— Первый проект, по которому вас узнала страна, это «Голос». Как вы на него попали и с каким ощущением туда шли?
— Я на него попала просто каким-то чудесным образом. Это было стечение обстоятельств — долгое время искала различные новые конкурсы, думала попробовать съездить за границу на какой-нибудь из многочисленных фестивалей. И уже нашла себе несколько вариантов, как вдруг простудилась: я тогда вернулась из Крыма, где работала вожатой на нашем республиканском конкурсе «Созвездие», и у меня началась акклиматизация. Пропал голос, поднялась температура. Я расстроилась, что к нужным конкурсам уже не успеваю выздороветь. Но тут мне позвонила подруга и рассказала, что видела рекламу нового проекта на Первом канале. Она была очень воодушевлена и прямо убеждала меня, чтобы я обязательно отправила анкету. Мол, если мне вдруг позвонят и пригласят, то я ничего на этом не потеряю. Я согласилась, мне через некоторое время перезвонили. Выздороветь пришлось очень быстро (смеется).
— Вы ожидали, что после «Голоса» можете попасть на «Евровидение»?
— Никак даже предположить не могла. Я даже не ожидала, что пройду слепое прослушивание: участники, которые выступали до меня, имели удивительные вокальные данные — мне вообще было непонятно, как вообще кого-то из них можно было отсеять.
— Александр Градский, ставший вашим наставником, на «слепом» прослушивании повернулся к вам едва ли не в последний момент. Было страшно, что никто не повернется?
— Конечно, страх был. Волновалась очень: меня снимают камеры Первого канала, а четверо наставников, чьи имена говорят сами за себя, будут меня слушать — только представьте. Я тогда говорила себе: «Ну, ничего, просто выслушаю, что они мне скажут, узнаю мнение артистов, которые уже много лет на сцене». Естественно, когда повернулся Александр Борисович, я была настолько счастлива — все же я стала частью всего этого.
— А хотели к нему?
— Наверное, больше всего я настраивалась именно на него. Хотя в тот момент я хотела просто туда попасть. С другой стороны, если бы повернулись несколько человек, включая Александра Борисовича, я бы выбрала его.
— Вашу биографию теперь любят представлять в виде «истории Золушки». Девушка из Зеленодольска, ездила на конкурсы, случайно попала на «Голос», к тому наставнику, к которому хотела, выиграла состязание, приехала на «Евровидение», прошла в финал — и теперь ей прочат место в пятерке, а иногда и победу. Как вы воспринимаете это — как чудо или как результат длительных усилий и стараний?
— (Смеется.) Это скорее чудо, но чудо, к которому я шла. Ничего ведь просто так на голову не падает. У всего есть причины, какое-то... предисловие. Когда говорят, что на меня все рухнуло сразу, люди ошибаются. Я правда к этому очень долго шла. Я много работала, билась в разные двери, и далеко не все из них открывались. Вот дверь «Голоса» — она для меня открылась.
— И через нее вы вышли на «Евровидение». Вы ведь участвовали в самых разных фестивалях, а теперь находитесь здесь, в Мальме. Что для вас «Евровидение» — просто очередной конкурс?
— О, нет. Это очень серьезный шаг — мне кажется, для любого артиста. «Евровидение» — один из главных международных песенных конкурсов, люди долго и упорно готовятся, годами завоевывают право попробовать себя на его сцене. В моем случае получилось, что меня выбрали представлять Россию здесь — по результатам «Голоса». Причем выбрали сами люди, зрители. И это очень приятно; я надеюсь, что те, кто голосовал в финале проекта, согласны с тем, что я поехала в Швецию.
— В России отношение к «Евровидению» несколько предвзятое: его часто называют конкурсом домохозяек. Что вы о нем знали до того, как приехали, и изменилось ли ощущение?
