Цивилизация
Куда ни поставь
«Глобус» — титулованный и уважаемый российский провинциальный театр; на «Маску» он уже был номинирован неоднократно, а один раз стал лауреатом премии (со спектаклем Дмитрия Чернякова «Двойное непостоянство»). «Глобусом», бывшим Новосибирским ТЮЗом, долгое время руководила Мария Ревякина (один из лучших в стране театральных менеджеров), нынешний директор «Золотой маски» и Театра Наций. Здесь давно и постоянно ставят приглашённые режиссёры из разных городов, включая обе столицы – и в отличие от многих других нецентральных площадок этот театр хорошо знает, что такое современные сценические формы.
«Август. Графство Осейдж» поставил Марат Гацалов — режиссёр, без которого в последние годы не обходился ни один театральный фестиваль. Помимо спектаклей по современным пьесам, некоторые из которых стали культовыми (как, например, «Жизнь удалась» в Центре драматургии и режиссуры), он зарекомендовал себя как умный и эффективный руководитель – несколько лет он возглавлял Прокопьевский драматический театр имени Ленинского комсомола, сумев сделать никому не известный коллектив из маленького шахтерского городка постоянным участником всевозможных фестивалей. А проходившая до последнего времени под его управлением лаборатория «Мастерская на Беговой» в ЦДР стала стартовой площадкой для молодых постановщиков из разных театральных школ.
В Новосибирске Гацалов впервые в своей карьере обратился к зарубежной драматургии, выбрав для постановки пьесу Трейси Леттса «Август. Графство Осейдж», которую в нынешнем сезоне ставят буквально в каждом десятом российском театре. Причины её популярности очевидны: мелодрама о жестоких конфликтах в американской семье прекрасно расходится на любую среднего размера труппу, удовлетворяя амбиции всех её актёрских поколений и одаривая ведущую из пожилых артисток бенефисной ролью. А одновременно с этим
держит в напряжении зрителей, воспитанных на мыльных операх.
Впрочем, художественные достоинства текста, перепевающего мотивы произведений знаменитых американцев Фолкнера и О`Нила, весьма сомнительны – ни одного сюжетного поворота, не повторенного многократно в великом множестве пьес, в ней не найти, а характеры героев узнаваемы по театральным шаблонам и штампам гораздо в большей степени, чем по взятым из реальной жизни чертам. Но именно благодаря этим своим качествам «Август. Графство Осейдж» всегда имеет большой зрительский успех, ставят ли эту пьесу как сентиментально-психологическую драму или как комедию положений.
Год назад в «Золотой маске» уже участвовал один спектакль по пьесе Леттса: питерский режиссёр Анджей Бубень поставил её в Омской драме. Режиссер проделал с ней уникальную операцию — текст, написанный в XXI веке, он очистил от всех примет времени, создавалось полное ощущение, будто действие происходит минимум лет сто назад; в такой же стилистике играли и актёры, только выглядело всё это совсем не утончённым эстетизмом, а просто чудовищным анахронизмом. Гацалов, конечно же, пошёл совершенно другим путём.
Вместе с художником Алексеем Лобановым он поместил актёров в большой современный американский дом, где многочисленные стеллажи и телевизоры соседствуют с антикварной мебелью и стопками давно ненужных книг. Предметы интерьера, среди которых даже ванна, разбросаны по сцене беспорядочно и повсеместно. Артистам приходится бродить между настольных ламп и торшеров самых разных форм и бесчисленных вентиляторов (живущая в жаркой Оклахоме мать семейства Вайолет не признаёт кондиционеры).
На самом деле в этом пространстве самом по себе не было бы ничего особенного – вот только актёры в нём оказываются вместе со зрителями и наравне с ними.
Зрители сидят всюду. И по периметру сцены, чуть не упираясь коленками в предметы декорации. И на выстроенных амфитеатром рядах, проход между сторонами которых делается заставленным мебелью коридором дома. Вот актёры пробегают по нему, и, кажется, уходят – но в следующую минуту снова слышишь их голоса, и поначалу не можешь понять, откуда. А потом оглядываешься и вдруг осознаёшь: они за твоей спиной, за последним рядом, где обнаруживается кровать и очередной телевизор. Спальни детей Вайолет, съехавшихся со всей Америки при известии о пропаже отца, повсюду;
герои обступают сидящих в зале, заставляя их почувствовать себя непрошеными гостями в чужом доме.
Заповеданная Станиславским «четвёртая стена» разрушается до основания, эффект присутствия создаётся стопроцентный, и спрятаться уже некуда. Постоянно меняется освещение: то зал погружается в полную темноту, разрежаемую лишь мерцанием экранов, то в финале даётся полный свет — такой, что можно во всех подробностях разглядеть лица зрителей, сидящих на сцене.
Вообще, Гацалов экспериментирует с пространством, и в этом отношении «Август. Графство Осейдж» один из самых интересных и удачных его опытов. Беда только в том, что по-настоящему заиграть этому решению так и не удаётся – потому что актёры существуют не только в другой плоскости, но и в другой эпохе, чем художник и режиссёр.
На «Августе» Гацалова чувствуешь себя не внутри американского дома и не на абсолютно камерном спектакле, где без остатка стёрты границы между актёрами и зрителями – а так, как если бы ты вдруг оказался на сцене большого зала во время классической постановки.
