Глагол «ваять» подразумевает использование твердых и прочных материалов: мрамора, бронзы или дерева. Скульптурные формы за последнее столетие претерпевали множество различных метаморфоз, однако идея устойчивости и долговечности трехмерного произведения искусства в сознании зрителей все еще главенствует. Но эфемерность давным-давно ведет борьбу с монументальностью, и даже одерживает одну маленькую победу за другой, только плоды этих побед видны не сразу и не всем.
Стилистика Сергея Шеховцова ощутимо восходит к манере крепких профессионалов-ваятелей позднесоветской поры, при этом сам он явно принадлежит как раз к воинству низвергателей традиционных скульптурных форматов. Отличий два. Во-первых, Шеховцов часто берется за сюжеты иронические, обыденные или даже виртуальные по происхождению, чем заведомо не замахивается на вечность (в былом понимании). Во-вторых,
он использует материалы, которые с той самой вечностью вроде бы никак не сопрягаются: чаще всего это пенополиуретан (в быту называемый поролоном) и пенопласт.
В результате произведенные художником объекты, сколь бы громоздкими и основательными они ни выглядели, неизбежно рождают парадоксальные ощущения. Категории твердого и мягкого подменяют друг друга неожиданным, порой весьма затейливым образом, равно как и хрупкость с прочностью.
Прием этот, конечно, не новый: он унаследован из практики поп-арта. Но Шеховцов обладает определенным «эксклюзивом», придавая поролоновым и пенопластовым поверхностям свойства грубоватой экспрессивности:
его скульптуры будто и впрямь высечены из материала, обладающего мощным сопротивлением перед натиском ваятеля.
Вспомнить хотя бы композицию «Гонщик», которая четыре года назад украшала наружную стену российского павильона на Венецианской биеннале: мотоцикл с лихим ездоком якобы проламывает кирпичную кладку и навсегда застывает в стремлении к недостижимой личной свободе. Это произведение фигурирует и на нынешней выставке в фонде «Екатерина», устроенной совместными усилиями с галереей XL. Найдутся здесь и другие опусы прежних лет, уже попадавшиеся публике на глаза: и многофигурный «Кинотеатр» с рядами поролоновых зрителей, и вздыбленная «Формула-1» с эпизодом крушения, и бродячие «Собаки», и мистический «Трон» с двуглавым орлом на спинке. Хотя есть немало и новых работ, но все же главный смысл этого показа состоит, пожалуй, не в предъявлении отдельных вещей, а в выстраивании связей между объектами.
Рассмотренные по одной, шеховцовские скульптуры редко производили впечатление формул бытия или универсальных метафор — в них всегда ощущалось присутствие чего-то большего, чем фактурно-пластический прикол. Однако выделить это нечто бывало затруднительно. Теперь автор вместе с куратором Еленой Селиной делает шаг навстречу, дабы расшифровать философию, укрытую до поры до времени в единичных объектах.
С этой целью на выставке сделан упор на жанр пространственной инсталляции, когда у 3D-произведений появляется что-то вроде четвертого измерения – драматургического.
Наиболее явственно этот эффект представлен в инсталляции Big Battle, где зритель попадает внутрь компьютерной «стрелялки». И тут его поджидает внезапное открытие:
изваяния из искусственной пены, которые еще недавно представлялись двойственными, то ли твердыми, то ли мягкими, становятся едва ли не воплощением материального мира по сравнению с виртуальным прототипом.
Застывший эпизод электронной «войнушки» до такой степени не совпадает с эстетикой и интерактивным смыслом происходящего где-то на мониторе, что выглядит почти оплотом физической реальности. Внедрение поролона с пенопластом в киберпанковское пространство наводит на мысль, что любые скульптурные эксперименты – это лишь продолжение древней традиции, которая вот-вот может быть прервана и разрушена альянсом программистов и продвинутых юзеров.
Другие инсталляции (например, «392 по Фаренгейту», представляющая собой башню из цивилизационного мусора — разумеется, не реди-мейдов, а пенополиуретановых муляжей) выражают похожие идеи, хотя и не столь отчетливо. Пожалуй, в случае с Сергеем Шеховцовым переход от отдельных экспонатов к демонстрации их «связок» обнажает довольно консервативную суть авторского метода. И нельзя сказать, что этот консерватизм чем-то плох или что он заранее проигрывает новым технологиям. В борьбе эфемерности с еще большей эфемерностью победитель пока не предопределен.