— Да, ощущение очень сильно изменилось — хотя я и раньше очень любила «Евровидение». Мы всегда собирались и смотрели его вместе с друзьями, обсуждали исполнителей и их номера, делали ставки на победителя. Предсказать получалось не всегда. Бывало, что некоторые страны... оставались недооцененными с нашей точки зрения, так скажем. Но я замечала, тем не менее, что все те, кто нам нравился, после «Евровидения» не терялись и продолжали успешно свою карьеру. А сейчас я здесь — и я в восторге от происходящего.
— Это больше, чем то, чего вы ожидали?
— Да, однозначно больше. Я тут посмотрела по телевизору документальный фильм, где рассказывали про козни на «Евровидении»: что здесь все друг против друга, интриги, страсти. Я уже познакомилась с огромным количеством участников и ни за что в жизни не поверю, что кто-то из них может кому-то что-то сделать во вред. Я впервые в жизни обрадовалась, что что-то не так, как я себе представляла. Потому что я после этих фильмов действительно испугалась, что кто-то может ходить и резать платья, делать подлости. А это не так. Я увидела, что люди поддерживают друг друга. Когда объявляют команду, проходящую в финал, нет тех, кто не аплодирует. Все помогали, все сочувствовали, болели друг за друга и желали удачи.
— Представьте, что вы не поехали в этот раз на «Евровидение», а смотрите его в Москве. За кого вы бы отправили свою СМС в первом полуфинале?
— Я бы, пожалуй, отправила за каждого по одной. Потому что я в равной степени уже всех полюбила. Не знаю, как это было бы, я уже субъективна, поскольку с ними знакома. У меня к ним уже дружеское отношение. Поэтому я бы всех поддержала.
— Кто-то говорит, что победит Россия, кто-то прочит победу Норвегия, другие ставят на Данию. Вы с участницами от этих стран тоже уже подружились?
— Да, мы знакомы. С норвежской артисткой, к сожалению, меньше: на вечеринке скандинавских стран нас окружили журналисты, и не было возможности пообщаться. А с Эммили де Форест мы уже успели пообщаться, поделиться впечатлениями, поздравить друг друга с проходом в финал. Она очень позитивная девушка.
— Давайте немного поговорим про ваш номер. Когда вы услышали эту песню, было ли такое чувство, что «это мое»?
— Да. Мы сидели с подругой, мне прислали демовариант песни, я ее включила и почувствовала, что на душу легло сразу, как будто она изнутри звучит.
— С тех пор она сильно изменилась?
— Достаточно. В том варианте был другой финал, отсутствовал оркестр, вокал по-другому был записан.
— А оформление, которое будет на сцене, появилась одновременно с последней версией песни?
— Я не хотела шоу, чего-то помпезного, фейерверков — ну их и не было. Мы сделали акцент на песне, ее смысле, словах, и я очень этому рада. Я думаю, что моя песня спецэффектов как-то не подразумевает.
— Какое в вам отношение в вашем родном Зеленодольске? Вас на улицах узнают?
— (Смеется.) У нас город небольшой — узнают, конечно. Раньше мы часто проводили мероприятия, поэтому почти все друг друга знают. Там много моих друзей, родственников. Сейчас даже незнакомые люди на улицах подходят, узнают, поддерживают. Мне даже прислали фотографии: в городе поставили гигантский экран, и все смотрели первый полуфинал. Болели, переживали, флаги с собой принесли.
— Вы ведь знаете, что вас называют «русская Адель». Сколько вам нужно времени, чтобы Адель начали называть «британская Дина Гарипова»?
— (Смеется.) Мне кажется, такого не будет. Потому что никогда не будет второй Адель, второй Уитни Хьюстон, второй Селин Дион. У каждого должно быть свое имя.
— Хорошо, а сколько времени пройдет, прежде чем вы запишите песню, например, для фильма про Бонда?
— Если этот фильм будут снимать в России, то скоро. А если фильм будет для иностранного зрителя и слушателя, то еще нужно долго работать, прежде чем получится заслужить возможность записывать саундтреки на таком уровне. Буду работать.
— Как вы думаете, вас позовут петь на открытии или закрытии Олимпиады в Сочи?
— Пока таких предложений не поступало, но это было бы здорово. Я была бы очень рада.