Нередко можно услышать мнение, что биеннале в Венеции раз в два года расставляет акценты и задает новые ориентиры в мировом современном искусстве. Это утверждение верно лишь наполовину — в том смысле, что здешний смотр художественных сил действительно способствует выявлению и усвоению актуальных тенденций, но тенденций, заметим, уже существующих. Трудно припомнить, чтобы биеннале послужило полигоном для чего-то радикально нового, действительно андерграундного, совсем никому не известного. Для подобных целей есть площадки рангом пониже, где всяческие арт-инновации обычно и обкатываются, прежде чем дойти или не дойти до внимания международной общественности. Этим обстоятельством многие художники (особенно не достигшие известности) порой бывают раздражены.
Еще не было случая в последние десятилетия, чтобы биеннале обходилась без индивидуальных или коллективных демаршей, направленных против сложившихся нравов и иерархии в искусстве.
Нынешняя «Мостра» (разговорное название венецианского ежедвухлетника) не исключение. То некий неопознанный автор позирует перед публикой в садах Джардини в нарочито нелепом наряде, веселя всех надписью «Now every s**t is art»,
то «художник-изобретатель» из России Сергей Катран несанкционированно запустит в воды лагуны свои «арт-мины», символизирующие охрану настоящего искусства от пошлости и коммерции.
Устроителей биеннале такие акции не беспокоят, зрители тоже давно привыкли — словом, артистичное бунтарство примыкает к официальной программе почти на законных правах.
Но с предсказуемостью основного проекта ведут борьбу не только анархисты-одиночки: ее ведут сами организаторы. Вероятно, в контракте у приглашенных кураторов (в этом году призван Массимилиано Джони, содиректор нью-йоркского Нового музея) нет пункта насчет обязательной неожиданности концепции и нетривиальности выбираемого материала. Однако на практике все пробуют придумать что-нибудь эдакое.
Джони с идеей «Энциклопедического музея», позаимствованной у итало-американского автодидакта 1950-х годов Марино Аурити, эту традицию не нарушил. Вот как сам куратор декларирует свою эстетическую установку: «Мечта об универсальном, всеобъемлющем знании проходит через всю историю — та самая мечта, которую эксцентрики вроде Аурити разделяли со многими художниками, писателями, учеными и пророками, пытавшимися, часто безуспешно, создать образ мира, который выражал бы его бесконечное разнообразие и богатство». Иначе говоря, худрук биеннале вознамерился реабилитировать разного рода утопические или визионерские маргиналии, которых хватало во всякие времена.
Затея довольно любопытная, хотя при таком подходе установление актуальных акцентов и ориентиров неминуемо идет через архивы. Пожалуй, впервые за много лет
едва ли не половину основного проекта составляют произведения, созданные давным-давно, причем их авторы очень часто заведомые непрофессионалы.
Чего стоит самодеятельный бразильский художник Артур Биспо до Розано, проведший полвека в психиатрической клинике, ожидая Второго пришествия: изготовленные им хоругви с рисунками и молитвами как раз были призваны подготовить почву для встречи Спасителя… С такого рода контингентом, разбавленным сегодняшними авторами, включая признанных мэтров (например, Брюса Наумана, Пола Маккарти, Синди Шерман), Джони и взялся за строительство своего «Энциклопедического дворца».
Зрелище получилось занимательное, местами трогательное, местами поучительное. Графоманская наивность, порой граничащая с медицинскими диагнозами, отнюдь не «белое пятно» на карте искусства — но до Джони никто, кажется, не сопрягал в гигантских объемах подобные феномены с contemporary art. Зрителю намеренно сбивают прицел:
временами просто невозможно сразу определить, работал над опусом крепкий профи или примитивист с неумными фантазиями.