Все артисты говорят хорошо поставленными театральными голосами, демонстративно страдают, рыдают, рвут и мечут, а в нужные моменты комикуют. Вдруг ловишь себя на мысли, что, кардинально отличаясь по форме от привезённого на «Маску» год назад омского спектакля Бубня, постановка Гацалова по смыслам, содержанию и способу актёрской игры уходит от него недалеко.
В среде, где созданы все условия для предельной достоверности и искренности, где ждёшь спектакля тонкого и тихого, живущего на полутонах, вдруг поселяется обыкновенная театральщина, радостно воплощающая свои многочисленные каноны. Герои, которые вообще-то наши современники, разговаривают и двигаются так, как в жизни никто и никогда не стал бы делать.
Почему так получается — несмотря на присутствие прекрасных новосибирских артистов и очевидно талантливого режиссера? Скорее всего, вся беда в пьесе, состоящей из сплошных общих мест и при своей псевдоглубине не выходящей за пределы хорошо сколоченной драмы для буржуазного театра.
В итоге «Август. Графство Осейдж» остаётся хорошо придуманной формой, так и не нашедшей адекватного себе содержания.
Спектаклем, неординарным по своему внешнему облику, но во всём остальном похожим на тысячи других.
Дураки и полотна
Конфликт формы с содержанием присутствует и в другом региональном спектакле, показанном на «Маске» — «Дураках на периферии» Михаила Бычкова из воронежского Камерного театра.
Бычков поставил пьесу Андрея Платонова – писателя, чьи драмы в отличие от прозы у нас до сих пор почти неизвестны и появляются на сцене крайне редко.
Драма Платонова – гремучая смесь абсурда и реализма, утопии с антиутопией. Её герои живут в уездном городе Переучётске, становятся жертвами решительных действий комиссии охматмлада (по охране матерей и младенцев) и в финале подчиняются приказам загадочного Старшего рационализатора. В этой пьесе реальность туго переплетается с гротеском, подлинные детали советской жизни сталкиваются с почти фантастическими. Текст с оборотами вроде «У коз ягнят не бывает. Они не коровы» невозможно играть всерьёз.
Он требует формы острой и максимально условной – Бычков начал её искать, но остановился на полпути.
Пьеса Платонова разыгрывается на фоне стены из меняющих окрас цветных панелей, вдохновлённых картинами Марка Ротко. Сама идея совмещения этого текста с творчеством американского художника-авангардиста, жившего с Платоновым в одну эпоху, интересна и неожиданна. Но, увы, цвета полотен Ротко здесь становятся не более чем фоном и воспринимаются простым живописным задником, перед которым разыгрываются комические зарисовки и этюды — вполне традиционные по своему духу.
Актёры разодеты в красивые и причудливые разноцветные костюмы, они говорят деланными, звонкими, почти мультяшными голосами и всем своим видом напоминают кукол.
Они играют в предельно утрированной, характерной манере, каждую реплику произнося, как репризу, и намеренно используя все комические штампы.
Но в этих условиях от текста Платонова, полного сложных аллюзий и более или менее явных философских смыслов, остаётся только первый план — голый сюжет. Текст огрубляется, упрощается и как бы стерилизуется: Бычков поставил идеально правильный спектакль, в котором всё подчинено единому стилю и замыслу, но нет ничего, что выбивалось бы из общей канвы, ни одного неожиданного приёма и поворота. Кажется, всё, что в нём происходит, – это просто озвучивание текста. И слова одного из персонажей: «Кругом закон, а мы посредине мучаемся» — вызывают в зале аплодисменты и дружный смех, но, вырванные из какого бы то ни было контекста, они превращаются из хлёсткого и вечно актуального социального высказывания в простую хохму.
В финале спектакля Бычкова жители деревни долго перебрасывают друг другу свёрток с младенцем, так и не решив между собой, кто должен его воспитывать. В итоге ребенок ожидаемо оказывается мёртвым, а герои все вместе стоят на сцене и растерянно смотрят в зал — но даже этот момент выглядит всего лишь голой схемой, так и не обросшей серьёзным содержанием.
Увы, таких спектаклей, как воронежские «Дураки на периферии», в Москве очень много – и кажется, что, выйди эта постановка не в областном центре, а в одной из столиц, она прошла бы для «Маски» незамеченной. Между региональными и московско-питерскими спектаклями в афише фестиваля по-прежнему остается дистанция огромного размера. Кажется, что спектакль Бычкова и «Лир» Константина Богомолова (или, скажем, «Горки-10» Дмитрия Крымова) не просто говорят на разных языках, но
принадлежат разным временам и разным эпохам режиссёрского мышления.
Однако дело тут не только в реальном разрыве между столицами и провинцией, но, возможно, и в чрезмерной щепетильности экспертного совета «Золотой маски». Из года в год, независимо от состава, этот орган часто делает выбор в пользу спектаклей, достойных по своему уровню, но не сообщающих при этом ничего нового. А вовсе не тех, что, быть может, не так безупречно сделаны, но уж точно выделяются на общем фоне гораздо сильнее. В этом отношении «Август» куда интереснее спектакля Бычкова, поскольку хотя бы задаёт пространство для поиска – и всё же состязаться со своими конкурентами на равных не могут ни Гацалов, ни Бычков.
