместно.
Разумеется, речь не идет о том, чтобы взвешивать этих двух художников на весах истории. Но все-таки ретроспектива Фрейда явственно демонстрирует, что современный живописец вправе замахиваться на весьма амбициозные задачи — не в части даже миллионных продаж, а с позиций того самого искусства, которое якобы умерло. Что же совершил Люсьен Фрейд, дабы актуализировать традиционную фигуративную живопись? Сущий пустяк: он взялся придавать драгоценные эстетические свойства сюжетам якобы банальным, низменным или даже уродливым, если их оценивать с ортодоксальных позиций. На самом деле ничего революционного в этом нет: приблизительно так же поступали и Джотто, и Караваджо, и Рембрандт, и Шарден, и Ван Гог. Заслуга Люсьена Фрейда состоит в том, что он рискнул запустить прежний сценарий эволюции живописи в эпоху, когда возможность подобного сценария мало кем воспринималась всерьез. Рискнул и выиграл, как видим.
Хотя, конечно, игроком он не был.
Его живопись ни разу не рулетка: он точно знал, на какие рычаги нажимать и к чему именно в сфере человеческой эмоциональности апеллировать. Сразу заметим, что на эротические клавиши он не надавливал, несмотря на обилие обнаженной натуры. Образцовые топ-модели обоих полов на картинах Люсьена Фрейда не присутствуют, они ему неинтересны. Художник сознательно отказывается от прельщения и соблазнения плотью, для него тело — объект психологии и чистой эстетики. Стоит лишь опереть раздетую тетку о груду полотенец, которые автор у себя в студии использовал для протирки кистей, как начинают меняться законы гравитации, а вместе с ними и типовые сексуальные реакции. Если учесть, что в натурщики он брал не Аполлонов и Афродит, а рубенсовских габаритов дам и совсем не атлетических мужичков (не щадил и себя в том числе: на выставке можно видеть голые автопортреты в полный рост), то нетрудно догадаться: цель возбудить чью-то чувственность перед Люсьеном Фрейдом не стояла. Ему нужно было от эротики перейти к экзистенции и абсолютному живописному качеству. Нет уверенности, что дедушка Зигмунд прямо вот разом все бы и одобрил, но наверняка почувствовал бы с внуком глубинное родство душ. Во всяком случае, точно известно, что Зигмунд Фрейд при жизни чурался психоаналитических фантазий, извергаемых сюрреалистами.
Жесткий и вместе с тем причудливый натурализм ему наверняка понравился бы больше.
Само собой, творчество Люсьена Фрейда не исчерпывается обнаженной натурой. Он был и экстравагантным портретистом, и автором дерзко-унылых городских пейзажей, и создателем галлюциногенных натюрмортов. Все это на выставке представлено, но дело не в жанрах. Художник оказался очень упертым в свои, и только свои цели, не отвлекаясь на приманки с разных сторон. Модель биографии вроде бы чересчур романтическая, но ведь реализуется же иногда.