Доминирует здесь всевозможное рукоделие, связанное если не с энциклопедизмом, то с архивом, коллекцией, каталогом. Даже видеоарт встречается преимущественно в формате коллажа, когда мелькание множества фрагментов предполагает в абсолюте некую цельность — увы, недостижимую в реальности. Скажем, видеоинсталляция «Movie Mural» («Кинематографическая фреска») покойного американца Стана ван дер Бика замахивается на отображение буквально всей человеческой цивилизации. Нельзя сказать, что у автора вышло нечто связное, но головокружение зрителям обеспечено. Кстати, эта работа датирована началом 1960-х: еще один пример сосредоточенности куратора на давнишних поисках «смысла жизни» и «законов универсума».
В чертогах «Энциклопедического дворца» можно обнаружить и трех художников из России: фотографа Николая Бахарева, видеоартиста Виктора Алимпиева и Евгения Козлова.
Амплуа последнего назвать затруднительно — автор концептуальной подростковой порнографии, нарисованной в конце 1960-х, живет в Берлине; на родине о нем почти ничего не известно.
При этом, надо сказать, присутствие России на биеннале в целом ощутимо. Кроме национального павильона России с проектом «Даная» еще несколько выставок с участием отечественных художников представлены в параллельной программе. В частности, экспозиция «Трудности перевода», подготовленная Московским музеем современного искусства: здесь фигурирует множество узнаваемых и на родине, и за ее пределами авторов вроде Виктора Пивоварова, Олега Кулика, Леонида Сокова, Андрея Монастырского, Сергея Шутова, Влада Мамышева-Монро. Кроме того, в Венецию приехала еще и фотовыставка «Барт Дорса. Катя», курируемая сотрудником Эрмитажа Дмитрием Озерковым.
Анонсирован и проект под названием «Россия — попробуй завали»: большую динамическую скульптуру, устроенную по принципу Ваньки-встаньки, инициативная группа планирует на днях демонстративно транспортировать по венецианским каналам.
В официальной программе биеннале такое мероприятие не значится, но у русских собственная гордость.
Кстати, с национальной гордостью на биеннале от раза к разу носятся все меньше. Это особенно заметно, если приглядываться к содержанию павильонов разных стран — того формата, с которого и начиналась история международных художественных выставок в Венеции.
Многие страны-участницы не зацикливаются теперь на «родных осинах» и охотно зовут к себе иностранцев;
так, напомним, Россия в этом году тоже впервые доверила устройство своего павильона немецкому куратору Удо Киттельману. Эксперименты с национальной идентичностью здесь в порядке вещей: к примеру, Германия с Францией взяли да и махнулись павильонами, и теперь под вывеской «Francia» показывают немецкую выставку (с участием китайца Ай Вэйвея, между прочим). И наоборот — в здании с надписью «Allemania» обосновался французский медиахудожник Анри Сала. А скандинавы, кажется, давно запутались, кто у них от чьего имени что представляет.
Дело потихоньку идет к тому, что национальные павильоны рано или поздно отомрут за ненадобностью;
об этом люди из международной художественной среды говорят часто и без стеснения.
Однако такие времена пока не настали, поэтому среди наград биеннале все еще фигурирует «Золотой лев» за лучший национальный павильон. Еще один «Золотой лев» достанется лучшему художнику биеннале, а «Серебряного льва» жюри во главе с британским арт-куратором Джессикой Морган присудит наиболее перспективному молодому автору. На этом список призов заканчивается, и в силу их малочисленности здесь редко кто придает большое значение именно наградам.
Конкурсный элемент на Венецианской биеннале выражен слабо; за победу здесь жилы не рвут и душу дьяволу не продают. Призы почетны, но не обязательны. Гораздо важнее, что скажет пресса, как отнесутся профессионалы, как отреагирует обычная публика. И, тем не менее, сообщим: раздача «Львов» произойдет 1 июня в центральном павильоне, что в садах Джардини. Интрига пока сохраняется, хотя имена двух лауреатов «Золотого льва» за вклад в искусство стали известны почти за месяц до открытия биеннале: награды получат австрийка Мария Лассниг и итальянка Мариса Мерц, художницы весьма преклонного возраста (первая 1919 года рождения, вторая — 1926-го). Возникает ощущение, что не зря Джони нырял за вдохновением в прошлый век. Что-то, вероятно, там было такое, чего не хватает сегодня.