Цивилизация
13 июля на «Пикнике Афиши» выступит Джон Хопкинс — один из самых интересных электронных музыкантов Британии. Широкой публике Хопкинс известен как один из ответственных за звук на «Viva la Vida, or Death and All His Friends» — знаменитом альбоме группы Coldplay. Рядом с его именем в списке саундпродюсеров есть еще одно имя — гениального Брайана Ино, инноватора и выдумщика, однако вклад Хопкинса заметен даже рядом с такой величиной. Накануне своего выступления на «Пикнике» Хопкинс рассказал «Газете.Ru» о том, легко ли ему дается сольная карьера, любит ли публика электронную музыку и как заставить аудиторию смотреть на человека с ноутбуком на сцене.
— Английские журналисты окрестили вас новым Брайаном Ино – это вам льстит или скорее раздражает?
— Ну он совершенно необыкновенный человек, так что льстит, конечно. Но вообще этим клише верить не очень-то стоит: при огромном уважении, я все-таки работаю над музыкой, над звуком совершенно по-другому.
— Вы работали с Ино и над его сольниками, и над «Viva la Vida» Coldplay, причём будучи уже состоявшимся музыкантом с несколькими альбомами за плечами.
— Что-то я сомневаюсь, что я тогда был «известным музыкантом»: записи были, а вот считать себя состоявшимся было бы странно. Опыта такой мощной работы над настолько большим и серьезным проектом у меня к тому моменту, пожалуй, ни разу и не было. И, в общем, эта работа поменяла всю мою жизнь — и меняла ее в процессе: вот мы встретились, вот начали работать, а вот сходили куда-то после работы и поехали в тур...
— В работе над собственными треками и над звуком для групп масштаба Coldplay задействованы одни и те же творческие «рецепторы»?
— Это два совершенно разных дела. Когда ты работаешь с какой-то командой, ты имеешь дело с данностью: музыка есть, ее надо «решить», отредактировать, украсить, посмотреть на нее под определенным углом. Когда ты работаешь над своими треками, ты придумываешь всю историю, весь мир от начала до конца, работаешь по 20 часов в сутки, а в оставшееся время безуспешно пытаешься заснуть от напряжения. Честно признаюсь, над чужими треками работать приятно: мучиться не приходится, а удовольствие получаешь.
— Если ваше участие в записи «Viva la Vida» хорошо документировано, то работа над следующей пластинкой Coldplay, «Mylo Xyloto», окутана тайной: в буклете напротив вашего имени написано – light and magic, свет и волшебство. Расскажите, что это означает.
— Ой! (смеется). Получилось, что мы нагнали какой-то таинственности. Ну просто над «Viva la Vida» мы работали долго и много, и там были конкретные вещи, которые я могу записать себе в послужной список. Над «Mylo Xyloto» я работал три недели, и мой вклад, скажем так, не был настолько определенным. Я, на самом деле, пришел, когда основная работа была уже завершена, и то, что я добавил — какие-то звуки, эффекты, какой-то объем, — больше всего ассоциируется с этими двумя словами. Не знаю, насколько ясно я объяснил, но яснее у меня вряд ли получится.
— Вполне. Скажите, а что дает музыканту-электронщику сотрудничество с большой рок-группой? Гастролируя с Coldplay, вы не раз выступали перед толпами на стадионах – не сложно после этого возвращаться к более камерному формату?
— Смотря с какой стороны посмотреть. Я ездил с Coldplay в качестве диджея и играл перед началом их шоу. И это, знаете, большая разница, когда люди пришли послушать твою музыку и когда ты часть чьего-то шоу. Это тоже опыт и встряска — но все-таки это была не моя аудитория, а аудитория Coldplay, поэтому я даже сравнивать бы не стал толпы на их концертах и менее многочисленную публику на моих сольных выступлениях. Хотя есть определенный вызов в том, чтобы сделать их публику своей. Но, с другой стороны, когда выходишь диджеить, все равно меньше импровизируешь, играешь больше готовых композиций.
— А какой антураж вы предпочитаете для своей музыки – стадион или маленький клуб, сидячий зал или танцпол? Где она, по вашему опыту, звучит лучше?
— Вы знаете... никогда об этом не задумывался. Ну определенно не стадион: в таком антураже ни расслышать, ни понять ничего не получится. Большой или маленький зал, танцпол... да я не думаю, что этот вопрос настолько важен. Наверное, лучше всего моя музыка звучит в клубах. Хотя мне случалось делать шоу в оперных театрах — но понятно, что мы туда шли в основном ради экспериментов с акустикой, а не для пафоса. Когда пишешь музыку, как-то не особо думаешь, на стадионе она будет звучать или нет.
— Из чего будет состоять ваша программа на «Пикнике Афиши»?
— В основном из композиций с моей последней записи «Immunity», а также вещей с «Insides», моего альбома четырехлетней давности. Надеюсь, что получится... такое путешествие.
— К вопросу о концертах: есть ли у вас рецепт, как сделать выступление музыканта-электронщика зрелищным? Потому что это же главная претензия к любому подобному сету: музыка классная, сыграна здорово, но на сцене ничего не происходит — стоит себе человек и крутит ручки.
— Рецепты-то у меня есть, вопрос только в том, удается ли мне их применять. Да, человек с лэптопом — это не очень-то интересно в визуальном плане. Выход только один — наряду со звуком максимально близко показывать публике, что именно происходит на сцене, как музыка рождается здесь и сейчас, собственно, за этим на живые выступления и ходят. Танец, экшн на сцене, видеоарт — это тоже может пойти в дело, но главное — дать человеку присутствовать при рождении музыки.
— В последнее время ведется много разговоров о том, что именно в данный исторический момент электронная музыка, наконец, вышла за пределы клубно-танцевального гетто и стала важной частью всей мировой поп-культуры, как некогда рок. Существуют разные мнения на этот счет — что вы думаете по этому вопросу?
— Да, и это ужасно отрадно. Электронная музыка наконец делается равной в правах с поп-музыкой как таковой; сейчас для нее самое хорошее время. Другое дело, что это результат определенной рефлексии и работы: электроника перестала замыкаться внутри себя самой, мыслить себя отдельной от всего остального богатого разнообразия. В моем случае как раз так: слово музыка стоит на первом месте, а «электронная» остается только прилагательным. Когда я пишу композицию, я не задумываюсь над тем, как бы мне вдруг не вывалиться из тренда.
— Насколько я знаю, вы профессиональный пианист. Ваш академический опыт что-то дал вам для той работы, которой вы посвящаете себя сейчас?
— О нет, я совершенно не профессиональный пианист! Я учился музыке с 12 до 17 лет и бросил это дело, собственно, потому, что это занятие ничего не давало в буквальном смысле — ни уму, ни сердцу. Нет, конечно, определенной... вдохновленности, что ли, классической музыкой я отрицать не буду, но, ради всего святого... То, чем я занимаюсь сейчас, гораздо интереснее.
